====== Пролог. ,,Письмо”. ======
Габриэль не всегда был закрытым от всех человеком, который не пускал в своё сердце ни единой души, кроме некоторых людей, да и их можно легко по пальцам пересчитать. Ещё с молодости он начал видеть в каждом живом организме лишь полезные вещи, которые ему скоро будут не нужны. Замкнутый от всех человек, подпускающий в свой круг общения только единицы тех, кому он доверял, слепил из себя белую ворону. Изгой, который сам гнал всех со своего порога и стал тем, кем он и является. Всему виной недоверие, ведь прожитая жизнь подарила горький опыт, который освещал ему представление об этих существах: одни лицемеры и лжецы, коварные предатели и гады, недостойные этого света — так он всегда твердил. Поэтому все кто знал о нём избавлялись от желания подойти и поздороваться, а те кто знал его лучше других отвернулись от этого упёртого барана. Лишь Натали была ближе всех возможных. А вот Адриан просто смирился с тем, что всю свою жизнь он будет под контролем этого человека.
Да, можно было увидеть, как он брезгливо общается с нежелательными фанатами, как он публично отстраняет себя от всех и всегда остаётся в одиночестве. Но это не делало его самой плохой и несчастной рыбой из всех. Ему многие желали смерти и многие проклинали. Отнюдь, но не этот факт повлиял на его печальный конец.
Естественная смерть Агреста жадно взяла своё. Единственное, что могли сказать его лечащие врачи: «Последняя стадия рака неизлечима». Хотя не раз поступало предложение начать процедуры, пока это возможно. Их клиент платил лишь за неразглашение.
Тайна личности Бражника не раскрылась всему миру, так как Натали исполнила его последнюю просьбу: забрала талисман и на время,
окунулась в свои бумажные дела. Бумаги о опекунстве молодой модели уже давно были готовы, расчётливый Бражник часто смотрел ходы наперёд в будущее и знал, что наступит такой день.
Новости, передающие трагедию, не вводили в траур других, скорее заинтересовали тем, что Габриэль игнорировал болезнь с двадцати пяти лет, когда большая часть населения Парижа обнаружила у себя зачатки этой болезни в тысяча девятьсот девяносто девятом. Неизвестная причина о массовых инфекциях рака так и не была раскрыта. Сердца, обиженных на Агреста людей, смягчились, понимая, что он всё же, несмотря ни на что, был человеком. К мёртвым либо хорошо, либо никак. Найти в нём что-то доброе и хорошее было трудно, но это считалось возможным.
Он был строгим и дисциплинированным человеком, прямолинейным и заботился о своём сыне, хоть и не уделял достаточно тепла. Ему не находилось равных в его деле и у него был железобетонный стержень внутри. Так говорили о нём при похоронах и только так можно было сказать про покойника.
Ночь была кошмарной, сон убежал из комнаты наследника, Агреста, бессонница подарила ему сеть жутких мыслей, вины, горя и раскаяния в ошибках, которые к нему никак не относились. Как вообще возможно уснуть, чувствуя холодный взгляд со стороны двери, где отец обычно стоял, войдя к нему. Пройдя по дому, невозможно не заметить, что навстречу не идёт гордый и расчётливый хозяин, его больше не встретишь здесь, только чувствовалось присутствие.
Лишь он мог обвинять и упрекать отца у себя в голове.
” Почему он не лечил эту дрянь, когда была возможность, когда ещё не было поздно? Он каждый месяц ходил на медицинское обследование ради чего? Чтобы знать, сколько ему осталось жить?”
Он оставил его одного, наедине с этим проклятым особняком, который для него являлся олицетворением тюрьмы. Ведь Габриэль уже начал меняться и только под конец начал больше уделять внимание своему наследнику, обнимать, общаться с ним. Ради чего это все? Чтобы стало ещё больнее терять?
Свежий, от ночного дождя, газон зелёной поляны как сетка связывал все надгробия.
Его завещание настаивало на том, чтобы его упокоили возле пяти памятников неизвестных людей, по крайней мере так думали другие. Все пять камней носили на себе одинаковые конечные даты. Тысяча девятьсот девяносто девятый.
Половина Парижа сошлась на этом старом кладбище. Многие недоумевали, почему такой богатый человек не выбрал себе место по приличнее, но его желание, никто не имел права критиковать. Всех ответов даже Адриан не знал.
“Почему эта зараза решила убить отца именно в этом году, почему не через пятнадцать лет или восемь” – крутил в голове Агрест.
Вечные вопросы, которым не было ответа. Ведь только недавно он сидел у себя, за разработкой какого-то платья, а белобрысый мальчик был в своей комнате, общаясь с друзьями по скайпу. Ему казалось это обычным днём. Отец в последние дни дарил ему теплую улыбку, только в эти мгновения он казался ему по настоящему живым, а не холоднокровной машиной. Он не рассказывал про себя ни одного слова и не делился советами, как отец с сыном, ведь именно так должно было быть и никак иначе. Даже перед смертью столько тайн и загадок, а после они ушли вместе с ним. Почему же он всегда такой упёртый и после смерти он остаётся таким же вредным и скрытым.
«Что же такого произошло в твоём времени, что ты так себя ведёшь и не доверяешь никому?»
«…И почему каждый раз, когда я спрашивал про маму, ты молчал?»
Он не был тем, с кем можно было азартно обсуждать футбол или моду, с кем можно без сомнений поделиться тайнами, он просто существовал для других, он просто был Агрестом.
Если бы осталось больше времени, увеличилась бы вероятность стать ближе? Если смерть отошла бы ещё на года два. Или же он просто напоследок решил порадовать его.
«Я бы понял, если бы ты делал это ради кого-то или ради какой-то мечты, но ты засиживался до утра и не выделял мне время. Глупый, нудный дурак. Папа, » — впервые он так оскорбил своего отца, прогоняя свои мысли по второму кругу. Но потом он поднял глаза на его бледное, умиротворённое лицо и тут же взял свои оскорбления обратно.
Появление Одри Буржуа никак не удивило присутствующих, ведь раньше они с Габриэлем дружили и весьма крепко, все знали об этом.
Она прибыла в сопровождении телохранителя и стояла с поникшим лицом. Это никак не вписывалось в её обычное поведение, когда она только и делала, что вредничала из-за любого пустяка и вела себя высокомерно по отношению к каждому, кто её окружал. Она, не сказав ни слова, смешалась с толпой гостей, от которых ничем не отличалась. Не было красочной одежды, в которой девушка была на похоронах своих подруг. Но почему сейчас была в чёрном? Агрест по видимому отделялся от прежде упомянутой категории “друзей”.
Хотя чёрное одеяние тоже являлось частью её модного гардероба, драгоценные кольца и ожерелье она не сняла, большая шляпа поменялась на серый платок, завязанный на голове. Её непривычный, размеренный шаг внушал фантазии, что она скромная бизнес-леди.
На людей Одри не обращала внимания, а если и разговаривала с родственниками, то тихим, спокойным голосом, будто боялась повысить тон, принося свои соболезнования. Обычно в таких ситуациях, королева стиля не меняла себя, ради такого, но сегодня удивила всех. И даже так она выглядела обворожительней любой гостьи прекрасного пола в этом месте. По приказу хозяйки, крепкий, здоровый мужчина, отвечающий за её жизнь, снял темные очки с лица, хотя это было похоже больше на просьбу. Тихий шепот с её стороны был призывом, чтобы он тоже имел уважение у умершим. На протяжении двух часов, она была терпелива и внимательно слушала всех, кто говорил прощальные слова и рассказывал каким человеком был Габриэль Агрест.
Когда очередь дошла до Буржуа, все люди возле неё начали уступать место для прохода, её сопровождающему даже не пришлось их расталкивать. Даже со стариком, который по-видимому был глухой и не услышал, она сама справилась, легонько положив руку на его плечо. Пожилой житель обернулся и тут же понял, что нужно уступить дорогу и затем отошёл.
Собравшись с духом и глубоко вздохнув она начала свою речь изрядно сдавливая кафедру с листком её письма.
— Никто из вас не знал его, как я. Мы познакомилась, когда ему было ещё девятнадцать. Будучи обычными студентами, искали своё место в жизни, конечно же увлекались модой. Я его называла Габи, ведь тогда не было таких формальностей. Он был очень целеустремлённым и упорным. Как бы вам не хотелось в это верить, но он был дружелюбным, жизнерадостным и его всегда окружали друзья, — женщина опустила глаза вниз и слегка замялась, через микрофон было слышно, как она вздохнула, затем подняла глаза на слушающую аудиторию. — В его жизни произошло много плохого и печального, он испытал достаточно, чтобы измениться и стать таким, каким вы его видели. Но…- слезы наворачивались на глаза, но она их тут же убрала, чтобы не размазать тушь. — Я просто хочу сказать, что несмотря ни на что, он прожил свою жизнь достойным и великим человеком, — выход из-за деревянной возвышенности произошёл быстро, чтобы никто не увидел слёз.
