Алёна Балашова
Проклятье Красного цветка
«Говорят, что не стоит испытывать судьбу, ведь реальность не похожа на сказку – в ней конец редко бывает добрым и весёлым. Но, как известно, находятся те, кто не против поиграть со своей судьбой. В конце концов, они терпят поражение – последнее в своей жизни».
***
Я не заметил, как уснул, но вовремя спохватился – моя станция была следующей.
Убрав книгу, во время чтения которой меня одолел сон, обратно в рюкзак, я начал готовиться к выходу. За окном уже стемнело, мимо пролетали таинственные тёмно-зелёные леса, небо частично скрывалось за облаками, но сквозь них было видно, как ещё тусклая, но величественная луна поднималась, чтобы осветить своё мрачное сонное царство.
Глядя на успокаивающую природу, слыша убаюкивающий стук колёс, я погрузился в очередной сон.
Тот быстрый, но переполненный событиями сон я запомнил на всю жизнь. Каждый раз, вспоминая его, я не могу найти подходящих слов, чтобы описать те чувства, которые он у меня вызвал.
Глава 1.
Во сне я был ещё ребёнком. Мы с родителями гуляли за руки по осеннему лесу. Пели последние птицы, при каждом порыве ветра сверху падали разноцветные листья. Смеркалось, а мы шли в лес всё глубже и глубже. Тропинка осталась позади нас, мы шли через высокую траву и крапиву, больно обжигающую мои ноги. Миновав длинный, не понятно откуда взявшийся мост, мы, наконец, остановились. Я посмотрел вокруг: высокие деревья, полностью закрывающие небо, обступили поляну, на которой было совершенно пусто – ни кустика, ни травинки. Стояла оглушительная тишина: я слышал, как бьётся моё сердце, и как оно замирает при мысли, что же будет дальше. Мы прошли вперёд, и, внезапно, меня ослепил яркий свет красноватого оттенка. Прищурившись, я разглядел очертания источника света: им оказался огромной величины цветок. Его лепестки были кроваво-алого цвета, сердцевина была плотно скрыта за ними, а стебель с крупными листьями был толст, как ствол дерева. Высотой цветок был не меньше двухэтажного дома.
– Ты должен запомнить этот цветок, Кобута. – послышался голос сверху. Я узнал его – это был голос моей мамы. Только звучал он совсем по-другому: будучи всегда спокойным и нежным, он стал зловещим и резким, будто она увидела человека, которого всем сердцем ненавидела.
– Только вы сможете остановить древнее проклятье, захватившее целый город, сын. – так же мрачно, как и мама, сказал отец.
Я стоял и не понимал, что происходит и что я должен сделать. На миг мной завладела паника. Я пытался вырваться из ледяных рук родителей, однако тут же понял, что мои усилия напрасны: они с нечеловеческой силой сжимали мои руки. Мне стало невыносимо больно, и я перестал брыкаться.
Пронзительный лязг колёс, извещавший пассажиров об остановке, прекратил мои мучения, и я проснулся.
Глава 2.
Моя остановка. Нужно было выходить, а я всё никак не мог оправиться после столь неприятного сна. Он заставил меня много о чём задуматься.
«Я видел своих родителей, но ведь… – подумал я, и моё сердце сжалось от тоски. – Но ведь они умерли три года назад».
Каким бы ни был мой сон – плохим или хорошим, – в первую очередь, не о его смысле, а о тех слишком дорогих мне людях, при воспоминании о которых мне хотелось рыдать. Их уход был для меня потрясением. Моя горечь состояла и в том, что я даже не знаю, как они умерли, какова была причина их ухода. Всё, что осталось от них – это домик в городе Омайсэки, куда я и направлялся.
Выйдя на станцию, я почувствовал, что вернулся на несколько лет назад. Столько раз мы с мамой приходили сюда и ждали поезда, чтобы съездить за пределы города в поисках лучших кадров для её работы.
Мама была профессиональным фотографом, собиравшим фотографии о традициях разных городов со всей страны и отправлявшим их в редакцию, где фото обрамлялось написанной красивым шрифтом статьёй. Мама всегда говорила: «Знаешь, Кобута, смысл жизни состоит в том, чтобы найти своё призвание, то, что у тебя лучше всего получается, чем ты сможешь помогать другим людям, что ты действительно любишь делать». Она была полностью уверена в своих словах, ведь её работа была ей очень дорога. Она никогда не жаловалась на неё, а даже наоборот, – часто показывала нам с отцом снимки и увлекательно описывала, где и когда он был сделан. То это был фестиваль кукол в Мийсори, то, известные на весь Сайтэнзи, обряды, во время которых люди должны были причёсывать котов, чтобы задобрить богов. Иногда мама показывала нам неудачные, но смешные кадры, которые не вошли в статью.
Отец бесконечно любил мою маму и всегда переживал, если она увлекалась и надолго уезжала в другой город. Сам он редко куда-либо выезжал, только если мы всей семьёй уезжали отдыхать. Папа был учёным, проводил всё своё рабочее время в лаборатории. Когда я был маленьким, всегда думал, что, однажды, папа придёт и объявит нам о том, как, наконец-то, им удалось создать сыворотку вечной жизни. Отец приходил с работы поздно и без сил, однако, несмотря на усталость, был весёлым и играл со мной в игру «Кто последний уснёт, тот зелёная гусеница из пробирки». Я всегда проигрывал. Но от этого становилось только веселее, ведь утром я припоминал об игре отцу: одевшись в зелёную футболку и извиваясь на полу, я изображал того, кем стал после проигрыша.
Я очнулся от воспоминаний только тогда, когда водитель такси потребовал оплату за проезд. Оказывается, я успел пройти от станции до дороги, вызвать такси, сесть в него и доехать до нужного адреса. Выходит, что всё это я делал не думая, на автомате…
– Ты на философа обучаешься, не пойму никак? – прервал мои размышления водитель такси.
– Нет. А почему вы спрашиваете? – пытаясь поддержать беседу, спросил я.
– Всю дорогу сидишь, смотришь в одну точку, размышляешь о чём-то. Я уж подумал, что у тебя в голове сейчас вот-вот родится ответ на какой-нибудь мучающий человечество вопрос.
– Да… нет… вообще-то я и сам преподаватель. Вот, еду обустраиваться на новом месте.
– Приятно осознавать, что такой думающий человек будет обучать нашу несносную молодёжь, – осуждающе сказал мужчина.
– Пожалуй… – Я не нашёлся, что ещё ответить, поэтому достал из рюкзака деньги, заплатил и вышел из машины.
Стояла спокойная звёздная ночь. Шум города скрылся за густыми деревьями, которые окружали и делали неприступным для городской суеты наш частный сектор. Всё живое спало, и только кузнечики не прекращали стрекотать свои мелодии.
Глава 3.
Я стоял у своего родного дома – у дома, который три года назад потерял своих жильцов. Открыв калитку, я увидел ухоженный дворик, небольшую скамейку у крыльца, а чуть поодаль стоял пыльный раскладной столик. Грядки были усеяны сорняками: полынью одуванчиками и прочей вредной для урожая травой. Грустно было смотреть и на клумбу, на которой мама когда-то выращивала красивые гладиолусы, лилии, розы. Все они отличались необычной расцветкой и величиной бутона. Сейчас же на месте них во всей красе росла зелёная с остренькими листьями крапива.
Однако внешний вид у дома остался неизменным, только ярко-голубая краска со стен немного облупилась и побледнела. Окошки, обрамленные узорчатой деревянной резьбой, запылились и потемнели. Увидев их, я принял решение устроить дома генеральную уборку сразу же, как только разберу свои вещи.
Я подошёл к двери: она смотрела на меня своим унылым взглядом, мечтая о том, чтобы её, спустя три года, наконец, открыли. Я достал ключ, открыл дверь и прошёл на порог родного дома.
Мной вновь завладела ностальгия. Я ощутил, что нахожусь в знакомых стенах, вижу знакомые коридоры и двери комнат. Сняв верхнюю одежду, я прошёл через весь дом, по очереди заглядывая в каждую комнату.