– Престол, – ответила она после кратчайшей паузы. – Мой ход – мальчики.
Сдвинув брови, Брюс уставился в одну точку, а охота кружилась вокруг них, как листва, не касаясь этой пары, будто они находились в центре вихря, не трогавшего даже волоска на их головах. Но Хэл наблюдал за Бьюкеном, наблюдавшим за ними, и увидел ненависть, так что, когда Брюс сдался, а Изабелла восторженно захлопала в ладоши, Хэл заметил, как государь Комин едва не взвился из седла от гнева.
– Ха! – триумфально провозгласила она. – Снова мой верх!
А затем, когда в лицо Брюсу бросилась кровь, добавила:
– Мальчишеский румянец.
– Коли вы покончили со своими потехами, – проворчал Сивый Тэм, ликом смахивающий на старую корягу, – дык мы можем начать охоту. – Мой государь, – добавил он, увидев насупленные брови Брюса и ухитрившись уязвить этим титулом больнее, нежели бранным словцом. А раз Сивый Тэм был старшим охотником Дугласа, даже более ценным, чем сокольничий Гуттерблюйд, Брюсу оставалось лишь улыбнуться и выказать тому внимание вежливым кивком.
– Теперича начнем, – провозгласил Сивый Тэм, хлопнув ладонью; кавалькада тяжеловесно тронулась, расшвыривая комья грязи по траве вдоль тропы, ведущей к лесу у Дугласовых вод. Псаренок проводил взглядом Пряженика, чуть не волоком увлекаемого дирхаундами вслед за телегой гончих.
– Мир, о моя сладкозвучная лютня, – испустил Джейми чуть дрожащую трель, тронув струну-другую, но эффект был испорчен необходимостью прерваться, чтобы править конем.
– Чертовски странная сие battue[20], – проворчал Сим Вран у локтя Хэла, и тот не возразил ни словом. Бьюкен и Брюс вооружены и облачены в кольчуги, хоть и не взяли шлемов, – и в липовой претензии на дружбу, и потому что и без того успели взопреть в доспехах в волглом майском тепле. Бьюкен даже оседлал своего дорогущего боевого коня, отметил Сим, словно чуял беду, а тень Мализа Белльжамба тряслась у него за спиной на обычной лошаденке, завьюченной толстыми седельными сумками.
– Али зреет беда, – ответил Хэл, и Сим, погладив подбородок, заросший седеющей щетиной, коснулся рукоятки большого лука, подвешенного у бока его кудлатого конька, следя за бегающими глазами Белльжамба. Киркпатрика, заметил он, нигде не видать, и все это грязное дело заставило его гневно дернуть поводья Гриффа – шотландского пони с бочкообразной грудью и дурным нравом, малорослого, косматого и сильного.
Все его люди ехали на таких же лошадях – мелких, идеально подходящих для трудных троп и долгих поездок в темноте и слякоти всего с горсткой овса и дождевой водой в конце пути. Они могут бежать часами и спать посреди вьюги, но не устоят перед массой всадников на конях вроде Брадакуса Бьюкена; однако будь Хэл проклят, если позволит себе оказаться в бою на каком-то выхолощенном иноходце.
Сим и всадники счетом перстов на двух руках, облаченные во все доспехи, какие только могли надеть, следовали за ним и толком не знали, идут ли на охоту или на луп[21], поскольку вооружились длинными ножами и бердышами.
Поглядев на них, Брюс криво усмехнулся. Охотничьим оружием джеддарт не назовешь – восьмифутовый шест, окованный на треть железом, снабженный наконечником пики, узкой полоской лезвия с одной стороны и крюком вроде загогулины пастушьего посоха с другой. Искусно владеющие им воины могут метнуть его, не покидая седла, а могут спешиться и образовать небольшие ощетинившиеся остриями группы, способные стащить всадника с лошади или искромсать его дорогого коня в крошево. Хоть Брюс и считал, что они похожи на конных разбойников, зато видел их силу и сноровку.
– Будь ты апрельскою ле-э-эди, был бы я майским владыкой, – чирикал Джейми, пока они хмуро следовали по дороге вдоль реки, а солнце сияло, словно в насмешку над их нелепостью.
Свернули с дороги. Телеги раскачивались, и собаки в клетках нетерпеливо скулили. Псаренок увидел лес, темный и духовитый, усыпанный жемчугами рассветного дождика. Деревья, настолько темно-зеленые, что казались черными, раскорячились по холмам, бурлящим потаенной жизнью под сенью папоротников и кустарников. Самое место для гоблинов, троллей и гномов, подумал про себя Сим Вран, поежившись при мысли об этих фейри. Ему нравились плоские, пологие холмы Мерса22] и Марча, унылые, как сердце старой блудницы; леса заставляли его сутулиться и втягивать голову в плечи.
Деревья смыкали ряды, и дорога скрылась за ними, и солнце едва пробивалось сквозь листву, бросая на деревья пестрядь лучей; налетели мухи, жужжа и жалясь, отчего лошади забеспокоились и задергались.
– А чего они жрут, когда нас тут нет? – заныл Куцехвостый, хлопнув себя по шее, но никому не хотелось даже раскрывать рта для ответа, а то, чего доброго, овод влетит.
Государыня улыбнулась Хэлу, и он припомнил, как она обернулась к нему в замковом дворе, когда Бьюкен и Брюс удалились рука об руку, будто воссоединившиеся братья. Это ему особенно запомнилось из-за изумления, написанного на ее курносом, толстощеком поросячьем личике, смягченном озабоченностью.
– Я знаю, чего стоил этот день, – пробормотала она на благородном, утонченном французском, и этот язык, и эти чувства потрясли его еще более. А потом добавила на грубом гортанном шотландском: – Но ни я, ни сей отрок не будем забыты. Вы будете sae cantie as a sou among glaur всякий раз, как приедете в Дуглас опосля сего.
Sae cantie as a sou in glaur – счастливы, как свинья в грязи, – отнюдь не лучшее предложение из поступавших Хэлу; ибо, несмотря на свой изысканный французский и де-лувеновскую родословную, когда государыне Дугласской вздумается, у нее язычок почище, чем у гулящей прачки. Но Хэл все равно поблагодарил ее, не сводя глаз с Бьюкена, не сводившего глаз с Брюса и отрывавшегося, лишь чтобы бросить взгляд на Изабеллу Макдафф.
Государыня Дугласская обернулась, чтобы заговорить с Сивым Тэмом, отмахиваясь от кружащих у лица мух. Старый охотник похож на какую-то корягу, подумал Бьюкен, зато дело знает. Сивый Тэм подал сигнал, и вся кавалькада остановилась; борзые затолклись в своих клетках, тявкая и скуля.
Стоило охотнику кивнуть Малку, и выжлятники убрались с дороги под деревья вместе с телегами, налегая на них, чтобы протолкнуть сквозь кусты и бездорожье; остальные последовали за ним, и через пару шагов всем показалось, будто лес пришел в движение, подступая ближе и грозно нависая над ними, гася всякий шум, пока даже Джейми не оборвал свои любовные причитания.
Сивый Тэм привстал в стременах – массивный, краснолицый, с непокорной гривой волос цвета грязного снега, заслуживших ему это прозвище, с бородкой, как у старого козла, и одним глазом; второй, как слыхал Хэл в разное время, тот потерял в бою с людьми из Галлоуэя, в схватке с медведем и в кабацкой драке. Какое объяснение ни возьми, подумал он, любое возможно.
В седле главный охотник сидел, как полупустой мешок зерна. В последнее время спина у него болела, а суставы ломило так, что даже солнце не могло ничем помочь. Любой, считающий, что знает старого охотника, был бы изумлен, проведав, что он не любит этот лес, и чем больше о нем узнает, тем меньше тот ему по душе. И меньше всего лес ему нравится в эту пору года, а уж в сей момент он просто-таки ненавидит его, потому что красный зверь в самом расцвете сил, и охота будет долгой, жаркой и изнурительной.
Охотник считал, что хуже всего этот фарса и придумать нельзя, ибо battue обычно почти ничего не дает, распугивает всю дичь на мили округ на многие месяцы и калечит добрых коней и собак. Он потуже запахнул драный меховой воротник своего замызганного плаща – второй был завьючен на спину лошади, ибо опыт подсказывал ему, что на охоте нипочем не знаешь, где устроишь себе постель, – и помолился Пречистой Деве, чтобы не пришлось оставаться здесь во мраке ночи. Издали до его слуха донеслись улюлюканье и тарарам, поднятый выгонщиками.
