– Увы, здесь не всё так просто… Впрочем, не будем о сиюминутном, как вы говорите! – Дядя Антуан, по-видимому, тоже не хотел муссировать щекотливые вопросы. – Простите за нескромность: вы, кажется, женаты? Приехали с супругой?

– Нет, жена боится приезжать из-за «жёлтых жилетов». А вы сами что думаете по этому поводу – я имею в виду манифестации? – поинтересовался Левин.

– О, мы, парижане, всегда найдём предлог для недовольства, – улыбнулся дядя Антуан, но тут же принял серьёзный вид. – Этих людей можно понять: в регионах падает уровень жизни, не хватает врачей, безработица… Плюс ещё пенсионная реформа, а ведь французы долго боролись за то, чтобы учителя и другие льготники уходили на пенсию раньше остальных… Но, с другой стороны, у нас нет денег на поддержание такой затратной социальной системы.

– Да-да… Так вы думаете, Анри ещё выйдет на связь? – с надеждой спросил Борис и поспешил добавить: – Я здесь до конца года. Если он вдруг объявится, дайте мне знать, пожалуйста! Вот моя визитка.

– Не волнуйтесь, когда что-то прояснится, обязательно сообщу! – бодро заверил дядюшка Антуан. – Если, конечно, наш дорогой Анри не затеряется где-то в джунглях Амазонки! Кстати, у Батиста де Курзеля есть замечательный роман – «Трансцендентная Амазония»? Не читали?

Услышав имя знаменитого философа-романиста, Борис чуть не пролил кофе на брюки: все как будто сговорились напоминать ему о Насте Белкиной!

Париж – остров Ре (департамент Приморская Шаранта), 2004

«Кафе де Флор»51 считалось невероятно претенциозным местом, поэтому Боря, стыдясь своего скромного студенческого рюкзака и заношенной куртки, робко оглядывался по сторонам и не знал, как привлечь внимание кого-нибудь из персонала: надо было всего лишь сказать, что его ожидают.

Наконец добрая душа провела его на второй этаж, где за круглым столиком у окна сидела типичная француженка средних лет – худая, непричёсанная и одетая во всё серое. Её вытянутое лицо в аккуратных очках выглядело дружелюбным, почти милым, а небрежно повязанный шарф придавал её образу немного богемный вид.

– Мадам Стюарт? – робко поздоровался Боря.

– Месье Левин, здравствуйте! Вы будете кофе или чай? Может быть, минеральной воды? У меня не так много времени, поэтому сразу перейдём к делу.

– Конечно. Правда, я…

– Да, всё это очень странно даже для меня самой, – перебила она. – Но когда мне позвонил Жан – месье де Кортуан, я имею в виду, – и рассказал о вашей ситуации, всё сложилось на редкость удачно. Значит, вы не можете продолжать учёбу в Школе журналистики Ля Гранд-Эколь из-за того, что у вас нет стипендии?

– Именно так, – подтвердил Боря. – Месье де Кортуан предложил мне учиться в Школе журналистики. Это было очень неожиданно, но я согласился. А потом выяснилось, что в Ля Гранд-Эколь дают не стипендию, а лишь субсидию на оплату учёбы.

– Да, я это поняла. Ужасная ситуация… Жан сожалеет, что так получилось, но ничего не может сделать, поскольку Управляющий совет не выделяет дополнительных средств. Вам нравится в Школе журналистики?

Честно говоря, Боря жалел, что согласился на эту авантюру. Он прекрасно писал на французском, но бегать с телекамерой и микрофоном по Парижу – нет, это не для него!

– Кажется, до этого вы подавали документы на участие в исследовательской программе? – подбодрила его мадам Стюарт.

– Да, изначально я думал именно об исследованиях, но потом соблазнился предложением пойти в Школу журналистики, – честно признался Левин, сам не до конца понимавший, как это получилось.

Его ответ явно порадовал добродушную мадам Стюарт, которая, как он уже знал, заведовала одним из исследовательских центров в Paris I Panthéon-Sorbonne52.

– А вы когда-нибудь слышали о cotutelle? – продолжала она. – Это совместная аспирантура французского и русского вуза, в данном случае Сорбонны и МГУ. Вы будете учиться одновременно в двух университетах – интересно, правда?

Он будет учиться… Что она имеет в виду? Складывалось впечатление, что они уже всё за него решили – ему требовалось лишь утвердительно кивать… Боря, не обращая внимания на принесённую ему минеральную воду, с интересом ждал продолжения: что за очередной сюрприз готовит ему Париж?

– Дело в том, что у нас осталось одно место в этой программе, – пояснила его собеседница. – Поэтому я могу предложить его вам. Стипендия рассчитана на три года – правда, только на те шесть месяцев в году, которые вы будете находиться во Франции. А в Москве у вас будет российская стипендия, как у аспиранта.

Мадам Стюарт говорила так, как будто собиралась пристроить неходовой товар: действительно, не каждый согласился бы учиться в двух аспирантурах сразу! Боре ещё не приходилось слышать о таких программах.

– А что я должен делать – писать диссертацию? – на всякий случай решил спросить он, хотя ответ был очевиден: что же ещё можно делать в аспирантуре?

– Две диссертации, – уточнила мадам Стюарт. – Одну вы будете защищать в России, другую – во Франции. К сожалению, не получилось сделать единую защиту – административные сложности… Кстати, вы можете выбрать тему, связанную со средствами массовой информации, – это один из предметов моей специализации.

Положа руку на сердце, всё это выглядело сомнительно: учиться сразу в двух местах, да ещё ездить туда-сюда… Даже Боре, с его наклонностями ботаника, это казалось запредельным. Но Париж… Ещё три, пусть и неполных, года в Париже!

– У вас есть время подумать, – заверила его мадам Стюарт. – Не стесняйтесь, звоните мне, если будут вопросы. Но постарайтесь решить поскорее, потому что… Вы знаете, французская бюрократия – такая штука! Сейчас они должны срочно пристроить эту стипендию, а потом будет поздно!

Ещё вчера Боря по телефону говорил маман, что собирается покупать билет в Москву и готов был паковать чемодан! И вот теперь…

– Я согласен! – неожиданно для самого себя выпалил он.

***

Нина Поярчук считала себя умной, красивой и успешной – и не без основания. Природа наделила её не только бюстом размера DD, но и – редкий случай – не поскупилась на серое вещество. К двадцати трём годам она успела с золотой медалью окончить лучшую школу Тамбова, поступить в московский Иняз, из которого вышла с красным дипломом, и – высшее достижение – отправиться на учёбу в Париж. Кто-то усмотрел бы в этом блат и помощь папаши-бизнесмена, но факт оставался фактом: Нина была исключительно талантлива.

Но всё же кое-что омрачало её французскую жизнь, и это определялось одним словом: Нантер. Да, как и томившаяся в Лионе Настя Белкина, Нина Поярчук мечтала унести ноги из университета, куда попала волей случая!

Через месяц после её приезда учёба, заключавшаяся в посещении лекций в громадных переполненных аудиториях, и вовсе приостановилась: студенты-леваки снесли стену одного из зданий. Предлог для этого выбрали самый никчёмный: студенческим профсоюзам не понравилось введение ограничений на посещения общежитий посторонними.53

Эти плохо одетые, непричёсанные и невоспитанные полуподростки слонялись по кампусу без всякого дела; там и сям возникали какие-то выступления, вывешивались лозунги, выкрикивали ругательства… Поговорить Нине было просто не с кем: в её магистерской программе, где, как предполагалось, преподавали международное право, не нашлось ни одного человека, кто вообще мог поддержать разговор. Все изъяснялись на противном жаргоне, а иностранных студентов было раз-два и обчёлся. Жуткая публика, жуткая атмосфера, никаких знаний и уж тем более полезных знакомств – всё это Нина прекрасно понимала.

«Это мой шанс, – думала она, стоя на входе в амфитеатр54, где только что начал выступать с лекцией директор Ля Гранд-Эколь Жан де Кортуан, редкий в этом убогом заведении гость из элитного парижского мира. – Если только он не задержится со своей дурацкой лекцией… Надо рвать когти!»