– Сеньор Граве? Это Кристина Монтель....Да, я уже в Риме. Встреча завтра остается в силе?… Отлично. В одиннадцать на площади Святого Клемента. Договорились.

Выключив телефон, Кристина упала без сил на кровать. Лежит неподвижно несколько секунд. Затем с силой начинает махать ногами, скидывая туфли на каблуках, причем так, что туфли разлетаются в разные стороны, гулко ударяясь о стены. Затем смеется.

– Да! Да, да, да! – почти кричит Кристина радостно, потом испуганно зажимает руками рот, оглядываясь по сторонам.

Затем вдруг начинает барахтаться и прыгать по постели, как ребенок, раскидывая подушки и колотя по ним руками. Падает на живот и замирает, обняв последнюю подушку. Так лежит какое-то время. Потом начинает всхлипывать. Постепенно всхлипы переходят в громкое рыдание, Кристина резко садится и продолжает горестно плакать, размазывая тушь по щекам и подвывая, как раненное животное.

…Федя задумчиво рассматривал замызганные грязью Катины оранжевые кеды в то время как Катя без умолку тараторила, стараясь говорить как можно тише.

– Нет, ты должен мне помочь. Я уверена, они существуют. И эта женщина, и ее машина. Я не могу объяснить, почему я это знаю. Просто знаю – и все. И еще, у меня чувство, что она все время в опасности. Как будто все время ходит по краю. И я ее каждый раз спасаю. Просто поверь мне. Все, что мне то ли чудится, то ли снится – все это есть на самом деле.…

Федя задумчиво перевел взгляд с кед на ее взволнованное лицо.

– Кать… У меня есть телефон хорошего психоаналитика.

– Да что вы все заладили – психоаналитик, психоаналитик! При чем здесь это? Ты слышишь меня или нет? Помоги мне ее найти, пробей по своим источникам госзнаки и марку этой машины. У тебя же есть связи, выходы ну куда-нибудь… я не знаю, в Интерпол тот же… Мне нужна вся инфа о владельце желтого кабриолета. И, желательно, контакты.

– У-у-у… Как все, однако, запущено. Здесь уже не психоаналитик, а психиатр нужен.

– Не смешно. Я хочу найти эту женщину. Ты меня знаешь, я не отступлюсь. Понимаешь, я знаю, я чувствую, она – это я. Только в какой-то другой жизни. И если ты не поможешь – она может умереть, и я вместе с ней тоже. Наверное… Сделаешь? Или я попрошу кого-нибудь другого.

– А вот этого делать не надо. Новость о том, что сотрудники нашей редакции потихоньку сходят с ума, не должна стать достоянием общественности. Пусть это будет нашей маленькой корпоративной фишкой.

– Издеваешься?

– Нет. Теперь я уже абсолютно серьезен. Кать… Ты понимаешь, что этого не может быть, потому что не может быть никогда? Даже по теории трансферинга, которой ты, видимо, вчера начиталась на больную голову, смещение параллельных миров, замещение вариантов происходит постепенно. И очень долго по времени. Просто так – раз, подумал, помечтал, замотивировал себя и ты уже «в дамках» – так не бывает. Это ж всей Вселенной надо перестроиться, чтобы ты попала в новый для себя вариант реальности. А до этого очень долго в жизни человека ничего не происходит.

– А у меня вот так. Да и откуда ты знаешь? Может, этот период ожидания у меня уже прошел. Может, вся моя жизнь до этого была сплошным ожиданием, в котором очень долго ничего не происходило. Ничего, понимаешь? Помоги мне, Федя! Я знаю, у тебя есть свои проверенные люди. Они даже на акулу из Баренцева моря досье соберут.

– В Баренцевом море нет акул.

– Да плевать! Найди мне ее, пожалуйста! Ты же можешь, я тебя очень прошу.

По нюьс-руму редакции глянцевого издания «Блеск» быстро идет главред Медведев Пал Палыч. Увидев своего заболевшего фотокорреспондента Кудряшову, болтающего как ни в чем не бывало с сотрудником отдела светской хроники Федоровым, застывает на месте.

– Кудряшова? Ты же на больничном?

– Да. То есть, нет. В смысле… да, я болею. Но не в этом дело…

– Понятно.

Палыч переводит взгляд на Федю.

– Опять соврал? И тебе не надоело каждый раз ее выгораживать? Лучше о себе подумай. Перспектива твоего перевода в криминальный отдел тает на глазах. Прямо сейчас. Улавливаешь направление моей мысли?

Федя мрачнеет.

Палыч снова смотрит на Катю и внимательно оглядывает ее с ног до головы.

– А вид у тебя и правда нездоровый.

Да, видок, у нее, явно, не презентабельный. Глаза слезятся, на щеках лихорадочный румянец, волосы растрепались, куртка небрежно застегнута, а под грязными кедами на ковровом покрытии растекаются две безобразные лужицы.

– Зайди ко мне, Кудряшова. Сейчас же.

Палыч разворачивается на каблуках и решительно уходит обратно.

Федя грустно смотрит ему вслед.

– Приплыли. Ну иди, получай свою порцию пистонов. Я – следующий.

Сотрудники редакции сочувственно смотрят на них.

– И за мной очередь не занимать! – говорит им Федя, садясь на свое рабочее место. – Я, видимо, туда надолго.

– Ну почему вот так? Почему вот так каждый раз происходит? – думала Катя, глядя на то, как Палыч расхаживает перед ней по своему кабинету и что-то громко и горячо говорит.

Говорит что-то важное и, видимо, очень серьезное для него самого. Говорит, наверное, о значимости каждого номера для каждого сотрудника редакции, о персональной ответственности каждого, о недопустимости вранья, лжи и непрофессионализма в работе. Но что конкретно говорит – Катя не слышит.

Слова главреда горошинами отскакивают от прозрачной поверхности непроницаемого стеклянного колпака, которым Катя каждый раз мысленного себя накрывала, когда попадала в подобную неприятную ей ситуацию. Она видела, но не слышала, что ей говорят и потому не могла понимать, что конкретно происходит извне. Зато при этом она не чувствовала ничего, никаких негативных эмоций, исходящих от людей по ту сторону ее стеклянного защитного поля. Многолетняя привычка так себя закрывать от окружающей жизни стала для нее настолько обычным делом, что защитный стеклянный колпак опускался над ней автоматически каждый раз, как только она хотела уединиться в толпе, или предчувствовала что-то нехорошее или встречала неприятного ей человека. Как будто исчезала из поля видимости. Или выпадала в астрал – говорил Федя. Отчасти так оно и было.

– Ты понимаешь, к чему я веду?

Палыч остановился напротив Кати и замер, глядя ей в глаза. От внезапной тишины та вдруг очнулась и согласно кивнула головой.

– Конечно. Вы меня уволите.

Палыч замер, затем потер переносицу, горестно вздохнул.

– Сядь, Кудряшова. В ногах правды нет – это, во-первых. А, во-вторых – ты хоть что-нибудь слышала из того, что я сейчас сказал?

Катя послушно села и снова кивнула головой, как примерная ученица.

– Конечно. Я все слышала. Вы говорили об ответственности.

Палыч сел за стол и протянул ей несколько листов.

– В, общем, так. Читай, подписывай, получай командировочные. На Миланскую Неделю моды поедешь ты. Вопрос уже решенный, согласован с дирекцией.

– Что???

– Твои фоторепортажи раз от раза становятся лучше. А последний, с открытия кинофестиваля, так потряс наших спонсоров, что они прислали генеральному благодарственное письмо и вдвое увеличили объем рекламы на следующий год.