Ивашутин вчитался в текст. Его глаза изумленно расширились, на скулах заходили желваки, а лицо мгновенно приобрело землистый оттенок.

— Мля, это что…, — внезапно охрипший голос начальника ГРУ прервался, — это что такое, мать вашу?!

Затем тишину осеннего леса разорвала череда заковыристых нецензурных выражений. Всегда подчеркнуто корректный с подчиненными, трезвенник, сторонник здорового образа жизни, Петр Иванович Ивашутин злобно сыпал забористыми матюгами.

— Список предателей в твоей конторе Петя и перечень их гнусных дел, — спокойно ответил Константин Николаевич, дождавшись, когда ошеломленный начальник ГРУ замолкнет.

— Поляков, сволочь, — грудь Ивашутина ходила ходуном. Создавалось впечатление, что ему не хватает воздуха, — А я еще думал, чего это американцы так плотно с китайцами работать начали? А им всю информацию на блюдечке преподнесли, прямо с нашего центра в Рангуне.

— Петя с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил генерал.

— Да, — прохрипел Петр Иванович, — Если это правда, я эту паскуду ушастую своими руками задушу.

Немного успокоившись, он перевел тяжелый взгляд на Шелестова.

— Ты понимаешь, что это не простой сотрудник, а генерал-майор? Цена ошибки здесь очень велика, — тяжелый взгляд начальника ГРУ буравил спокойное лицо Константина Николаевича.

— Понимаю. Верить этой информации безоговорочно тебя никто не заставляет. Проведи внутреннее расследование, убедись в правдивости изложенных фактов, или, наоборот, и сделай соответствующие выводы.

— Ладно, все это похоже на правду, — наконец успокоился Ивашутин, — особенно насчет провала Маслова и агента Мейси, которых курировал Поляков, хотя это еще до моего прихода в ГРУ было. У нас она до сих пор числится «пропавшей без вести». Проверим обстоятельства гибели, и если все подтвердится, этот сучонок у меня за все ответит. Я еще Изотова потом взгрею как следует. Он сволочь должен с людьми работать, негодных отсеивать, а не протекцию таким как Поляков устраивать. Нечего ему в ГРУ делать, пусть в ЖЭК идет начальником отдела кадров устраиваться. Там ему самое место.

Начальник ГРУ минуту помолчал, погрузившись в раздумья, и продолжил: — За сведения спасибо. А вот что с тобой и твоим ясновидящим прикажешь делать?

— В смысле? — осторожно поинтересовался Константин Николаевич. Внутри у него все похолодело.

— Ты же не пацан, — криво усмехнулся Петр Иванович, — сам должен понимать. После таких заявлений, я просто обязан забрать тебя к себе в гости. В «Стекляшке» раскололи бы тебя до самой задницы, пока все не узнали о твоем «Нострадамусе» и его предсказаниях.

— И ты это сделаешь Петя? — генерал устало поднял глаза на своего собеседника.

Мысленно Константин Николаевич еще раз лихорадочно прокручивал дальнейшие действия. Такого варианта событий он не исключал, приняв решение рискнуть и частично довериться Ивашутину. Но попадаться живым специалистам «Аквариума» по развязыванию языков, и подставить внука Шелестов-старший не собирался. При подобном развитии ситуации он надеялся успеть воспользоваться наградным «ТТ», лежащим в бардачке «волги» или принять ударную дозу «аспирина», вызывающую смерть. На самый крайний случай в «загашнике» у генерала, еще со времен боевой молодости, была пара трюков, позволяющих ему уйти достойно, ничего не сказав волкодавам ГРУ.

— Нет, — помедлив несколько секунд, ответил Ивашутин, — и не потому, что мы с тобой давно дружим, и вместе прошли войну. Был бы я уверен, что ты замышляешь что-то против Союза, участвуешь в какой-то оперативной комбинации или провокации, ни секунды бы не сомневался. Просто я знаю тебя как облупленного уже сорок лет. Ты Костя порядочный человек, и болеешь душой за страну. Поэтому в «Стекляшку» ты не поедешь, и все сказанное тут останется между нами, пока ты меня не убедишь в обратном.

— Спасибо Петя, — генерал облегченно перевел дух, — я знал, что на тебя можно рассчитывать.

— Давай вернемся к делу. Что ты предлагаешь?

— Все просто. За несколько дней ты лично убеждаешься в правдивости прогнозов, проверяешь информацию по предателям, удостоверишься в полученных сведениях, а потом мы встречаемся опять и продолжаем разговор.

— Хорошо. Но учти, использовать меня в «темную» не получится. Тебе придется организовать мне встречу со своим таинственным предсказателем. Рано или поздно. Ты должен понимать: я могу и сам все выяснить. Возможности у меня есть. Но делать этого не буду, поскольку доверяю тебе. Пока доверяю, — подчеркнул Ивашутин.

— Договорились, — генерал встал, — ну что же Петр Иванович, тогда давай собираться. Алина Евгеньевна уже стол должна накрыть. Заедем ко мне в Жаворонки, посидим, поговорим, вспомним войну и павших товарищей.

— В чем дело? Почему сигналили? — Зорин как всегда предельно конкретен и лаконичен.

— Игорь Семенович, — не могу справиться с подростковыми гормонами, и мой голос чуть подрагивает от волнения, — через полчаса психически больной воспитанник зарежет Марата Альбертовича, запрёт маленьких девочек в спальне на втором этаже, а старших детей — на первом, и подожжет детдом. Они все могут погибнуть в огне.

— Предвидение? — с пониманием спрашивает Зорин и, дождавшись моего кивка, уточняет, — Там же еще сторож есть?

— Он тоже будет нейтрализован. Оглушен, заперт в сторожке, дверь подперта палкой снаружи, — отвечаю я.

— Чего же мы тогда стоим? Поехали, — рычит наставник, поворачивается, и громадными прыжками несется к «москвичу».

Зорин — настоящий мужик. Никакой рефлексии, заламывания рук, надоедливых вопросов «а ты в этом уверен». Понимает, что нельзя терять ни секунды и действует. Вот за это и уважаю своего тренера.

Прыгаю в «копейку», «москвич» уже развернулся, и летит в обратную сторону. Мотор Мальцев не глушил, и машина подрагивает, готовая в любой момент сорваться с места.

— Сережа, поворачиваем и быстро за Зориным, — командую я.

— А что случилось? — недоуменное лицо Мальцева поворачивается ко мне.

— Некогда объяснять, гони к детдому. Если не успеем, дети могут сгореть.

— Понял, — Серега приникает к рулю, смотрит в зеркало и, убедившись, что дорога пуста, резко разворачивается, и несется за «синим москвичом» наставника.

— Леха, так что все-таки произошло? — спрашивает Потапенко.

— Да, Шелестов, нам хотя бы объясни, чего мы летим обратно как сумасшедшие? — поддерживает его тезка.

— Ребята в детдоме беда. Малыши могут сгореть. Только не доставайте меня сейчас вопросами, откуда я это знаю. Знаю и все. Если поторопимся, то можем их спасти. Это все, что я могу вам сейчас сказать, — отвечаю я.

— Да с чего ты это взял? — начинает заводиться Волобуев, — Откуда ты это, черт возьми, можешь знать?

— Заткнись Леха, — басит Мальцев, напряженно смотря на дорогу, — раз Шелестов говорит, значит так и есть. Он мою маму от смерти спас, сразу увидел, что у неё перитонит. Убедил в больницу ехать, а она не хотела. Врачи говорят, привезли бы на пару часов позже и труба. Не было бы у меня больше матери. Я ему верю. Так что сиди молча, не вякай.

— Это черт знает что, — бормочет Волобуев, но под негодующим взглядом Потапенко замолкает.

Машина несется, разрывая светом фар вечернюю мглу, за маячащим впереди синим «москвичом». В окне с бешеной скоростью пролетают деревья, встречные автомобили и дома. Дорога стремительно бежит под колеса «копейки», и исчезает сзади, скрываясь в кромешной тьме. Серега выжимает из автомобиля, все что возможно, заставляя его возмущенно реветь мотором.

«Только бы успеть, только бы доехать вовремя» — судорожно бьется в голове тревожная мысль, — «Не дай бог с Машей и другими малышами что-то случится, никогда себе не прощу. Дурак ты Шелестов, надо было лично заняться уродом, а не поручать Гордею с ним побеседовать. Тоже мне нашел воспитателя. Да он сам недалеко от Бидона ушел. Именно этим ты и спровоцировал гниду».