— Дана, любимая, не уходи. Прости, прости меня, — без остановки говорил Алик.

Я затихла в его руках. Откинулась на подлокотник кресла. Смесь разочарования и отвращения больно ранили мое сердце.

Я сейчас ничего не чувствовала, кроме кислой горечи.

— Отпусти меня, — спокойно проговорила я.

— Пожалуйста, прости…

— Нет, отпусти меня, я сказала!

Алик разжал руки. Я легко соскользнула на пол.

Плевать на эти гребанные вещи. Потом вернусь и соберу их. В тот момент хотелось убраться подальше из этой квартиры, чтоб не видеть никогда больше кровать, на которой меня распяли…

Что же делал Рус эти десять месяцев без Даны…

Ранее.

Девять месяцев назад.

Рустам.

Время шло, а я все бухал, целенаправленно уничтожал свою жизнь…Однажды папа пришел ко мне в комнату при бойцовском клубе. Я только отодрал очередную глупую фанатку жесткой ебли. Стоял голый и с горла в себя заливал бухло. Не помню, что это даже было. Потому что вкус пойла уже не различал. Подумывал на наркоту переходить, чтоб быстрее и крепче дурман словить. А то алкашня уже мимо пролетала, только печень гробила, а мозги по прежнему работали. Никак не отключались.

— Рус, я поговорить хочу, сынок, — батя с ужасом смотрел на меня пьяного и голого. В шрамах и фингалах, со сбитыми костяшками. С початой бутылкой в руках. А рядом шлюха тощая взвизгнула и прикрылась, выбегая из комнаты.

Я на автомате отметил, что на ней после траха со мной тоже куча синяков проявилась. От я гандон! Видно бил от злости девку, может придушивал. Хер его знает. Я все время бухой был. Не контролировал себя, нихрена не помнил.

— Говори, раз пришел.

Я сел на кресло, забрызганное моей спермой. Охренительный антураж для приема важного уважаемого гостя. И когда я настолько низко пал?! Сам не уследил. Не понял.

После того как Алик Дану в белом платье у ЗАГСа кружил, вообще все в дремучем дерьме.

— Прикройся, сынок, — удрученно попросил батя. Я накинул на член грязное полотенце. Он лишь устало выдохнул, видя мой похуизм.

— Рус, ты ведь знаешь, что я всегда был против того, чтоб ты в море ходил? Хотел тебе свою фирму передать. И то как ты взялся за нее и работал, только подтвердило мое желание, мою гордость за сына. Но сейчас ты скатился совсем низко, сынок. Мне очень больно наблюдать за тобой.

О, ну поплыли гадкие нравоучения! Я скривился и запил глотком пойла из бутылки в руке. О, это водка! Разобрал, наконец, что бухаю.

— Рус, я не знаю, какая девушка так сильно повлияла на тебя, но вижу и понимаю, что тебя не попустит. Ты крепко встрял, сынок. Влюбился. А теперь не знаешь, как жить без половинки своего сердца…

— Бля, завязывай чушь молоть! — взревел я. Никакой любви во мне нет. Сука приворожила меня крысой. И точка!

— Рус, я прошу тебя одуматься. Я долго размышлял, сынок, что тебе поможет. И пришел к выводу, что тебе надо отправиться в рейс. Не надолго. Может месяца на три четыре. Максимум на полгода, — вздохнул отец.

Я аж глаза продрал. Батя всегда меня чмырил за рейсы. Умолял не ходить в плавание. А тут вдруг сам предложил. Это ж как я херово со стороны выглядел в тот момент, что он такое выдумал?!

— А работа? — чуть трезвея от неожиданной новости, спросил я.

— Сынок, так ты ведь сейчас и не работаешь. Все время здесь, — он мрачно обвел взглядом вонючую дыру в которой я поселился в последний месяц.

— Рус, одевайся, поедем домой. Искупаешься и отоспишься. А завтра начнешь новую жизнь. Отправишься в крюинг. Ты ведь вторым помощником капитана уже пойдешь. Работа не пыльная, но ответственная. Пожалуйста, сынок…ради мамы…

В тот вечер во мне что то щелкнуло. Я принял свою боль в душе. Понял, что мне пора научиться с ней жить. Жить, а не подыхать. Потому что последние тридцать суток после свадьбы Алика с Даной, я каждый час пытался убить себя. Алкоголем, беспорядочными связями, кровавыми боями, которых я мог провести за ночь больше трех.

Дану мне не вернуть. Если б она хотела быть со мной, выбежала бы из того гребанного ЗАГСа.

Она не хотела.

На трезвую, уже потом, я осознавал, что это я в их пару с Аликом пытался нагло и борзо вклиниться. Все время подбивал и провоцировал друга на всякую херню. А он не сдавался ни разу не изменил красавице ведьмочке. И правильно. Ей изменять нельзя. Она слишком шикарная, сладкая. Ее любить надо. Холить и лелеять, такая она девочка лакомая. И я бы на месте Алика никогда бы на другую бабу и не глянул. В умате мимо голой шлюхи прошел бы. Даже не обернувшись. Если бы только Дана была моей…

— Так что скажешь, сынок, насчет рейса? — папин голос вернул меня в гремучую реальность из мыслей о Дане.

Отец смотрел прямо в душу, смог пробиться сквозь бетон моей тоски.

— Да, пап, ты прав. Я завтра же возьму документы и подам в крюинговую компанию. Подожди меня за дверью, пока я соберусь. Я действительно запутался и устал. А еще очень хочу домой…

Рустам Зотов.

Рейс я выбрал на девять месяцев. Самый заебистый. На танкере по Африканским и Индийским странам. Такой, чтоб ад мне показался Эдемским раем.

Проблем и разного геммора на судне было бесчисленное множество. Начиная от пидоров филинов, которые то и дело портачили, заканчивая тупыми китайцами штурманами, подставляющими команду своей безграмотностью и некомпетенцией. И считающие, что они херовы властелины узкоглазого мира.

Все месяцы я забывался в работе. Заполнял тонны бумажек в портах.

Вел книги — Навигационные лоции, про порты и буи. Моя задача, как навигационного офицера заключалась в проложении пути судна, его вход выход из порта, контроль уровня отлива и прилива. Заполнение нескончаемых форм.

Каждый день я скидывал рапорты, от 5 до 20 реформ о том сколько потратили топлива, состояние погоды по часам. Заказчик танкера выдвинул требование по чартеру в аренду. Оно заключалось в том, что судно должно было идти со скоростью не меньше 12,5 узлов.

И я откровенно заебывался в бесконечных рассчетах, и оправданиях, когда из за погодных условий мы преодолевали за сутки меньшее расстояние, а перерасход топлива был выше.

На танкере перевозили нефть и масло. В Бате в Экваториальной Гвинее после почти двух месяцев в море нас не выпустили на сушу. Даже в магазин. Капитан четко отдал приказ следить за безопасностью судна и рабочего состава. Потому что отчаянные негры не гнушались взбираться ночью на палубу и резать ненавистных филинов. Мне то на них было похер. Но потом оправдываться и писать тонны объяснительных было впадлу. За своими вахтенными матросами я следил сам в Бате. Их жизнь была под моей ответственностью.

Благо, что сходить на берег нам и не нужно было. Местные аборигены подвозили на лодках бананы, креветки, лобстреров. Выменивали свои скарбы на мыло и другую нужную им херь. Ближе к вечеру подплывали лодки с телками. Черных шлюх разбирали по старшенству. И у меня, как у второго помощника были все козыри в рукавах. Я старался трахать на вид самых приличных. Сначала. Потом менял свои извращенные вкусы и развлекался. Брал негритянок с обвисшими сиськами, или двух толстозадых, которые поразили меня тверком своими жопами на моем члене. Это было прикольно. Я даже запомнил.

Раз в неделю весь комсостав собирался у механика в каюте. Мы обсуждали проебы вахтенных матросов, рабочий день и выговоры. Вспоминали, как на якоре во время шторма и сильного ливня третий помощник послал своего матроса на бак и его чуть нахер не смыло водой в океан. Обсасывая эту тему за виски всем было смешно. А я тогда помню, что третий помощник чуть не поседел, так пересрал. Потому что если б из за его приказа филина унесло в океан, его б сняли с судна с волчьим билетом. И про рейсы он мог уже забыть навсегда. Полировал бы жопой тюремные нары.

В портах я тоже снимал разных шлюх. В основном мулаток и совсем черных негритянок. Безрадостно спускал пар и все ждал. Ждал, когда же меня попустит, и я забуду глаза кошки. Стервозной ведьмы.