Здесь наиболее любопытна сама мысль о «преодолении» окружающего мира: хочешь узреть иномирье – перестань смотреть в мир. Об этом, а именно о «переворачивании очей», мы уже упоминали, когда говорили о кобении. Однако приведя отрывок из К. Кастанеды, мы всего лишь хотели лишний раз «другими устами» высказать мысль о том, что путь в Небеса начинается с «разрушения» того мира, в котором ты живёшь!

Пахтание мира

Основная цель этого действия была в уплотнении мира, которое являлось одной из мет обрядового состояния сознания. Считалось, что в этом состоянии человек способен владеть силой. В работе А.С. Мандзяка «Боевая магия славян» есть очень любопытный отрывок, характеризующий подобное состояние: «Ощущение присутствия «силы» может быть самым разным. Так, один из наших респондентов рассказывал, что приступает к магическому действию тогда, когда «внутри тела, и особенно вокруг головы, появляется «вязкость»… она не всегда приятна, но зато, что бы ни делал в это время, всё получается, посмотрю, и человек падает без сознания…»

В рассказе А.И. Куприна «Олеся» также есть очень любопытный кусочек, где главный герой рассказывает о молодой полесской колдунье:

– Знаешь что, Олеся?.. Ты меня извини, а я ведь этому всему не верю. Ну, будь со мною откровенна, я тебя никому не выдам: ведь всё это – одно притворство, чтобы только людей морочить?

Она равнодушно пожала плечами.

– Думайте, как хотите. Конечно, бабу деревенскую обморочить ничего не стоит, но вас бы я не стала обманывать.

– Значит, ты твёрдо веришь колдовству?

– Да как же мне не верить? Ведь у нас в роду чары… Я и сама многое умею.

– Олеся, голубушка… Если бы ты знала, как мне это интересно… Неужели ты мне ничего не покажешь?

– Отчего же, покажу, если хотите, – с готовностью согласилась Олеся. – Сейчас желаете?

– Да, если можно, сейчас.

– А бояться не будете?

– Ну вот глупости. Ночью, может быть, боялся бы, а теперь ещё светло.

(…)

– Что бы вам такое показать? – задумалась она.– Ну хоть разве это вот: идите впереди меня по дороге… Только, смотрите, не оборачивайтесь назад.

– А это не будет страшно? – спросил я, стараясь беспечной улыбкой прикрыть боязливое ожидание неприятного сюрприза.

– Нет, нет… Пустяки… Идите.

Я пошёл вперед, очень заинтересованный опытом, чувствуя за своей спиной напряжённый взгляд Олеси. Но, пройдя около двадцати шагов, я вдруг споткнулся на совсем ровном месте и упал ничком.

– Идите, идите! – закричала Олеся. – Не оборачивайтесь! Это ничего, до свадьбы заживёт… Держитесь крепче за землю, когда будете падать.

Я пошёл дальше. Ещё десять шагов, и я вторично растянулся во весь рост.

Олеся громко захохотала и захлопала в ладоши.

– Ну что? Довольны? – крикнула она, сверкая своими белыми зубами. – Верите теперь? Ничего, ничего!.. Полетели не вверх, а вниз.

– Как ты это сделала? – с удивлением спросил я, отряхиваясь от приставших к моей одежде веточек и сухих травинок. – Это не секрет?

– Вовсе не секрет. Я вам с удовольствием расскажу. Только боюсь, что, пожалуй, вы не поймёте… Не сумею я объяснить…

Я действительно не совсем понял её. Но, если не ошибаюсь, этот своеобразный фокус состоит в том, что она, идя за мною следом шаг за шагом, нога в ногу, и неотступно глядя на меня, в то же время старается подражать каждому, самому малейшему моему движению, так сказать отожествляет себя со мною. Пройдя таким образом несколько шагов, она начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня верёвку, протянутую поперёк дороги на аршин от земли. В ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к этой воображаемой верёвке, Олеся вдруг делает падающее движение, и тогда, по её словам, самый крепкий человек должен непременно упасть… Только много времени спустя я вспомнил сбивчивое объяснение Олеси, когда читал отчёт доктора Шарко об опытах, произведённых им над двумя пациентками Сальпетриера, профессиональными колдуньями, страдавшими истерией. И я был очень удивлён, узнав, что французские колдуньи из простонародья прибегали в подобных случаях совершенно к той же сноровке, какую пускала в ход хорошенькая полесская ведьма.

Нечто подобное каждый не раз делал в детстве, но, повзрослев, повесил на это ярлык: «Детское баловство!» Однако это «детское баловство», несмотря на наш отказ ему в жизни, упорно не хочет умирать. Видимо, есть за всем этим нечто такое, что делает подобные забавы жизнестойкими. Действо, описанное А.И. Куприным, в Спасе называлось варакозеньем. И оно было возможно только в ином мире, отличном от нашего по плотности, – спахтанном.

Подобное состояние в основном передавалось даром. Однако были и своего рода упражнения, должные привести человека к ощущению вязкости. Об одном из них уже рассказывалось в своде Огня (вращение пальцами). Имело оно своё продолжение. В исходном положении стоя «в пяте» и сохраняя состояние натяга, руки держали перед собой. Кисти раскрыты. Приснув чуть-чуть, начинали очень медленно крутить большими пальцами. Делали вращение через лёгкое усилие, преодолевая сопротивление окружающего нечто. Это нечто – «плоть мира», которую пахтали своим движением.

Затем добавляли круговые движения в запястьях, локтевых суставах. После чего начинали медленно кружить головой и поясницей, при этом покачиваясь с одной ноги на другую и вращаясь вокруг себя по кругу. Получалось довольно сложное движение. О правильности и неправильности здесь говорить нет смысла, так как у каждого получался свой рисунок движения. Главным в этом действии был образ взбивания молока в масло, которое оседало на Свиле человека во всех трёх плоскостях (рисунок 310).

Рисунок 310. Пахтание мира

Пахтание нужно было наполнить звучанием – петь мир, а он, в свою очередь, начинал отзываться. Опять же, сколько времени уходило на то, чтобы взбить мир? Здесь снова не будет чёткого ответа. Сколько надо, столько и пахтали. Месяцами. А если брать за раз, то это действие выполнялось до изнеможения. Здесь уже разговор не шёл о том, чтобы жалеть себя.

Тем не менее пахтать мир до бесконечности просто не получится. Однажды он должен был «удушить» человека. Это чем-то схоже с тем, как когда-то месили глину для постройки хат-мазанок. Под ногами становилось всё гуще и гуще, и ноги всё труднее было выдирать из жижи. То же самое происходило с взбиванием мира, и, как следствие этого, оставаться в нём было невозможно. А потому человек покидал взбитый им мир, чтобы обрести новое – третье рождение.

Как это выглядело образно? Пахтая мир, человек всё больше и больше ощущал на себе его вагу (тяжесть). Движения при этом становились всё тяжелее и медленнее, дыхание – затруднённее. И в какой-то миг наступал предел. Причём тут ничего не нужно было представлять. Вага наваливалась воочию, и это могло даже испугать. На подви́ге пахтающий начинал глубоко и с силой дышать, собираясь для усилия, и, собравшись, на выдохе с криком и усилием он разрывал окружающую гущу и рождался. При этом его действие было чем-то похоже на взрыв, идущий глубоко изнутри. После чего обычно наступал глубокий сон. В итоге человек обретал состояние Ясны, которое было совершенно иным, чем обрядовое состояние сознания.

Таким образом, современным языком «пляс Свили» можно назвать сводом упражнений психосуггестивного характера, направленных на достижение изменений внутреннего порядка. Интерес к нему может быть, пожалуй, разве что у чудаков, «ищущих высокого», да собирателей «чего-то необычного». Утверждать, что эти упражнения дадут человеку силы немереные, мы не будем. Слишком уж это смахивает на дешевизну. Тот, кто ищет силы, может их найти в другом месте и с меньшими затратами для себя. Доказывать, что с помощью них он сможет управлять миром, также не будем. Для управления были совершенно иные штуки, а здесь иное. Каков же тогда наш интерес в том, что мы всё это рассказываем? Как мы уже говорили, – снять очередной слой непонимания. Ведь до сих пор у нас нет полной ясности в том, о чём мы пытаемся поведать. И конечно же, есть желание высказаться, чтобы стало легче, чтобы убрать из себя творческий зуд. Вот и вся наша выгода.