Он достал открытку и сел на скамейку у забора, прочитал её тут же несколько раз. Предстояло интересное приключение и посещение праздника. От Максима требовалось загадочное действо – проследить, чтобы именинник задул на торте все свечи и поверил в исполнение своего желания, а если вдруг не задует, помочь.

Адрес был Максиму знаком, в этом доме жила его одноклассница Светка Золотарёва, а торжество нынче праздновал её младший брат. Это облегчало задачу. С самим именинником он не общался, но в гости вполне мог нагрянуть, например, за домашним заданием. А ещё он нравился Светке и знал это наверняка после валентинки, полученной в феврале.

С тортом и свечами вышло гладко, никто и не заподозрил подвоха или наигранности. Максим словно в шутку предложил Игорю набрать побольше воздуха и потренироваться, а ещё запастить дующими помощниками. Свечи задували всей компанией, весело и радостно, а потом Максим добавил на всякий случай:

– При такой поддержке любое желание исполнится. Обязательно!

Увидел, как глаза мальчишки радостно вспыхнули. Он поверил, что всё возможно, что быть ему олимпийским чемпионом и прославлять страну на международном уровне. Такое нехитрое действие, как задувание свечей на торте позволило парню поверить в себя.

Максим ушёл с праздника довольный собой: за столом получил кусок торта, за сараем украл страстный поцелуй Светки, и домой принёс ощущение собственной важности.

Мама вернулась из города только утром, чуть пьяная и удивительно весёлая. Обняла Максима, обволакивая истлевшим ароматом духов, и пустилась танцевать, под мелодию, звучащую в её голове. Полосы прозрачно-янтарного света ласкались, пронзая её силуэт светящимися лучами. Красная помада немного смазалась, оставив след на щеке, а платье помялось. Такой счастливой Максим её больше никогда не видел.

Словно в ответ на его мысли о маме раздался телефонный звонок. Максим поднёс к уху пустую кочерыжку, чертыхнулся, забросил её через забор и достал сотовый.

– Привет, мам.

– Привет, Макс. Как у тебя дела. Всё нормально? – голос звучал взволнованно и напряжённо. – Вчера весь день не могла до тебя дозвониться.

– Телефон разрядился, а я был в городе. Ничего страшного не произошло. – Максим невольно нахмурился. Он до сих пор с горечью вспоминал отъезд мамы. Казалось, давно простил, но всё равно горло сковывало спазмом. – Как у тебя дела?

– Весело, – тут же отозвался родной и до боли знакомый голос. У неё всегда всё было весело. – Собираюсь в Карелию посетить Рускеалу и водопады Ахвенкоски. Там, говорят, творятся чудеса.

– Пришлёшь фотки?

– Конечно, пришлю! А ты мне Дину обещал показать, – напомнила она.

– Приезжай и посмотри, – не сдержался Максим.

На несколько секунд повисла тишина. Ольга вздохнула.

– Обязательно как-нибудь приеду. Пока некогда. Но фотки присылай.

– Хорошо, – привычно согласился Максим.

– Всё, я побежала. Пока, Макс.

– Пока, мам, – ответил он пустоте, уже раздался щелчок разъединения, и мама как обычно улетела в свою праздничную яркую жизнь.

Минуту Максим таращился на экран телефона. После звонков мамы ему требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Хоть и прошло почти двадцать лет, он до сих пор скучал.

Она уехала сразу после смерти дедушки, с тем самым мужчиной, измявшим её оранжевое платье. Так и не вернулась. Порхала по миру, заводила новые знакомства, меняла увлечения и места работы. Регулярно присылала деньги и звонила, но больше Максим её не видел, разве что на экране телефона или ноутбука. Она так и осталась суетливой райской птичкой, не позволившей себя поймать и окольцевать.

Максим сорвал лепестки мяты, растёр пальцами, один положил на язык и разжевал. Постоял в задумчивости и нарвал целую жменю терпких свежих лепестков. К столу вернулся не сразу, залил водой горсть пахучей мяты и вынул из духовки запеканку.

Под яблонями шла оживлённая беседа. В основном говорила бабушка. Она громко рассуждала о кулинарном мастерстве и таланте повара, которые признала в Максиме только недавно, когда узнала, что у него появилась собственная страшненькая кастрюлька для варки свёклы и алюминиевая чеснокодавилка. Раньше она считала его кондитерские замашки блажью и временным помешательством. Чем угодно, но не источником дохода и призванием. Она настолько привыкла к его увлекающейся натуре, что ждала, когда он охладеет к кухне и займётся чем-нибудь мужским. Максим успел сменить десятки увлечений, но свою кондитерскую не бросил. В последнее время начал ненавязчиво раздавать советы, и Мария Павловна не могла не признать: он знает в этом толк и явно обладает чутьём.

Благодаря бабушке Максим полюбил кулинарное чародейство, научился у неё семейным рецептам и маленьким хитростям, а потом начал экспериментировать. Любил сочетать несочетаемое, раскапывал экзотические блюда и не боялся пробовать что-то новое. Бабушка же была сторонницей классических, проверенных годами поваренных книг, побаивалась пробовать новинки, родившиеся на кухне Максима.

Максим решил не спорить с бабушкой, как обычно отшутился и напомнил, как они делали печенье «картошка» в то время, как мама сидела на кефирной диете и считала калории в огурцах.

Дина неожиданно встала на сторону Марии Павловны, как повара Максима она не представляла, как хозяина пекарни – вполне. Тем более теперь, когда она знала, что ему тридцать пять и намерения у него, кажется, самые серьёзные.

Максим сделал глоток чая, задумчиво проговорил:

– Помнишь, ты рассказывала, что в тот день, когда мама уехала, тебе священник встретился.

Мария Павловна веско кивнула.

– А ещё я верталась в хату, да в зеркало не глянула, – она присмотрелась к Максиму. – Оля звонила, что ли?

– Звонила.

Мария Павловна печально вздохнула. Каждый раз, когда Максим вспоминал маму, ей становилось горько. Она видела на его лице и слышала в голосе непроходящую обиду. Плохо жить с таким камнем на сердце, тяжело. Она в который раз повторила причину, в которую сама верила, да и Ольга предпочитала объяснять свой отъезд именно так.

– На твоей мамке сглаз был, да не обычный. Проклятье. Потому она и уехала, всем нам худо было бы подле неё. Не серчай на неё шибко, о тебе же и заботится. Она тебя любит.

Бабушка и мама обе верили в сглаз, но на всякий случай не ограничились собственными догадками, а сходили к местной знахарке. Та подтвердила, что все напасти, что посыпались на их семью – это следствие чёрного проклятия. Подохшие от неизвестной болезни куры, отравленная кошка, несчастный случай с дедушкой – всё началось с чьей-то зависти и грозило извести весь их род.

Максим встряхнулся, взлохматил волосы, прогоняя неприятные мысли. Такие беседы могли напугать Дину, да и бабушку выставляли не в выгодном свете. Рассорить их не входило в его планы. Он широко улыбнулся, оглядел праздничный стол.

– Так что тут у вас? О, овсяное печенье, моё любимое. Я его, правда, с вишней делаю и орехами. По маминому рецепту, почти диетическому.

Он взял печенье и потянулся к вазочке с вареньем. Заметил две торчащие оттуда ложки и перевёл взгляд на бабушку.

– Ба?

– Что такое?

– Ты теперь сама приметы создаёшь?

Мария Павловна лукаво усмехнулась.

– Разве что маленько.

Дина непонимающе переводила взгляд с Максима на бабушку и обратно.

– И что это значит?

Мария Павловна нарочно молчала, ждала, что Максим сам откроет значение приметы.

– Две ложки в варенье – к свадьбе. Ба, ты ещё яблоко со стола урони или муху в чае утопи, а то намёк твой слишком прозрачный.

Дина неожиданно зарделась, как и все светловолосые и бледнокожие от природы девушки, сделала это ярко и заметно.

– Мы ещё не загадывали так далеко.

Мария Павловна пожала плечами. Намекнуть получилось, а дальше пусть молодые сами думают.

После чаепития Максим поправил покосившуюся загородку и починил уличный кран. К вечеру засобирались в город. Знакомство с Марией Павловной прошло гладко, но Дине всё равно не терпелось уйти из-под её внимательного взгляда. Хотелось остаться с Максимом наедине, а ещё обдумать странности в семье Любомирских, раз уж ей предстоит носить эту красивую фамилию.