Вид клетки вонзил копье воспоминания в сознание Эсме. Это был всего лишь едва уловимый проблеск, но на долю секунды она, казалось, увидела длинные рыжие волосы, льющиеся водопадом сквозь решетку и маленькие руки, сжимающиеся в кулаки. Михай посадил ее в портик перед потрепанной дверью одинокого шпиля. На древесине остались глубокие следы когтей. Чудовища пытались проникнуть и сюда, но дверь похоже осталась неприступной. Михай достал из кармана ключ и вставил его в замок. Когда дверь распахнулась внутрь, из проема вырвался удушающий запах, гнилостный дымок, который обычно царит в помещение, погребенного на долгие годы. Эсме споткнулась, покачнулась на краю ступеньки. Ее затошнило, впереди простиралась темнота. Михай протянул руку и крепко сжал девушку в объятьях.

— Оуу, — выкрикнула она, когда он потянул ее вперед, в темную вонь шпиля. — Стой, — вскрикнула она, сопротивляясь. — Я не хочу туда…

— Чудовища сюда доберутся, — сказал Михай, втягивая ее внутрь, закрывая и запирая за собой дверь. Эсме казалось, что она задохнется в густом, гнилом воздухе, и она упала на колени, чтобы ее могло наконец вырвать. Когда все закончилось, она огляделась. Михай ушел глубже в грубую каменную комнату. Повсюду простиралась темнота, но не кромешная. Несколько небольших отверстий в скале пропускали свет, и его было достаточно, чтобы осветить молочное зеркало, обрамленное драгоценными камнями. При виде него память Эсме ожила. Она узнала это зеркало, это место.

Оно было похоже на часовню с высоким сводчатым каменным потолком. Стены углублялись в ниши и были вырезаны в виде скоплений крылатых людей, оленей, волков и лун, ворон, змей и крокодилов с головами ястребов. И среди всего этого Эсме увидела веки, десятки и десятки, может быть, сотни потускневших серебряных век, в точности таких, как ей приснилось в беспокойную ночь во Франции до того, как ее нашли волки. Во сне они открылись, чтобы явить настоящие глаза, но здесь все они были закрыты. Из некоторых стекала вязкая жидкость желтыми полосами, и Эсме поняла, вот что было источником запаха: мертвые глаза, сотни их.

Михай наблюдал за ней. Эсме казалось, что он что‑то ждет от нее.

— Что это за место?.. — пробормотала она.

— Разве ты не помнишь? — тихо спросил он.

«Не помнишь?» Ей хотелось покачать головой, отрицать подобные воспоминания. Откуда ей было помнить часовню с серебряными веками? А клетку? Как она могла узнать железную клетку, висящую снаружи? И откуда она могла знать, что губы Михая на вкус как река? Что с ней происходит? В ее сознание появлялись воспоминания одно за другим. Словно на затворках памяти имелся тайник, который открыли и воспоминания высыпались наружу — затаенные, липкие, как плоть гада, вещи, которые она не хотела видеть при свете дня.

Она уловила движение краем глаза и обернулась, да так и застыла, когда поняла, что это было. Одно веко открылось. Не все они были безжизненны. Болезненная сфера глаза смотрела прямо на нее; радужка была карей, как у ее глаз. У ее настоящих глаз. Глаз очень напоминал человеческий. Пристальное внимание этого глаза пригвоздило девушку к месту. Она стояла неподвижно, даже не смея дышать.

— Глаз тебя не видит. Это иначе устроено, — сказал Михай, заметив, как она застыла. Он жестом указал на зеркало и произнес: — Смотри.

Эсме посмотрела в зеркало. На его мутной поверхности что‑то зашевелилось, и изображение начало обретать форму. Спустя несколько мгновений она увидела верблюдов, которые покачивались на дюне на фоне красного неба. Солнце садилось, растягивая тени силуэтов. На долю секунды ей показалось, что она находится там, с теми верблюдами, тащится с ними по песку.

— Где… где это, что это за место? — спросила она Михая.

— Тебе лучше знать.

Вспышка разочарования. Откуда ей было знать? Она отвернулась от зеркала, чтобы возразить, но прежде чем она успела заговорить, что‑то вылезло из клокочущего склепа памяти и захватило ее разум. Лицо. Лицо мужчины. Одноглазого мужчины. Другая глазница зияла пустотой, но выглядела так, словно рана свежая. Девушка испытала отвращение. Она мотнула головой и наваждение отступило.

— Я не знаю, — прошептала она.

Он пожал плечами.

— Как и я. Африка, быть может. У нее повсюду шпионы. Это… Обитель шпионов… была. Королева Друджей всегда коллекционировала глаза. Забирала их у деревенских крыс, орлов, кружащих в небе, ворон, даже певчих птиц из зарослей. Она брала один глаз и приносила его сюда, оставляя существ там, где их находила. Таким образом она могла видеть то, что видели они, ее соглядатаи, путешествуя по свету. Все они. И ими были не только животные. Были и люди, такие, как тот человек. — Он показал на карий глаз. — Она любила смотреть на мир.

— Она… она вырывала им глаза? — спросила Эсме. — Это… ужасно! — Воскликнула она и умолкла, внезапно оглушенная воспоминанием о матери и одноглазой чайке, на пляже, много лет назад. Сейчас поведение Мэб не казалось столь иррациональным.

Михай смотрел на серебряные веки и следы гноя, которые когда‑то давно сочились из них.

— Полагаю, что большинство шпионов уже умерло, — произнес он. — Она так бережно хранила свою коллекцию, заменяя старые глаза новыми. Королева не обрадуется, увидев во что она превратилась. Как весь Тэджбел пал.

Эсме показалось, что она заметила в нем не только печаль, но и страх.

— Это был твой город? — спросила она.

— Не мой. Я родом из другого клана.

— У вас есть кланы? Что… что вы такое?

Он снова пристально посмотрел на нее, и она снова почувствовала, что он чего‑то от нее ждет.

— Мы Друджи, — просто сказал он.

— Я знаю, но что именно Вы такое?

— Ах, Эсме. Я пока так и не научился рассказывать эту историю.

— Это правда, что у вас нет душ?

— Мы не умираем, так для чего нам душа?

— Так разве душа нужна только из‑за этого? Только в момент нашей смерти? Когда мы умираем? — спросила Эсме.

А потом Михай переменился в лице. Холодность, почти жестокость, животное безразличие исчезло с лица, и несмотря на острые зубы и бледные‑пребледные глаза, он вдруг стал похож на человека. Уязвимым.

— Нет, — ответил он, и голос был его похож на рык. — Душа — это людское.

Эсме почувствовала прилив жалости к нему и была удивлена внезапным порывом протянуть руку и коснуться его волос. Ее рука потянулась к нему прежде, чем она успела это осознать. Она сжала ладонь в кулак и прижала руку к себе. Ей показалось, что помещение закружилось вокруг нее, у девушки было такое ощущение, что она стояла на краю склепа и он был глубоким, даже бездонным, из нутра которого поднимался клубящийся туман воспоминаний, наполненных тайнами, ядом и чем‑то неуловимым. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы устоять. Камень и серебро, и корка затвердевших век под пальцами помогли немного прийти в себя.

Михай наблюдал за ней. Его взгляд был преисполнен тоской и от этого взгляда девушке было еще больше не по себе. Она знала, что уже видела этот взгляд, эти глаза. И она вновь вспомнила как он шокировал ее своими губами.

Но разве это возможно? Ни одни губы, принадлежащие смертному или бессмертному мужчине, еще не касались ее.

Раздался глухой стук в дверь, достаточно резкий, чтобы вибрация воздуха охватила все помещение. Эсме испугано вскрикнула. Звери подобрались к двери. Поскольку моста не было, им нужно было взобраться на сам шпиль. От ударов чудовищ в дверь серебряное веко вздрогнуло и с едва слышным стоном крошечных петель закрылось. Видение пустыни исчезло. Снаружи послышались ужасные стоны и вопли. Эсме задрожала.

— Зачем ты привел меня сюда? Отведи меня домой. Прошу!

— Скоро, Эсме, — ответил он.

— Скоро? Но они уже сейчас ворвутся внутрь!

— Не ворвутся. Здесь мы в безопасности.

— В безопасности? — повторила Эсме с истерическим смехом. И хотя она боялась услышать ответ, все же выкрикнула: — Чего ты хочешь от меня?

— Не от тебя, Эсме, — сказал он. — Не совсем от тебя.

— Что… — начала было говорить она, как вдруг заметила нечто, что заставило ее замереть. Когда последние призрачные следы видения пустыни исчезли в зеркале, она увидела в нем лицо. Лицо было в тени, но оно не было видением. Это было отражение. Кто‑то был прямо за спиной у девушки. Эсме обернулась.