Миша растворился в толпе.
И мне вдруг так стало грустно. И больно. Будто надломилось что-то в груди и оголенными обломками нещадно стало давить изнутри.
***
Ветка конопли с моим именем на его руке очень гармонично смотрится.
«Но почему конопли?» – я оставила этот вопрос открытым. На его усмотрение.
– Помнишь дискотеку на день студентов, кажется? Когда Васька из окна сиганул в сугроб?
– И поломал ногу, идиот. А мы потом полночи с ним носились по больницам, – засмеялась я.
– Да. А потом все вместе поехали ко мне, потому что я жил один. И мы до утра зажигали под «Танцы вдвоем, странные танцы…» и…
– И под эту еще дурацкую песню харумамбуру…
Мы сидели в кафешке на берегу реки и хохотали, как сумасшедшие, вспоминая нашу студенческую жизнь.
– И потом еще мы поцеловались…
– Ага, я еще подумала, блин, он совсем целоваться не умеет… – мой смех чуть приутих.
«Когда я уже научусь быть корректной?» – разум только пожал плечами.
– А я был безумно счастлив, – выдохнул Миша и положил свою ладонь на мое запястье.
Я в мгновение почувствовала весь его огонь, который пылал из самого сердца. Очень сложно сдерживать свои чувства, когда они вырываются наружу горящим солнцем. Они жгут, оставляют ожоги, делают больно. Но крылышки уже не остановить. Крылышки, которые несут в самое пекло.
– Девушка, принесите нам один американо и капучино с кленовым сиропом. Спасибо.
За соседним столиком сидела пожилая пара. Они отмечали какой-то свой юбилей. Тихие и улыбчивые. Седой мужчина с трепетом смотрел на свою спутницу. Она заботилась, чтобы в его тарелке не заканчивался салат.
– Я очень был рад нашей встрече. До свидания.
– Я тоже. Пока, пока…
Когда я зашла в свою квартиру, слезы ручьем потекли из глаз.
Не было ответов ни на один вопрос.
Еще месяц назад все было хорошо.
А теперь непонятно.
***
Семь остроконечных лепестков заканчивали мое имя на его предплечье.
Я провела пальцем по буквам. Красиво.
«Надо будет все-таки спросить» – вопрос меня продолжал волновать.
Я улыбалась. Моя голова покоилась на Мишиной груди. Такое тихое безмятежное счастье. Он обнимал меня и мне было хорошо, как никогда и нигде.
Ощущение мореплавателя, который после шторма и потери корабля балансирует на деревянном щите под звездным небом. В ожидании, что плот принесет его к райскому острову, где счастливая и прекрасная жизнь. Но принесет ли?
– Ты счастлива?
– Да, – и я сказала правду. Прежде всего самой себе.
– Я счастлив. Безумно, – не дожидаясь вопроса, ответил Миша.
– Счастье – это…
– Не трать слова. Помнишь, они ограничены? – засмеялся он и обнял меня еще крепче.
Счастье – это безусловная любовь, искренняя радость и неповторимое удовольствие. Я была самой счастливой в это мгновение. Здесь и сейчас.
«Возможно, это только мое такое счастье» – улыбнулась я про себя и прижалась еще крепче к его горячему телу.
– Позволишь? – спросил Миша перед тем, как уйти.
– Нет, – я понимала, что прощаться будет больно.
– Я очень рад был нашей встрече. До свидания.
– Миша…
Он повернул ко мне руку с красивой татуировкой.
– Когда у меня закончатся слова… читай по буквам: ты мой наркотик!
Миша ушел. А я пошла собирать вещи.
Мне не было стыдно. Ни перед Мишей. Ни перед его женой. Ни перед самой собой. Я была счастлива.
«Последний русский…» почему-то мне вспомнились «Гардемарины, вперед» и я улыбнулась.
Утром я улетела в Испанию.
Потому что контракт.
Потому что так надо.
Потому что так – все понятно.
Чужое платье
Сине зеленая мутная вода обнимала торчащие глыбы и наряжала их в грязно-белые жабо, будто смеялась над ними и убегала дальше по течению, где срывалась в пропасть и с шумом разбивалась о скалы.
Мы сидели на берегу этой странной чужой реки.
Местные жители говорили, что она помогает излечить душевные болезни. И действует, как анальгетик для разбитого в хлам сердца.
Милена сказала, что мне это очень надо.
Я смотрела на бурлящие потоки и запивала запах тины кальвадосом.
Не люблю крепкие напитки, особенно кальвадос.
Но другого не было. А лечение мутной рекой вызывало острую боль, которую надо было чем-то глушить.
И я ее заливала кальвадосом словно зеленкой.
– Сейчас будет полегче. Потерпи, – она улыбнулась мне и снова отвернулась.
– Почему снова так? Я же…
– Так бывает. И у меня так было. Все проходит, чудесная моя. Посмотри. Там. На том берегу растут абрикосовые деревья и на них красивые плоды. Вкусные и сочные. Если мы переберемся туда, то сможем их попробовать, – Милена показала рукой в сторону небольшой рощи.
– Но, как нам перебраться через эту вонючку? Это невозможно, – я посмотрела на нее, как на сумасшедшую.
– Я помню свое белое платье. С кружевными прозрачными вставками на груди. С легкой летящей юбкой и щекочущим ощущением близкого счастья. Платье было прекрасно и отражало мою душу: чистую и вдохновленную. Но так случилось, что на него плеснули горчичным соусом для картошки фри. Намеренно или случайно уже не важно, когда твоя красота испорчена и хочется плакать. Горько так стало. Но в один момент или не в один, а в тысячи слившихся в один – я сняла это испачканное платье и без сожаления выкинула. И голая. Голая пошла дальше. С каждым шагом обретая себя и свою силу. Кто-то осуждал. Кто-то жалел. Кто-то ругал. Кто-то восхищался. Кто-то предлагал новое платье. Но мне не нужны стали чужие платья. Я прекрасна нагая. Цельная. Красивущая. И никто теперь не сможет испачкать мою одежду, потому что ее нет. Понимаешь? – она встала и тряхнула волосами.
Они рассыпались по ее плечам светлыми волнами.
Ее платье лежало на берегу. Она смотрела на меня своими жгучими глазами и приглашала присоединиться.
– Давай же…
Я медленно, с оглядкой по сторонам, стянула с себя юбку и рубашку. Потом остальные вещи оказались в общей массе разноцветных тканей.
И меня обнял ветер. Он нежно гладил мою кожу и пробуждал глубокую дикость и свободу где-то под левым третьим ребром.
– Дыши, – засмеялась Милена.
И я задышала.
Полной грудью.
Плечи скинули свое напряжение в ворох одежды, оставшейся на берегу. Грудь вздымалась, устремляясь остроконечными сосками к звездам. Живот расслаблялся и наливался теплом.
А ноги крепко держались земли и пускали в нее корни.
Я чувствовала, как наполняюсь радостью и какой-то чудесной силой.
Моя красота пленила меня и дурманила.
Мое тело откликалось на дыхание природы и излучало свет.
Мое сердце раскрылось и пело неведанную мне до этого мгновения песню.
Песню абсолютного счастья.
Милена подошла ко мне и взяла за руки.
Мы закружились с ней в волшебном танце, и я отпустила себя на свободу.
Искренне.
Восторженно.
Всю.
И не страшна вода, и не зловонна ее сущность, не пачкает и не оставляет она следов. Совсем.
Потому что пачкать нечего…
…..
Мы сидели на зеленой поляне у воды.
Нагие и красивые, цельные и счастливые.
Вдыхали аромат абрикосов и ели его сочные плоды.
Чужие платья остались в прошлом вместе с кальвадосом, который был совсем не моим напитком…
Чудесная река обнимала торчащие глыбы и наряжала их в грязно-белые жабо, будто смеялась над ними и убегала дальше по течению, где срывалась в пропасть и с шумом разбивалась о скалы.
Нежная сказка
Ночная прохлада едва может успокоить горячее сердце. Оно волнуется и с утроенной силой качает кровь.
Почему так сложно творить сегодня…
Или нет… не сегодня, а творить вообще.
Ты попросил написать сказку… сказку о нашей встрече.
Все, казалось бы, просто и понятно: есть тема и практически готовый сюжет, но я не могу собраться.
