Во взгляде хама наступила разительная перемена. Налившиеся было кровью глаза стали блёкнуть и приобретать обычный свой рыбий вид. Чикин вдруг понял, что это не тот случай, когда можно запугать своей несоразмерной массой. Он откровенно струсил и, бормоча что-то себе под нос, наконец, позорно покинул зал.

Мы посидели ещё немного, без настроения допили оставшееся вино и разошлись. День был окончательно испорчен.

Так случилось, что из кабака я пошёл домой вместе с Сашей Гореловым. Он оставил свой автомобиль возле церкви, а я там жил. Саша стал интересоваться тем, как я устроился. Пришлось пригласить его в гости. Мне всё равно вечером было нечего делать, и я обычно скучал в одиночестве. Долгушины выдали мне во временное пользование маленький чёрно-белый телевизор – это и был мой главный собеседник.

– Влад, а ты неплохо устроился, – сказал Саша, оглядев моё скромное жилище. – Когда я десять лет назад приехал в Чили, чувствовал себя сиротой – здесь наших совсем не было.

– Как не было? А Зоя Степановна, Гаузен и много других русских давно живут здесь? – удивился я.

– Да какие они наши? – гомерически рассмеялся Саша. – Это отщепенцы, они в своё время предали собственный народ – служили немцам, а потом бежали со своими хозяевами подальше от заслуженной кары. Они наших люто ненавидят и всех считают коммунистами. Но, по правде сказать, в них затаилась озлобленность на нас из-за того, что мы не продавали свой народ – просто волею обстоятельств случайно оказались в чужой стране.

– Получается, они ненавидят нас из зависти? – предположил я.

– Пожалуй, так.

– Любят они покичиться перед нами своим дворянством. Однажды Гаузен достал меня этим. Принародно в церковном дворе стал мне рассказывать какие у него на кладбище знаменитые русские дворянские фамилии захоронены. Этим он откровенно намекал на то, что я быдло и отграничивал меня от себе подобных. Ну, это ещё я как-то стерпел, но, когда он сказал, что эти фамилии – цвет русской нации, я уже не выдержал. У меня оба деда погибли в войне с фашистами, защищая свой народ. Тут уж я вскипел и быстро поставил его на место, а с ним вместе и остальных дворянчиков, которые со злорадством слушали наш разговор и одобрительным молчанием выразительно поддерживали Бориса. А я сказал: «Лучшие русские фамилии лежат под Москвой, под Сталинградом, под Курском…И по всей Европе сложили свои головы лучшие русские люди, освобождая мир от фашистской заразы. А дворянство, которое ты так ревностно превозносишь, прогнило до такой крайней степени, что таких бравых генералов, как твой папаша, по всем статьям било такое беспросветное быдло, как я, и с позором вышвырнуло вон из России.

– Да, я представляю физиономию Гаузена в тот момент! – произнёс я восхищённо.

– После того случая он больше не заводит при мне подобных разговоров. Правда, передают, что за спиной поливает меня вовсю грязью. Не может забыть, подлюка, как прокололся однажды со мной.

– Это понятно. Злобствует от бессилия. Саша, я слышал, у тебя жена чилийка. Это правда?

– Да, это так. Она чилийская поэтесса. Делала переводы Пушкина, Есенина, Ахматовой и Цветаевой на испанский язык.

– А как вы познакомились?

– Во времена правления Хунты её родители бежали в Союз от расправы, а она в молодые годы вступила в коммунистическую партию. В Питере Нелли училась в университете, затем в аспирантуре, защитила кандидатскую диссертацию. А я пел в ансамбле песни и пляски Советской Армии имени Александрова. Она попала на наш концерт и там преподнесла мне цветы. С этого всё и началось. Она замечательный человек. Я тебя когда-нибудь познакомлю с ней.

– Мне было бы очень интересно с ней познакомиться, тем более, что и я тоже немного увлекаюсь поэзией.

– Она и без поэзии, сама по себе, интересный человек, ведёт столь активный образ жизни – полностью посвящает себя любимому делу, другим людям, что даже на себя у неё фактически времени не остаётся. Сейчас она болеет, а лечиться некогда: работает начальником отдела в министерстве дорог, возглавляет писательскую организацию одного из районов Сантьяго, поёт по воскресеньям в церковном хоре и пишет в свободное время.

– Когда она всё это успевает?

– Да, вот, успевает. А когда вернулась в Чили после изгнания, думаешь ей легко было? Все скоро узнали, что она приехала из СССР, а значит, как здесь понимают, она коммунист. Долго не могла устроиться на работу. Затем, с трудом нашла в одной шарашке место секретарши на мизерную зарплату – и это с её-то университетским образованием и научной степенью! И в русской церкви её встретили враждебно всё те же Гаузен с Зоей Степановной. Всё допытывались с ехидством не состоит ли она в чилийской компартии. Но Нелли человек решительный и заявила во всеуслышанье, что является заместителем Гладис Марин, ныне возглавляющей компартию Чили. Нелли истинная чилийка – бесстрашная и яростная с врагами, и она никогда не скрывает своей партийной принадлежности.

– Я знаю, сейчас компартия Чили вышла из подполья, многие её ветераны смогли вернуться из эмиграции. И чем они теперь занимаются, продолжают ли своё дело?

– Да, Нелли постоянно встречается с этими людьми, у них регулярно проводятся собрания. Моя жена дружит с Володей Тейтельбоем – соратником Сальвадора Альенды. Старику уже за восемьдесят, но до сих пор увлечён идеями Маркса.

– Саша, ведь Тейтельбой был членом правительства Альенды, а их всех Пиночет уничтожил. Как ему единственному удалось спастись?

– Это загадка истории. Во время переворота оказалось, что Володя находится за пределами Чили и вне досягаемости мятежного генерала. Может Володя внутренним чутьём угадал надвигающуюся опасность и вовремя улизнул, ведь он по происхождению еврей…

– А что, в Чили много евреев у власти?

– А ты как думал? Конечно, не так много, как в России, но хватает их и здесь.

– Это плохо?

– А чего хорошего? Вон, Москву все уже в России называют еврейским городом, а Кремль – синагогой. Нехорошо, когда в государстве на важных постах преобладает один народ, к тому же, не коренной национальности. Нам, славянам, уже нет места в собственном государстве. Я экономист с высшим образованием вынужден покинуть родную страну, так как достойную работу не мог себе найти, чтоб прокормить семью. Зато еврейство там обосновалось капитально, да притом в самой столице. И процветает. Русских загнали в резервации-деревни. Даже те евреи, что покинули страну в прежние годы, теперь все возвращаются, ибо вольготно чувствуют себя в нынешней России. А нам лишь остаётся довольствоваться, как тем червякам в анекдоте…

– Каким червякам?

– Ты не знаешь? Ну я тебе расскажу. Копошатся в дерьме два червяка – мама и сын. И спрашивает сынок у мамаши:

– Мама, а правда, что хорошо жить в яблоке?

– О, да, сы́ночка! Там такая сочная мякоть, такой аромат…

Сынок смолкает на некоторое время, а затем, опять приступает с вопросом:

– Мама, а правда, что хорошо жить в дыне?

– О, да, родной! Там такая сладкая мякоть…

Червячок капризно перебивает матушку:

– А что же мы всё в говне, да в говне копошимся?

– Что поделаешь, сыночек, такая уж она наша родина…

– Да, это уж точно! – вздохнул я с горечью. – Я слышал, поговаривают о том, чтобы ввести безвизовый режим между Россией и Израилем.

– Вот-вот! Евреи уже сделали Россию вотчиной Израиля, осталось это только узаконить, определив её придатком их государства, каким-нибудь штатом или кантоном. Они и едут-то в Россию лишь на работу, а семейные гнёздышки свои вьют за пределами этой страны. И хапают сейчас всё, что подвернётся. И вывозят за границу наворованное. А нас-то русских любят они как!.. И относятся к нам соответственно, как в одном анекдоте.

– В каком анекдоте?

– Да, приносит однажды сынок Абрама домой котёнка и говорит: «Он у нас жить теперь будет». Отец и спрашивает: «А как мы его назовём?» Сын говорит: «Я уже придумал – будем звать его Изиком». Папаша негодующе замахал руками: «Сынок, разве можно животное называть человеческим именем? Назови его просто Васька…» Вот так над нами издеваются. Эх, дружище, пропала наша родина! Медным тазом накрылась…