Чаще всего мама с бабушкой варят щи. Но я их не люблю. Больше всего не люблю потому, что есть их неудобно. Все взрослые едят из одной большой миски. Мне, когда я был маленьким, ставили свою тарелку, ведь я не мог дотянуться до общего блюда. Теперь я большой и ем вместе со взрослыми. Но я только считаюсь большим, а росту во мне совсем немного и до миски с супом я еле достаю. А надо его еще не разлить, пока несешь ко рту. Моя старшая сестра Галька ростом повыше и у нее это здорово получается. Сначала я несколько раз проливал щи на стол, за что получал от отца ложкой по лбу. Теперь я стараюсь есть аккуратно, но суп все равно не люблю.
То ли дело жареная картошка с луком. Пока она еще стоит в печке, запах такой, что звать к столу никого не надо, все и так крутятся рядом. Картошку мама жарит на огромной черной сковороде. Прямо из печки ее ставят посередине стола, а рядом блюда с солеными огурцами и квашеной капустой. Капусту отец щедро посыпает репчатым луком и поливает постным маслом. Точно так же он заправляет соленые грибы. Жареная картошка с солеными грибами – моя любимая еда.
Грибы мы собираем сами. Вокруг нашего городка за рекой и за полями – сплошной лес. Ближе к городу он красивый, светлый, с солнечными полянками в березовых перелесках, с дубами и рябинками, с сосенками, под которыми так приятно дышать хвойным духом. А есть леса дремучие, непролазные, с черными трясинами и бездонными болотами, где растут осины да огромные колючие елки. Когда отец рассказывает про такой лес, куда он ходит за грибами, мне становится страшно, я боюсь, не провалится ли он там в бездонное болото и всегда с облегчением встречаю его из леса.
Почти всегда отец приносит целый кузов да еще корзину грибов. Мы вываливаем их прямо на пол и начинаем перебирать. Те, что для соленья – грузди, рыжики и волнушки – опускаем в детское корыто с водой для замачивания. Белые и опята отчищаем от земли и откладываем, чтобы потом мариновать и сушить. Подберезовики, маслята, сыроежки жарим и парим. Варим густую грибовницу, которую едим с молоком или постным маслом.
Запах грибов стоит в доме долго, потому что на всех окнах и в дверных проемах висят нитки с нанизанными на них кусочками боровиков. Сушат и на протвинях в печке, но там грибы получаются не такие красивые, иногда чуть-чуть подгорелые. Когда грибы высыхают, мама складывает их в матерчатые мешочки, и они тек приятно шуршат и постукивают, если мешок потрясешь. А неповторимый запах сушеных белых грибов проникает даже через холстинку.
Отец уже не раз брал меня в лес. Мы ходим недалеко от города, но все же проходим за день километров десять. Я нисколько не устаю, потому что двигаемся мы не спеша, делаем привалы, перекусываем вареными яйцами с хлебом, запивая еду кваском. Мне интересно лазить в густые заросли, куда большому отцу не пробраться. Там я почти всегда нахожу спрятавшиеся в траве грибы, а потом с криком бегу, чтобы их показать. Он придирчиво рассматривает каждый гриб и решает – брать его или нет.
На грибы мне везет – то я нахожу в низинке под елками целое семейство большущих красноголовиков, шляпка у каждого с ведерное донышко. Пять грибов сразу заполняют мою корзину. То срезаю три сросшихся вместе красавца-боровика. То попадаю на полянку, желтую от рассыпанных повсюду лисичек, которые сначала кажутся мне опавшей осенней листвой.
Когда я приношу домой грибы, которые собрал сам, я любовно рассматриваю их еще раз, вспоминая, где и как отыскал каждый, бережно очищаю, сам режу для сушки и нанизываю на нитку. А потом проверяю, высохли или нет, и нюхаю терпкий, очень вкусный запах. Стоит ли говорить, с каким удовольствием потом я ем грибовницу из сушеных белых, которые сам собирал.
И все же грибы обычное блюдо на нашем столе, и запах грибовницы вовсе не означает, что в доме праздник, потому что праздник по-моему пахнет не грибами и не жареной картошкой, а мясом. Один из моих любимых праздников Покров. На дворе становится холодно, земля подмерзает, ложится первый снег, и к празднику мы обычно покупаем барана. Настоящего живого барана. Ведь баран – это и шерсть, и шкура, а главное мясо, которое теперь уже можно хранить в холодном чулане.
Покупка барана – дело не простое. Мы все ждем этот день и заранее к нему готовимся. Отец договаривается с соседскими мужиками, чтобы помогли разделать барана. Деньги за это не платят, а угощают соседей. Мать с бабкой давно уже сварили самогон. Большая бутыль с узким горлом стоит в углу за печкой, укрытая мешковиной. Вечером она опустеет.
Стоит баран недешево. На эту покупку родители копят деньги целое лето. А накануне считают, сколько скопили, и какого барана можно купить на эти деньги.
– Петя, в том годе-то баран не больно хороший попался, – вспоминает бабушка.
– Все вам неладно. Каждый год им баран не нравится, – сердится отец.
– Да вспомни-ка, ледащий какой-то был, костей больно много, – не отстает бабушка.
– Сами идите и выбирайте, – ворчит отец.
– Наталья, не так что ли говорю? Сходила бы с ним на базар-то, – обращается бабушка к моей маме.
– Вот еще, не бабское дело по базарам барана торговать. Я вон Лешку с собой возьму.
– Нашел помощника. Чего тебе Лешка выберет там? – не унималась бабушка. А я, услыхав такие разговоры, закричал:
– Выберу, выберу! Я знаю, какого барана надо. – Все засмеялись, а мама сказала:
– Ладно, пойдешь, пойдешь. Смотри только, чтобы баран не забодал. У него вон рога какие.
– Да вы там не по рогам выбирайте, а чтоб пожирнее был, пощупайте его хорошенько, – снова учит отца бабушка.
– У нас на жирного, небось, денег не хватит. Я узнавал – цены там не больно низкие нынче.
Отец собирается на базар, как на праздник: начищает сапоги, причесывает перед зеркалом бороду и усы. Деньги он пересчитал еще раз, завернул их в тряпочку и сунул в карман пиджака. Меня одевают потеплее, на улице холодно, а сколько мы проходим по базару, не известно.
Мы спустились с лестницы во двор и уже собирались выходить на улицу, как отца окликает сосед с первого этажа:
– Ну че, Петро, пошел уже? Когда подходить-то, часа через два?
– Да я Леху пошлю, он тебя кликнет.
– Ладно, я уж никуда не пойду сегодня, надо соседу помочь. А ты че, веревку-то не взял что ли? Как барана-то тащить будешь?
– Тьфу ты, ладно подсказал вовремя, ушли бы сейчас.
Отец побежал по ступенькам вверх, на ходу ругая мать и бабушку, что не подсказали вовремя про веревку.
– Ну вот, не в путь пошли, – ворчал отец, возвращаясь из дома с веревкой. – Главное, ведь я ее приготовил, в сенях положил. А никто не подскажет, только недовольство свое проявлять могут. Бабы и есть бабы.
До базара идти далеко, но мы идем напрямик, петляя между деревянными домами, потом выходим туда, где дома получше и повыше, и вот уже видно, куда спешат все люди – к большой площади с деревянными прилавками. Под ногами много конского навоза – из деревни приезжают торговать на лошадях. Мы с отцом пробираемся в ряды, где привязанные к деревянным жердинам стоят коровы, козы и бараны. Тут же повизгивают поросята, кричат гуси, подает голоса всякая другая живность.
В ряду с коровами я увидел маленького теленка. Он показался мне таким одиноким и жалким, что я сказал отцу:
– Пап, давай вместо барана купим лучше теленка. Посмотри, какой он хорошенький.
Я подошел к теленку и потрогал его приятный, влажный носик. Теленок посмотрел на меня грустными глазами и лизнул мою ладонь. Тут я совсем растрогался и взмолился:
– Пап, ну давай его купим.
Отец подошел поближе, посмотрел на теленка и спросил у продавца цену. Я вдохновился и сказал:
– Только мы его резать не будем. Мы его вырастим.
– Лешка, да ты чего? Я-то было подумал, может, правда, взять его вместо барана. А ты чего? Где мы его держать будем, у нас ни хлева, ни сена для него нет. И вообще, мать барана велела. Холодец-то ведь любишь?
Холодец у нас любят все. Когда покупали барана, мясо варили, жарили, тушили с картошкой – это очень вкусно. Но холодец… Его варили с чесноком и хреном несколько часов, потом разливали в большие поддоны и ставили в чулан. Холодец застывал и даже подмерзал. А когда его приносили в дом, подтаивал и становился студенистым и гладким. Его разрезали на маленькие кусочки, и мне очень нравилось накалывать кусочек на вилку и смотреть, как холодец слегка подрагивает, а потом ощущать, как во рту он немножко тает и прямо нежеваный проскальзывает в горло, приятно его охлаждая.
