На половине пути от Кальяри начала портиться погода. Ветер усилился, и, сменив направление, завывал в вантах, нам приходилось идти галсами, убрав марселя, волны раскачивали шхуну все сильнее… Потом начался шторм. “Вепрь”, как на американских горках, сначала забирался на гребень волны, а потом стремительно летел вниз, на десятки метров. Рулевому приходилось привязываться шкотом к стойке штурвала. Из парусов у нас оставался натянутым лишь кливер, и то, потому, что никто не хотел рисковать переходом ради того, чтобы его убрать. Корпус корабля отчаянно скрипел и трещал под напором стихии, вода, несмотря на задраеные люки просачивалась везде, и плескалась под ногами. Куда нас несет, никто не знал: Высшие не позаботились о наличии в Мире компасов, курс можно было приблизительно вычислить по положению солнца или звезд, вот только над головой нависали тяжелые, низкие тучи, из которых сверкали молнии. Мы превратились в насквозь промокшую кучку людей, отчаянно пытающихся, схватившись за что-нибудь руками, удержаться на ногах. Лежать было невозможно, тебя просто выбрасывало из подвесной койки. Когда шторм утих, “Вепрь”, хоть и выдержавший его, представлял собой корабль, срочно нуждающийся в ремонте на верфи. Несколько досок корпуса треснули под напором стихии, и их пришлось укреплять. Бушприт с кливером выдрало с корнем, и унесло в море, хорошо еще, что мачты не рухнули. Альфред, с несколькими девушками, уже немного оклемавшимися после шторма, проверял товары. Юр стоял у штурвала. Мы все, мужчины и женщины, пытались привести в порядок корабль. Длинная цепочка людей передавала из рук в руки ведра с водой, которую вычерпывали из трюма, и выливали за борт. Меняли порванные фалы и шкоты, сколачивали вместе треснувшее дерево. “Вепрь” шел вперед под хмурым, затянутым сплошной пеленой облаков небом…

— Вон там что-то есть. — Ал, единственный, кто мог нас сориентировать, выглядел уставшим. — На самой границе моих возможностей несколько живых существ. Люди или звери, но они — там. — Направление, куда показывал Ал, было не очень привлекательным, нам приходилось идти почти против ветра, но на суше можно хотя-бы понять, где мы находимся, пополнить запасы, и, в спокойной обстановке, решить, что делать дальше.

Земля казалась пустынной. Мы встали на рейде у маленькой бухточки, с узкой, метров в двадцать, полосы песка у самой воды, окруженной скалами. Наконец-то твердая поверхность, которая не пляшет под ногами! Наконец-то можно спокойно сидеть у костра, а не торчать на вантах, пытаясь связать порванный фал, и не надо ломать голову над тем, чем заткнуть течь в корпусе! Хуже всего пришлось тем, кого жребий определил в вахтенные. Смотреть с борта шхуны на такой близкий берег, и понимать, что до того, как ты туда попадешь, надо провести на корабле еще несколько часов… И не просто провести, а постоянно вглядываясь в море: шторм, не шторм, а угроза нападения пиратов никуда не делась.

Нам пришлось снова выйти в море. С нашей стоянки просто нельзя было никуда попасть, ее окружали скалы. “Вепрь” шел в миле от берега, когда облака понемногу начали рассеиваться. К тому времени, когда на небе появились звезды, побережье стало более пологим, скалы сменились холмами, поросшими лесом.

— Апеннины. — Селим, в очередной раз посмотрел в подзорную трубу. — Мы где-то между Неаполем и Калабрией. Если продолжать идти вдоль берега, в конце концов придем в вольный город Калабрия. А там и до Сицилии рукой подать! Мессина примерно милях в семи…

— Нам, наверное, надо пристать к берегу, свалить несколько деревьев, напилить доски, соорудить новый бушприт. — Антуан рассуждал вслух. — С другой стороны, если загнать корабль на верфь, там его починят гораздо лучше.

— Это обойдется дороже, но — ты прав. — Альфред вздохнул. — Ничего, пока что деньги есть, я неплохо наварился что в Малаге, что в Пальме, поэтому не будем тратить время на остановки. Ведь нам еще потом плыть домой, и, желательно, на всех парусах! Если не успеем к сроку, то, считай, регата проиграна.

Вольный город Калабрия встретил нас неласково. Навстречу шхуне вышли два местных шлюпа, с одного из которых дали предупредительный выстрел. Мы легли в дрейф.

— С какой целью вы прибыли в Калабрию, господа? — Местный офицер, в сопровождении десятка солдат, поднялся на борт шхуны, прибыв на шлюпке с одного из шлюпов. Шлюпы заняли позицию, развернувшись к нам бортом, причем так, чтобы не попасть под огонь наших орудий.

— Он издевается? — Шепнул Юр. — Да каждому должно быть видно, что у нас не пиратская галера!

— Нас потрепал шторм, и мы хотели-бы провести тут ремонт. Поскольку наш корабль — торговый, то, возможно, кое-что купить, кое-что продать. — Свами был само спокойствие.

— Не уверен, сможем-ли мы вас принять.

— В чем дело, офицер? — Встрял Азиз. — Вы что, не видите, корабль нуждается в ремонте! Мы под датским флагом, и не думаю, что Калабрия объявила Дании войну, пока мы были в море!

— Вольный город Калабрия не воюет ни с кем! — Отрезал офицер. — А вот с нами, оказывается, воюют. И нам не хотелось-бы прецедента! Испанцы, португальцы, теперь — вы!..

— Может быть, Вы проявите любезность, и просветите нас о последних событиях? — Селим протянул ему кружку с вином. — Ни в Кальяри, ни в Пальме, ни в Малаге не было даже намека на то, что у вас тут какие-то проблемы…

— Господа, вы должны знать, что Высшие недавно открыли Мир. Так вот… — Офицер приложился к кружке, и одобрительно кивнул. — Две недели назад на горизонте показалось несколько больших кораблей, под испанским флагом. У нас таких не строят. Они отказались принять на борт представителя порта, для досмотра, более того, дали по его шлюпке ружейный залп. После этого начали обстрел форта. Извольте взглянуть, даже отсюда должно быть видно…

Юр направил подзорную трубу на форт, защищающий гавань, потом передал ее мне. На каменной кладке были явственно видны следы гари, и многочисленные сколы от ядер. У одной из стен часть верхнего яруса была разрушена, и там, судя по всему, велись восстановительные работы.

— Мы потеряли два флейта, и несколько каравелл, которые попытались вступить в бой, но и испанцам здорово досталось. Поэтому они отошли. А потом нас попытались атаковать португальцы. Форт сохранил боеспособность, и португальцы не смогли ничего добиться, но теперь мы вынуждены встречать каждый корабль, как потенциального противника. И будь вы хоть из Англии, хоть из Дании — какая нам разница? Вы представляете угрозу.

— Да какая-же мы угроза, господин офицер! — Вперед выступил Альфред. — У нас единственный, к тому-же поврежденный корабль, на борту — груз, есть раненые…

— Я не могу решать за городской совет! — Отрезал вояка. — Я имею предписание досматривать любой корабль, и информировать об осмотре начальство порта. И лишь потом, если они решат, вас допустят на рейд.

Осмотр проводился тщательно. Офицер, в сопровождении Свами, Кристианссона, и двух солдат совал свой нос буквально везде, чуть не в каждый сундук, или шкафчик на борту. Ни Ал, ни Шам в это не вмешивались, а мы торчали на палубе, под бдительными взглядами местных, стоявших с мушкетами наперевес. Наконец, офицер отбыл восвояси. Один шлюп ушел к берегу, второй по прежнему оставался рядом. Судя по всему, решения в вольном городе принимались более чем неторопливо, и только следующим утром нам разрешили встать на якорь на рейде Калабрии.

— Три шкуры везде дерут! — Возмущался Кристианссон, когда мы сидели в таверне, договорившись с корабелами о ремонте. — Ладно бы было что стоящее, да редкое, так нет! Фрукты, которые тут-же и растут, протяни руку да сорви, толкают по таким ценам, будто их из-за моря привезли, да с боем! Хотел себе клинок местных мастеров прикупить, легкий, с гравировкой, с парой камушков на гарде — заломили, как за три обычных меча у нас, в Дании! А вино? Хорошее, не спорю, но не лучше того, что мы взяли в Малаге. А цена — вдвое дороже!

— Налоги высоки, сеньоры. — Трактирщик, проходивший мимо нашего стола, услышал разговор, и решил вмешаться. — Городской совет, после того, как мы отогнали испанцев, был вынужден их поднять. Форт просто так не восстановишь, а казна не резиновая…