Литмир - Электронная Библиотека

Бестактный репортер «Ле Фигаро» напрямик спросил вдову о Марго. Из ответа Одри следовало, что между ее преданным и безгрешным супругом и этой охотницей за мужчинами никогда не было ничего общего, но это никак не снимало с нее подозрений в его убийстве. «Безрезультатно перекочевавшие через множество постелей охотницы за мужьями на пороге четвертого десятка склонны питать несбыточные надежды, фиксироваться на чужих, посторонних мужчинах и преследовать их, – уверяла вдова. – Ив-Рене ни ее, ни прочих ей подобных отчаявшихся девиц не поощрял. Однако Марго Креспен была упорнее и наглее других: она буквально вешалась ему на шею, впрочем, как и многим другим богатым и знаменитым мужчинам. Но все эти настырные женщины, включая невесть откуда взявшуюся русскую модистку Элен Ворони́н, не значили для моего мужа ничего, совершенно ничего!»

Добрались газетчики и до Клэр. Или она добралась до них. Во всяком случае, словоохотливая мадам Паризо умудрилась подпортить идиллическую картину семейного счастья Люпонов. Из ее слов следовало, что рядом с преданной и любимой женой каким-то образом все же соседствовало множество женщин, и последней из них оказалась «прекрасная персиянка», из-за которой получила отставку светская львица Марго Креспен. Добросердечная Клэр умудрялась сочувствовать и жене, и любовнице (я же невольно представлял себе трясущееся от накала чужих страстей страусовое перо в огненных кудрях мадам Паризо): «Представьте, что женатый мужчина подает надежду незамужней женщине, которая уже много лет ищет хорошую партию. Допустим, он рассказывает ей, что у него давно уже не брак, а одно неприятное соседство. Разумеется, я не имею в виду Люпонов! Они были исключительно счастливой и гармоничной парой. Но мы же все знаем, что говорят мужчины любовницам, не так ли? Мол, все, что ему нужно для полного счастья, – это встретить родственную душу. И одинокая бедняжка, естественно, из кожи вон лезет, чтобы стать этой родственной душой – забрасывает всех прочих ухажеров, менее успешных и перспективных. Часами, днями, да что там – неделями и месяцами сидит и ждет его. Я достоверно знаю, что мадемуазель Креспен предложили выгодный контракт в Алжире, но она отказалась из-за этой фата-морганы. Потому что, мы ведь знаем, женатый любовник подает надежду, сыплет признаниями, обещаниями. А потом вдруг охладевает, увлекается другой. А прежней «родственной душе» дает отставку, словно прислугу рассчитывает. Нет, хуже! Потому что ей никто не возмещает утерянные годы. Разумеется, я не имею в виду никого конкретного, я рассуждаю чисто гипотетически. Что касается месье Люпона, они с Одри жили душа в душу – пример для всех своих знакомых. Но на ужине в «Ля Тур д’Аржане» с нами была такая милая русская тихоня, жена какого-то лекаря из Отеля-Дьё, мадам Элен Ворони́н. Да, ничего особенного, но новая женщина всегда привлекательна в мужских глазах, не так ли? Как вы думаете, у прежней любовницы не возникнет желания отомстить? Ах, это такое горе для моей несчастной Одри, у меня просто нет слов! Какое счастье, что рядом с ней такой преданный друг, как Антуан Бартель!» Справедливости ради, мадам Паризо подчеркивала, что Марго Креспен, разумеется, совершенно вне подозрения: «Я позвонила ей домой немедленно после убийства. Человек ведь не может одновременно быть в двух местах, не так ли? Уверена ли я, что говорила с ней лично? Конечно! Мы знакомы много лет, я прекрасно знаю ее голос и дословно помню наш разговор. Я разбудила ее. А когда сообщила, что Ива-Рене ранили, Марго едва не потеряла сознание. Это известие просто убило несчастную, она с трудом могла говорить. Оно и понятно, даже если Люпон и променял ее на эту русскую, она ведь все еще надеялась. Нет, что вы, у нее никогда не поднялась бы рука на него. Я же говорю вам, при всем своем желании она не могла убить его, потому что в это время была в Рамбуйе. Уж скорее я поверю, что стреляла эта новая пассия, мадам Ворони́н. Ив-Рене пользовался бешеным успехом, хотя сам, разумеется, был безупречным семьянином. Но Элен, знаете ли, долго жила в дикой Персии, а там такие зверские нравы!»

Мадам Люпон отвечала на многословное сочувствие подруги с библейской кротостью – око за око, зуб за зуб: «Клэр Паризо? Она молодчина, не сдается: на голове и в сердце пожар, душа и перья трепещут. Вечно прекрасная дама глубоко постбальзаковского возраста. Не верит, что ее лучшие годы остались в предвоенном регтайме. Напоминает мне ресторан, до позднего вечера настойчиво предлагающий зачерствевшие завтраки».

Марго благоразумно от интервью воздержалась. Но именно о ней французские газеты писали охотнее всего: ничто так не украшает убийство и не привлекает читателей, как история супружеской неверности и участие в преступлении молодой, красивой и опасной светской женщины. Впрочем, не чересчур молодой – дочери польского поэта Влодека Креспинского и Жанны Ламбер уже стукнуло тридцать. Да и красота по большей части состояла из расхожей загадочности и порочности: с разворотов холодно и надменно глядело сильно накрашенное жесткое лицо в обрамлении черной прически Клеопатры. Мода на все египетское воцарилась в Париже благодаря находке гробницы Тутанхамона, а Марго Креспен была женщиной модной. Газеты представляли ее в качестве фотографа, дизайнера внутренних интерьеров, натурщицы Пикассо и манекенщицы ведущих парижских домов «Агнес», «Мартиаль и Арманд» и «Люсиль». Ее имя в прошлом связывалось с несколькими промышленниками, наследниками аристократических фамилий и множеством интеллектуалов. Но, как свиная кожа из-под стертой позолоты, из-под блеска богемного времяпровождения просвечивал настойчивый многолетний и неудачный матримониальный поиск.

У мадемуазель Креспен имелись причины недовольства Люпоном. Полная пепельница, два бокала, а также два ключа в кармане смокинга указывали на то, что и эта ее афера закончилась проигрышем. Вдобавок Клэр сболтнула ей, что Люпон явился в ресторан с другой женщиной. Марго не осталась равнодушной, она немедленно позвонила ему в ресторан. Напрашивался вывод, что она могла приехать и подстеречь обидчика. Но эта линия расследования никуда не приводила, потому что, как тонко заметила Клэр, Марго не могла одновременно быть в двух местах, а она не покидала своего дома. То же самое следствие установило и по поводу Одри. Сдавалось, что каждая из женщин Люпона могла поднять тираж газет, но ни одна не могла убить его. Вместо возлюбленных приходилось искать врагов.

В дверь кабинета стукнула Мартина:

– Доктор, вас к телефонному аппарату.

Тон медсестры прозрачно намекал, что звонки репортеров мешают работе госпиталя, что в ее обязанности не входит беготня за мной и что для супруги врача из Отеля-Дьё замешанность в скандальном убийстве является возмутительной небрежностью. Хотя последнее мне не нравилось сильнее, чем Мартине, я все же чувствовал себя слегка виноватым перед ней.

Вежливый хрипловатый женский голос на другом конце провода протянул:

– Добрый день, доктор Ворони́н. С вами говорит Марго Креспен, приятельница Ива-Рене Люпона.

Я узнал это характерное тягучее хриплое контральто. Именно этот голос в ночь убийства интересовался у меня о состоянии раненого.

– Я прочитала в газетах, что мой друг умер у вас на руках. Он был очень дорогим мне человеком. Я бы хотела встретиться с вами. Мне очень важно услышать о его последних минутах.

Я тоже был не прочь побеседовать с мадемуазель Креспен. Разумеется, не для того, чтобы делиться последними минутами Люпона, а чтобы самому узнать что-нибудь полезное о нем и его окружении. Пусть Марго не могла убить его, она могла знать, кто хотел это сделать. Например, Марсель Додиньи: бульварная пресса подробно описывала непримиримую войну между ним и Люпоном – двумя специалистами по старинной мебели, причем Люпон неизменно торжествовал, а его оппонента никто не принимал всерьез.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

14
{"b":"730544","o":1}