Тем не менее Комнин был решительно настроен разрешить предыдущие недоразумения и соединить обе Церкви. Под его давлением в 1090 г. инициативу проявили уже византийцы. Диакон Константинопольской церкви Николай по тайной просьбе царя обратился с письмом на имя Болгарского архиепископа Феофилакта, выдающегося богослова своего времени и весьма авторитетного лица. Николай просил того описать заблуждения латинян, если таковые, конечно, имели место.
Просьба не осталась неуслышанной: в скором времени архиепископ ответил, что подавляющее большинство богослужебных отклонений латинян носит несущественный характер. Даже об употреблении опресноков Феофилакт отвечал, что хотя квасной хлеб более уместен с символической точки зрения, но здесь дело традиции, а не канонов. Практика поститься по субботам также не может быть признана порочной, хотя, конечно, следы ее в святоотеческой литературе нигде не видны. Более того, отмечал архиепископ, с горечью приходится признать, что византийцы сами начали проявлять несвойственные христианам узколобость и непримиримость к выдуманным ими же нарушениям латинян, не замечая, что сами зачастую ошибаются. Очевидно, для Феофилакта никакой схизмы не существовало вовсе, дело заключалось лишь во взаимных ошибках и недоразумениях. Он настоятельно рекомендовал латинянам и грекам примириться271.
«Мы думаем, – не без иронии констатировал Феофилакт, – что для приобретения в глазах толпы славы первостепенных мудрецов в делах божественных необходимо как можно большее число людей записать в еретики; что только тогда мы докажем, что имеем глаза, когда ясный свет представим глубокой тьмой. Быть может, ктонибудь из верных и более горячих ревнителей Православия восстанет и обличит меня в невежестве, в непонимании вещей божественных, пожалуй, в холодности или даже в предательской измене своей Церкви. Конечно, сам он насчитал бы латинских заблуждений много больше того, что я привел. Но я даже из числа перечисленных заблуждений одни считаю не заслуживающими внимания, другие – заслуживающими умеренного исправления, т.е. такого, что если кто его совершит, то окажет некоторую услугу Церкви, а если нет, то тоже не будет большого вреда»272.
Только Filioque не может быть принято Восточной церковью, заявил богослов. Правда, и по этому вопросу Феофилакт снисходительно заметил, что латиняне могут использовать свои редакции текста в беседах и церковных поучениях, но не вправе менять Символ Веры, доставшийся Кафолической Церкви от Святых Отцов. Таким образом, как выяснилось, практически не оставалось вопросов, способных разъединить обе стороны христианского мира. Сам собой вставал вопрос о новом Вселенском Соборе, созвать который, к сожалению, не удалось. Самому папе Урбану II в ту пору серьезно угрожал конкурент – «антипапа» Климент III, а Алексей I Комнин только успевал отражать турецкие и печенежские угрозы273.
Между тем военные действия шли с переменным успехом, хотя, безусловно, военная инициатива принадлежала печенегам – римлянам оставалось только обороняться. Однажды весной 1090 г. отряд архонтопулов попытался дать печенегам сражение при Хариополе (видимо, в надежде на то, что это поле битвы опять принесет удачу византийцам), но потерпел поражение, потеряв до 300 человек убитыми. В ответ Татикий, которому василевс передал свою личную гвардию, нанес печенегам «удар мести» – степняки оставили на поле боя несколько сотен своих павших товарищей. Но, как и ранее, Алексею Комнину не удавалось консолидировать все свои силы на одном направлении – турки попрежнему угрожали границам Византии, не переставая свои грабительские набеги. Это обстоятельство серьезно стесняло его в выборе стратегии.
Стремительно перемещаясь с западного фронта на восточный, Римский царь тщетно пытался выбрать самый оптимальный вариант расстановки своих сил – армия была настолько мала, что ее просто физически не хватало для того, чтобы закрыть все опасные направления. В этот момент настоящим подарком стало прибытие 500 рыцарей, присланных другом Комнина графом Робертом Фландрским (1071—1093). Год назад тот возвращался из паломничества в Иерусалим, остановился в Константинополе, был принят василевсом и, лицезрев упадок Византийской империи, обещал скорую помощь. Рыцари пришлись очень кстати, поскольку в это время пришло сообщение о том, что Иконийский султан АбульКасим собирается захватить Никомидию. Поэтому их тотчас отправили на Восток274.
Сам император защищал от печенегов дорогу от Адрианополя до Константинополя. Около города Русия, в долине Марицы, начались очередные боевые действия. Обстановка там была очень тревожной: печенеги заметно превосходили византийцев числом, да и, конные, они имели более широкие возможности для маневров, чем их противники. Нет ничего удивительного в том, что в один из дней возле Чорлу печенеги окружили римскую армию. Однако василевсу какимто чудом удалось опрокинуть их, и поле боя осталось за его армией. Весь 1090 г. он оставался там, отбивая атаки степняков на столицу.
В это же время внезапно возникла угроза комбинированного наступления турок Румского султаната и печенегов, решивших напасть на византийскую столицу с Востока и Запада одновременно. Автором идеи и ее главным исполнителем стал полутурокполугрузин Чаха (или Чауш), в юности проживавший в Константинополе, получивший хорошее образование и знание византийской жизни. Ранее он был офицером императорской армии, но при Никифоре III Вотаниате перебежал к туркам. Чаха втайне мечтал о венце Византийского императора и, поскольку печенеги являлись его соплеменниками по крови, сумел быстро договориться с ними о начале взаимных действий, целью которых являлось овладение Константинополем и всей Римской державой.
Тонкими дипломатическими ходами он усыпил бдительность Алексея I Комнина, а тем временем построил и снарядил громадный флот, организовав стоянку в Смирне. Вскоре турки совершенно вытеснили с моря корабли Кивириотской фемы и овладели островами Лесбос, Хиос, Митиленой, а также городами Клазоменами и Фокеей. Затем Чаха во главе своего флота нанес поражение византийскому флотоводцу Никите Кастамониту и завладел его кораблями.
Осенью 1090 г. император Алексей I Комнин снарядил новый флот, придав ему наемников из числа западных христианских народов. Флотоводцем был назначен родственник царя по материнской линии Константин Далассин – человек весьма воинственный и храбрый. Высадившись у города Хиоса, Далассин попытался до прихода турок овладеть им, но это ему не удалось. Чаха с большой армией уже подходил к осажденному городу и первые столкновения не дали перевеса ни одной из сторон. Все же, опасаясь, что на помощь Далассину должен подойти с армией Иоанн Дука, брат императрицы Ирины, Чаха инициировал мирные переговоры. Встретившись, оба полководца констатировали, что сил для генерального сражения нет ни у одной стороны, и разошлись. Чаха отплыл в Смирну, дабы набрать дополнительные отряды, а Далассин сумелтаки взять Хиос штурмом275.
Зиму 1090—1091 г. император решил провести в столице, оставив войско опытному полководцу Николаю Маврокатакалону. Однако печенеги направили сильный отряд в Хироваки, едва не погубив Римского царя с горсткой воинов, когда тот направлялся в Константинополь. Но тут Алексей I Комнин показал, что он не случайно слыл талантливым полководцем еще в юношеские годы. Умелым маневром он заставил печенегов разделить свои силы, а затем по очереди разгромил каждый из их отрядов. Царь с триумфом явился в столицу, но, к сожалению, этой локальной победой далеко не устранив опасности ее захвата варварами. Уже через 2 недели, весной 1091 г., печенеги стояли в предместьях Константинополя. Пожалуй, это был самый опасный момент в истории Византии – ее существование висело на волоске276.
Положение было столь плачевным, что царь написал открытое обращение ко всем государям европейских христианских держав, передав его через своего друга графа Роберта Фландрского. Живописав в послании все беды и ужасы, свалившиеся на Византию, Алексей I констатировал: «Я сам, облеченный саном императора, не вижу никакого исхода, не нахожу никакого спасения. Итак, именем Бога умоляем вас, воины Христа, спешите на помощь мне и греческим христианам. Мы отдаемся в ваши руки, мы предпочитаем быть под властью латинян, чем под игом язычников. Пусть Константинополь лучше достанется вам, чем туркам и печенегам. Итак, действуйте, пока есть время, дабы христианское царство и – что еще важнее – Гроб Господень не были для вас потеряны. Дабы вы могли получить не осуждение, но вечную награду на Небеси»277. Едва ли эта редакция письма является подлинным посланием царя – об этом мы будем говорить ниже, но, безусловно, верно передает отчаяние византийцев и их василевса.
