– Друг говоришь? Так вот, как друг, я тебе заявляю, ты слишком много пьешь, и поэтому плохо спишь. У алкоголика, как говориться, сон крепкий, но короткий. А про людоедов ты уже достал своими разговорами, ты говорил о них вчера, и позавчера, и вот тебе моя позиция на эту тему. Я считаю, антропофагия лишь способ выживания в данных нам условиях, приспособленчество. Новая Зеландия, внутренняя Африка, Папуа Новая Гвинея, во всех этих местах еще недавно процветало людоедство. Даже в мирное время, до прихода долгой зимы. Также это было способом выживания у неандертальцев. Это всего лишь механизм самосохранения. Просто у кого-то срабатывает курок этико-морали, а у кого-то религиозного самоубийства и они не могут это сделать, даже под угрозой собственной смерти. А кто-то может, и я не знаю, хорошо это или плохо. Мясо есть мясо, чтобы выжить, нужно есть, – Александр хотел было уже закончить размышления, но его голову посетила еще одна мысль.

– Антропофагия синоним людоедства, но людоедство не тождественно каннибализму. Технически, любое животное, съевшее человека, является людоедом. А человек, съевший человека является… правильно – каннибалом. И вот к чему это я. Люди деградируют и становятся животными пытаясь выжить. И их нельзя в этом винить, это их защитный механизм, скорее всего врожденный. Поэтому я не буду называть их каннибалами, я буду называть их людоедами, или антропофагами. Тем самым принижая тяжесть совершенных ими, не отрицаю, все-таки преступлений, – теперь закончив, глубоко выдохнул, так как произнес всю речь почти на одном дыхании, и опустошив стакан, протянул Олегу за новой порцией.

– Дурак ты Саша. Неужели превратиться в животное не самое страшное, что может быть? Неужели ты думаешь, что сможешь снова стать человеком, после того как сам съешь человека? – Олег наполнил стакан Александра, но в расстройстве от этих мыслей, забыл отдать, и уже поднес к своим губам, собираясь сделать глоток.

– Эй полегче, что ты делаешь? Это мой стакан.

Олег почувствовал себя неловко. Стакан он вернул, и чувство неловкости быстро прошло, так как алкоголь быстро всасывался в кровь, и легкая опьяняющая радость уже щекотала затылок.

Ученые продолжили спорить, не заметив, как оставили Веру наедине со своими мыслями. Она смотрела в костер, иногда поглядывая в туман. Ей было не по себе, тревожно и грустно, и до сих пор казалось, что кто-то пристально следит за ней. И эта тревога все усиливалась. Девочка не стала рассказывать об это мужчинам зная их реакцию. Опять ее назовут фантазеркой и трусихой, думала она.

Так Вера молча сидела печально, и грустила. Недавно ей исполнилось пятнадцать, она была юна и хороша собой. Длинные пшеничные волосы и очень, очень милое лицо, которое украшали два серых озера глаз. Сейчас они переполнились водой и у Веры потекли слезинки.

– Вера, скажи ему, что он дурак! – негодовал Олег. – Нет лучше скажи ему, что он идиот. Я не могу общаться с таким ослом, – тем самым, вырвав девочку из мрачных пут размышлений.

– О чем вы, Олег?

– Как о чем? Ты что нас не слушала? Неужели ты поддерживаешь это животное, готовое набить свое брюхо человечиной, дабы спасти свою шкуру? Он ведь и нас может съесть, так что спи чутко.

– Конечно я вас не слушала. Мерзкие вещи говорите, дураки пьяные. Я, спать пойду, – сказала Вера и отправилась в свою палатку.

– Ну и ну дружище. Обидел бедную девочку. И не стыдно тебе? – сказал Александр в шутку, пытаясь вызвать чувство вины в своем друге.

Олег тут же забыл, что сердился, – А что такого? Что я сказал? – бормотал он, и вправду думая, что обидел дочь своего лучшего, а ныне покойного друга. И уже вовсю соображая, как же завтра выпросить прощения.

Тем временем Вера ушла, оставив ученых наедине друг с другом и алкоголем. Костер угас, остались лишь красные угли, которые почти не давали тепла. Олег подкинул пару влажных веток пытаясь оживить огонь, но угли лишь зашипели и потухли окончательно. Он выругался и подлил самогона, в еще не опустевшие стаканы. Опьянение наступало быстро, так как мужчины были худы и слабы. До них донесся голос Веры из палатки, которая читала молитву перед сном.

– Слышишь? Опять молится, бедная девочка. Скажи, чем я ее обидел?

– Да ничем ты ее не обижал. Кажется у нее депрессия, или биполярка, ну или сумасшествие какое. То она мрачная, как сейчас, блуждает в темноте пожираемая своими воспоминаниями, то радостно смеется, обнимается, мигом улетает на свою планету и поет песни. Про Бога талдычит постоянно. И откуда в ней это? Да, определенно биполярное расстройство, – Александр говорил шепотом, переживая, что Вера не спит и может слышать их разговор. – Не думал? Может мы зря ее взяли? Боюсь, мы плохо о ней заботимся. Возможно, стоило отдать ее в приют к адвентистам? Они вроде неплохие, в каннибализме не замечены, и в целом выглядят пристойно

Олег сделал еще глоток и захмелел окончательно. Он пытался сосредоточиться, чтобы не упустить суть, мысли путались, теперь, разговор этот, стал казаться ему невероятно важным.

– Что ты такое говоришь? Как мы могли ее оставить? Мы обещали ее родителям опекать и заботиться о ней. И что ты знаешь об адвентистах? Не ровен час, выпьют отравленный пунш, потравят себя, да в религиозном экстазе отправятся навстречу к Иисусу. Сколько же этих сект развелось? – Олег прервался чтобы в очередной раз пригубить смрадного сэма, он уже не ощущал холода, а еле красные угли стали двоиться в глазах. После небольшой паузы собрался и продолжил, но потерял суть – Безумие. Куда мы идем, зачем? Иногда опускаются руки. А иногда, мне кажется, у нас все получится, и мы дойдем. И вот представь, что мы будем делать? Построим дом, засеем землю, одомашним какой-нибудь скот и сможем выжить. Что дальше то? Вот что дальше, если Верочки с нами не будет? Прожить еще лет сорок и смотреть на твою физиономию? А когда сдохнем, и кто-то найдет наши тела то скажет. Х-м-м.… Наверно они были любовниками гомосеками, – Олег засмеялся и ударил друга по плечу.

– Наверно вот этот был пассив. Подумают они, тыча твое тело палкой в задницу, – вставил шутку Александр. – Наконец-то, вечер становится интересным. Здесь, пожалуйста, поподробнее.

– Так… О чем это я, – пытался из последних сил сосредоточится Олег и вспомнить мысль. – Ах да… не перебивай меня, – и погрозил Александру кулаком. – Если Веры не будет, то все потеряно. Понимаешь? Мужчина, женщина, совокупление продолжение рода. Мы должны быть прагматичны. Мы должны трахаться, совокупляться и размножаться. И тогда мы сможем построить общество. Новое, идеальное общество. Совокупление и спаривание вот, вот о чем я говорю, – уже довольно громко говорил он.

– Блин, говори потише. Ты что несешь, говно старое? – у Александра округлились глаза от услышанного, – Ты хочешь спариваться с Веркой? Ты – дерьмо мамонта об этом думаешь? Пойдем спать, и, пожалуйста, избавь меня от своих больных фантазий, – он поднял совсем опьяневшего друга и повел к палатке.

Олег все не унимался и продолжал бормотать что-то. Не все из этого было понятно, лишь отдельные фразы.

– Пойми она уже не девочка. Она красивая и взрослая, вся в мать. Но мы и тебе кого-нибудь найдем. У нас город будет по пути. Милые дамы, прелестные мадемуазели.

– Хорошо, хорошо, как скажешь. Я бы все отдал за женщину. Только заткнись, пожалуйста, – простонал Александр, пытаясь уложить товарища в спальный мешок.

– Я, секс-машина! Я, агрегат любви! Новое идеальное общество. Свободное… Свободное… – бормотал Олег уже совсем не связанные пьяные мысли. Но как только голова его коснулась подушки, тут-же провалился в сон.

***

Следующее утро началось по обыкновению, ничем не примечательно.

Позавтракав, мужчины складывали палатки, а Вера чистила сани от нападавшего за ночь снега. Она достала из вороха склянок, приборов и провизии, градусник.

– Минус семь, – крикнула девочка, и продолжила хлопотать по хозяйству, прибывая сегодня в прекрасном расположении духа.

Александр достал блокнот, карандаш и стал записывать, зачем-то произнося в слух, – Третье июля. Две тысячи тридцать третий год, воскресенье, минус семь, – после пробежавшись глазами по предыдущим записям сказал – сегодня теплый день. Самый теплый в этом году, – и от радости звонко хлопнул блокнотом по ладони.