— Я представляю иной мир, который ещё только создаётся, и чувствую себя создателем этого самого мира. Каждая моя мысль, каждая деталь, каждый фрагмент – это часть громадного пазла, который в итоге отстроит этот великолепный мир. И в нём будут только прекрасные люди. И я там буду. И ты там тоже будешь.

Последняя фраза далась ему тяжелее, но он всё же сказал, и аккуратно повернул голову в сторону, в сторону головы Маши.

Она не повернула голову в его сторону, вместо этого и дальше смотрела в потолок, наблюдая там тот самый удивительный мир.

Блэквайтеру казалось, что ещё секунда, и он сейчас сможет очень уж запросто поцеловать Машу Рогову, девушку, которую любит больше всего на свете.

Если бы она повернула голову в его сторону, то он бы поцеловал, легко и просто.

Но она не поворачивала.

Блэквайтер почувствовал её прекрасный запах, который раньше никогда не чувствовал, и возможно, когда пройдёт эффект, уже никогда не почувствует.

Сейчас её лицо – по крайней мере, та часть лица, которую он видел, казалась ему особенно волшебной, будто не бывает в этом мире человека красивее неё.

Возможно, для него всегда так и было, а наркотик просто открыл ему его истинные мысли.

Он раскрывает истинную человеческую природу?

— Спасибо, Блэквайтер, — прошептала Маша.

Блэквайтер снова повернул голову в сторону потолка, и стал пялиться на плывущие фрагменты этого другого мира.

На этот раз уже Машка медленно повернула голову в его сторону, облокотив её набок, и была в нескольких миллиметрах от его щёк. Он ощущал её дыхание, и от этого у него вставал, но он надеялся, что Рогова этого не видит.

В какой-то момент Маша даже дотронулась кончиком носа до его щеки, из-за чего всё тело чуть не дрогнуло, но он каким-то неведомым самому себе образом удержал его.

Машка заговорила иным, будто не своим, а каким-то волшебным голоском, голоском прекрасной принцессы из сказочной истории:

— А у тебя запах совсем другой стал, такой мужественный.

Блэквайтер промолчал.

Он понимал, что если он повернёт к ней голову, они могут поцеловаться, чувствовал это, но почему-то теперь сам не был готов её повернуть.

Как будто храбрость одного отбирала храбрость у другого…

Или он всё это себе напридумывал?

— Лёш, — сказала Маша.

— Да?

Помолчав немного, она продолжила:

— Давай эксперимент поставим. Давай проверим, насколько хорошо ты сейчас способен услышать.

Он еле заметно кивнул, но Машенька, иначе он её сейчас называть просто не мог, кажется, почувствовала это.

Она придвинулась поближе к нему и наклонилась к его уху, и прошептала в него:

— Я больше всего на свете люблю лилии.

Этот приятный голосок будто пронёсся по всем частицам его создающегося мира.

Маша слегка отодвинулась, ожидая ответа, но Блэквайтер молчал, наслаждаясь этим моментом… и её прекрасным голосом.

— Ну как? – Не выдержала девушка.

— Ты для меня как бесконечность.

Машенька хихикнула. Похоже, сочла это за то, что эксперимент прошёл удачно.

Дальше любопытство начало брать над ней ещё больший верх, и по её инициативе, ребята уселись на задницы, прижавшись спинами друг к другу и закрыв глаза, и начали описывать друг другу, что они вообще чувствуют вокруг, и так на протяжении всех двух часов, пока действие не начало снижаться.

Блэквайтер боялся, что оно исчезнет, а он так и не сделает того, чего боится больше всего на свете.

На Машеньку будто снизошло то же самое чувство, и она спросила, повернув голову в одну сторону:

— Лёш, чего ты боишься больше всего на свете?

Он повернул голову в другую сторону и сказал:

— Я… я боюсь…

— Только не ври мне.

— Я боюсь поцеловать… девушку.

Машка хихикнула. Похоже, решила, что это мило.

Потом прошептала:

— Мне страшно. Дай мне руку.

Они скрестили свои руки, и потом уселись друг напротив друга на коленках, держась за руки.

У Блэквайтера билось будто не одно, а десять сердец сразу.

Маша наклонила голову чуть вперёд и посмотрела вниз, на их скрещённые руки, и сказала:

— Посмотри на это. Видишь. Вот это твоё мужество, в твоих руках. Оно всегда там.

Потом Маша аккуратно подняла голову, оказавшись почти нос к носу перед Блэквайтером, и посмотрела ему в глаза и добавила:

— Понимаешь?

— Да.

Он боялся шелохнуться, ведь в таком случае их лица соприкоснутся.

Но может быть пора?

Пора, чтобы они соприкоснулись?

Он решил: сейчас сделаю вдох и выдох, и поцелую её.

Всё.

Пора её поцеловать.

Он сделал вдох, и тут дверь распахнулась, и из комнаты вышли жутко довольные и хихикающие Аня с Яном.

Маша отодвинулась от Блэквайтера, сразу сосредоточив внимание на них, они с Блэквайтером отпустили руки и поднялись, и Маша с улыбкой спросила:

— Ну вы, ребят, похоже, на славу повеселились, да?

— Блин, этот наркотик – это нечто, — сказала в ответ Аня и чмокнула Яна в щёку.

Они снова уселись по двое друг напротив друга, и Блэквайтер почувствовал, как отпускает.

И Машу тоже.

И связь между ними, вот эта вот волшебная связь, она утрачивается.

(вот пиздец)

И он ощутил некую обиду, что вот у этого гика Яна всё получилось с Аней, а у него с Машей, с которой он куда более близок, по крайней мере, как ему кажется, нет.

Между ними целый мир.

— Крутой наркотик, — с улыбкой признал Ян.

Потом Блэквайтер с Машей неспеша возвращались домой, испытывая небольшой отходняк, и Маша вдруг спросила:

— А всё-таки странно, да, что Аню с Яном так потянуло друг к другу. У нас вот ведь ничё такого не было, правда?

Блэквайтер кивнул.

Что ещё остаётся-то.

— Странный этот какой-то наркотик на самом деле, — призналась вдруг Маша, — я, наверное, больше не хочу его принимать.

— Почему?

— Ну а зачем… раз он так действует, я так не хочу. Я хочу, чтоб поцелуй мой по искренней любви был, и я пойму, когда надо поцеловать кого-то. И без всяких наркотиков. А чтоб как Аня, с друзьями сосаться, обдолбавшись, так зачем это надо.

Блэквайтер промолчал, и Маша, по-доброму усмехнувшись, сказала:

— Пойдём уже, философ ты мой ненаглядный.

— Почему философ?

— Потому что думаешь много и не говоришь ничё.

Маша слегка подтолкнула Блэквайтера в спину руками, и вскоре догнала его, и они пошли вперёд.

====== Глава семнадцатая – Павлик Морозов ======

Неделя предстоящего субботнего концерта, на котором должна была выступать и сама Маша Рогова, шла очень быстро, и дни напролёт ребята-активисты, в том числе и сама Машка проводили за репетициями.

Они раз за разом отыгрывали одни и те же сценки, миниатюры, в которых, к примеру, девушка у поезда ругается с оборванцем-алкашом, или на сцене поёт хор из лягушек, а царевна-лягушка болтает с прекрасным принцем, и ещё и ещё.

В общем, работы была куча, и никто не спорил, что нужны репетиции, все сидели во Дворце Культуры с утра до вечера, Маша жутко уставшая приходила домой только под поздний вечер, даже на парах на этой неделе вообще не была, лишь изредка списывалась со своими друзьями, но её всё устраивало – ей было важно хорошо выступить на этой сцене, потому что она уже и друзей своих пригласила, и маму с папой даже, и сама безумно этого хотела; а ещё девушка тайно радовалась, что в этом сценарии(и это, наверно, заслуга Яна, это очевидно) ей почти не нужно контактировать с Морозовым, разве что в некоторых сценах они просто вместе присутствуют на сцене.

Да и он сам пока вроде её не донимал.

Но всё вот сорвалось в этом Машкином идеальном плане «Вести себя тихо как мышка и держаться подальше от злого котика» как раз, блин, вечером за день до концерта, когда все ребята начали уже расходиться, а сама Машка решила ещё порепетировать, настолько волновалась, даже громко сказала всем «Вы, ребят, идите, я ещё тут чуток побуду», и это этот урод с парфюмом тоже услышал.