- Это Леонид, - сказала Лора, представляя Герца. Он кивнул Лориной подруге и вежливо улыбнулся. Похоже, он её совершенно не заинтересовал - он ожидал, что эта девушка тут же начнет расспрашивать Лору: "Ой, а кто это с тобой", и так далее, но она вела себя так, как будто Лора всегда приходила в этот подвал, сопровождаемая каким-нибудь мужчиной. Герца неприятно кольнула мысль - а может, так оно и было? - но он тут же заставил себя не думать об этом. Какое ему дело до её личной жизни?

- Ты видела Стаффа? - спросила Полина (Лора забыла её представить, но Герц решил, что это она и есть).

- Нет, - ответила Лора. - Еще не успела.

Они сказали друг другу ещё несколько малопонятных фраз, после чего Полина внезапно предложила:

- Хотите выпить? - и тут же затащила Лору и Герца в узенькую каморку, отгороженную от помещения пыльной портьерой, где на трех стенах висело какое-то рванье, и извлекла из угла початую бутылку коньяка. Вначале она приложилась сама, затем дала Лоре. Лора сморщилась, отпила глоток и закашлялась, закрыв рот ладонью.

- Хотите? - протянула Полина бутылку Леониду.

- Спасибо, я за рулем, - отказался он.

- Когда ты сегодня будешь дома? - спросила Лора.

- Не знаю. Я иду к Карлу. А ты - нет?

- Не знаю... - сказала Лора. - Я с ним слабо знакома. Да и вообще мне как-то не до того. А Шарлотта там будет?

- Должна быть, - сказала Полина.

- Тогда приеду. Ты ещё долго здесь?

- Нет, я уже все. Так вы на машине?

- Да.

- Отлично! Тогда не надо будет все это тащить, - и она выкопала откуда-то три здоровенных, очень тяжелых свертка, торт и бутылку шампанского. Все это было навьючено на Герца. Потом Полина сняла свой халат, и под ним обнаружился роскошный праздничный наряд, совершенно неуместный в окружающей обстановке. Девушка в нем сразу заметно похорошела. Они поднялись наверх - маляр со своей стремянкой уже успел исчезнуть, и ничего не напоминало о том, что он только что здесь работал, - погрузились в машину и опять поехали куда-то по улицам ночного города. Лора по-прежнему показывала дорогу, но Полина то и дело начинала спорить с ней: "Сейчас налево." - "Нет, направо, ты опять все перепутала". Лора обычно с ней соглашалась, но в результате Герцу то и дело приходилось разворачиваться, чтобы попасть в пропущенный поворот. Он плюнул на все правила и не обращал внимания ни на какой красный свет - тем более, что улицы были практически пусты, другие машины им почти не попадались.

Потом они поднимались на лифте, который застрял на полпути - к счастью, на этаже, и пришлось чуть ли не высаживать дверь, чтобы выбраться наружу - и попали на вечеринку в какой-то шикарной квартире, какую Герц совершенно не ожидал увидеть после всего, что ему попадалось в городе; здесь все было в коврах - ковры на стенах, и кажется, на них ещё было развешано старинное оружие; ковры на полу, в которых нога тонула по щиколотку; клубы табачного дыма, за которыми порой не было видно лиц людей; над ухом постоянно играла громкая музыка, да ещё и видео тут же было включено; чашечки кофе на передвижном столике, и из комнаты в комнату бегала огромная черная собака. Лора покинула Герца и ушла, кажется, на кухню, где, как Леонид понял, имела с кем-то ещё один сверхважный разговор. А он остался в комнате на диване в окружении нескольких людей разного возраста, но в основном молодежи. Его наверняка со всеми знакомили, но как всегда, имена мужчин он забыл через минуту после того, как услышал; другое дело - с девушками. Одну звали Изабеллой, другую Инной, и третью Леной. Впрочем, были и другие, но они либо находились в других комнатах, либо же Герц счел их не достойными его внимания. Он сидел на диване, курил, стряхивая пепел в приспособленную под пепельницу ракушку, пил кофе, одним глазом смотрел на видак, стоящий напротив него (в чем суть событий, он понимал слабо, при всем желании следить за действием - все происходило в джунглях; время от времени там появлялся кто-то полупрозрачный, с жуткими клыками и дурными наклонностями, и кидался на всех по очереди. "А, Антропофаг Псевдоголографичный!" - обрадовался Герц, словно встретив старого знакомого), другим - на сидящую около него Изабеллу, и вел разговор о политике с неким, весьма зрелых лет уже, мужчиной.

- Лично у меня не осталось никакой надежды, - говорил Герц. - Эту страну населяют слишком глупые люди. Они насквозь отравлены ядом лживой пропаганды, и не в состоянии понять, что хорошо, а что плохо. Потребуются десятилетия, чтобы научить их думать, но у нас нет этих десятилетий. Не позже чем через год экономика полностью развалится, и наступит бардак. Да что я говорю - она и сейчас уже совсем развалилась. Просто мы привыкли к трудностям! Мы жить не можем без трудностей! Нашему человеку чем труднее, тем лучше. И только поэтому нам кажется, что жить ещё можно, а на самом деле жить уже давно нельзя. Это не жизнь, а нелепое, бессмысленное медленное умирание и деградация. И что ни пытайся сделать, все будет только хуже. То есть существуют два-три пути, которые могут увести нас от края пропасти, но я не вижу, кто может повести страну по этим путям. И захочет ли она сама по ним идти? Все так привыкли жить на всем готовеньком. И самое главное - чиновники. У нас полстраны чиновников. И никакие революции не в силах ничего изменить, потому что во время любой революции ко власти приходят не самые лучшие, а самые худшие. А мирным путем исправить положение времени нет. И что самое плохое - все эти чиновники достаточно умны, чтобы оставить свою власть при себе и никому её не отдавать, но они слишком глупы, чтобы понять, что если продолжат свою политику, страна потонет в гражданских войнах и экономических катастрофах, и вряд ли им при этом будет хорошо. Так что положение совершенно безвыходное. Остается смотреть, как на нас наползает волна мрака и отчетливо осознавать, что невозможно сделать н и ч е г о, чтобы хотя бы задержать её на мгновение.

- Вы имеете в виду Заброшенные Кварталы?

- При чем здесь Заброшенные Кварталы? Слушайте, я не верю в эти сказочки. И вообще, если вы в них верите, как вы можете говорить про них ночью? Это, кажется, считается опасным?

- Ну, все не так просто. По крайней мере лично я о них ночью говорить не боюсь.

Но поговорить о Заброшенных Кварталах им не удалось. Сидевшей рядом с Герцем Изабелле, вдруг надоело смотреть видак, она толкнула Леонида и сказала:

- Ну, развели занудство. Адам, ты танцуешь?

- Танцую, только я не Адам, - ответил Герц, вставая.

- Как - не Адам? - возмутилась девушка. - Нечего тут дурака валять. Думаешь, Валентин не рассказывал, что ты любишь выдавать себя за другого?

- Очень может быть, но тем не менее я все-таки не Адам. Адам был лишь моим отдаленным предком.

- Да брось! Я помню, как тебя Валентин представлял. Он столько про тебя наговорил, что я бы поняла, что это ты, даже увидев тебя первый раз в жизни. Так что не пытайся отвертеться.

- Сейчас мы это выясним, - сказал Герц. - Где Валентин?

- Где-где? Ты что? Его же здесь не было.

- В таком случае, как он мог меня представить, если его не было?

- Ну ладно, хватит! Он же представил тебя нам всем ещё у Герасима, месяц назад! Вон, и Лена подтвердит.

Лена, стоявшая у стены, сказала:

- Конечно. Перестань дурью маяться. Как будто мы тебя в первый раз видим.

- You're crazy, - пробормотал Герц, но спорить ему надоело, и он отошел к проигрывателю и занялся музыкой. Он поставил свою любимую "Still Loving You", протянул руку Изабелле, она поднялась навстречу ему с дивана, он обнял её, и они начали медленно покачиваться в такт музыке. Леонид крепко прижал девушку к себе и видел её лицо прямо перед собой; её блузка вылезла из юбки, и, обнимая её, Герц чувствовал ладонью кожу её спины. Ему было очень хорошо, и он не обращал внимания ни на яркий свет, ни на бормочущий над ухом видак, из которого неслись какие-то вопли и монотонный, без тени выражения, гнусавый полупридушенный голос переводчика. Только музыку он, пожалуй, выбрал неудачно - песня была слишком тяжелая и чересчур эмоциональная, сейчас нужно было что-нибудь помягче и полиричнее.