Заиграла музыка, и на сцену выпорхнули девушки в ярких нарядах под руку с кавалерами. Пары закружились в сложном рисунке танца. Длинные пестрые юбки вспыхивали разноцветными огнями то тут, то там. Фигуры сновали из одного конца зала в другой. Ронин не заметил, как очутился в гуще событий. Зрительный зал и декорации исчезли. Остался только танцпол. Фигуры кружились всё быстрее и быстрее. У Ронина кружилась голова. Это было нестерпимо прекрасно. Но вот калейдоскоп ярких пятен растворился во тьме. Осталась лишь одна пара. Девушка в красном платье. Цветок в волосах. Улыбка, нарисованная красной помадой. Атласные туфельки на ногах. Это была Дана Радова. И темная тень рядом с ней. Она танцевала страстно, всем телом. Мужчина держался спиной к свету и уверенно вёл свою партнершу. Ронину нестерпимо захотелось занять его место. Эта мужская фигура почему-то казалась здесь неуместной. Этот танец был каким-то неправильным, хотя с точки зрения техники почти идеальным.

Ронин, не в силах больше это выносить, подошёл к танцующим и положил руку на плечо мужчине. Тот резко обернулся. Два стеклянных концентрических глаза, сжатые губы, белый пластиковый череп. Ронин отпрянул и проснулся.

За окном уже белел рассвет. Мужчина сел в кровати. Панорамное окно во всю стену выходило в сад. Он подошёл к нему в последний раз взглянуть во двор. Со второго этажа весь парк был как на ладони. На ветвях рядом с палатой Ронина сидела стая птиц. Должно быть, они пели, щебетали, переговаривались между собой, перепрыгивая с ветки на ветку. Но внутри помещения не было слышно никаких звуков. Все здания новых городов строились с панорамными окнами, очень толстыми и прочными, наглухо впаянными в конструкцию. Никакие звуки улицы не проникали извне и не вырывались наружу. Ронин вдруг ощутил, что заперт внутри такого помещения всю свою жизнь. Всё, что происходило внутри, – там и оставалось. Всё, что происходило снаружи, – не проникало вглубь. Можно было лишь наблюдать картинку без звука и запаха через пыльное стекло, что закрывало его от мира, а мир от него.

– Ну, вот и всё! – приветливо улыбнулся Воцлав Амадей. – А вы боялись. Всё закончилось, не успев начаться. Правда же?

Ронин издал неопределенный звук. Они сидели друг напротив друга в кабинете доктора.

– Ладно, ладно, можете не отвечать, – он подмигнул. – Что ж, ваши анализы в порядке. Вы абсолютно здоровы физически. Объективные показатели психического здоровья тоже в норме. Жаль, что вы так и не пошли на эмоциональный контакт. Это будет внесено в личное дело. Через шесть месяцев мы ждем вас снова.

– Что? – удивился Ронин. – Зачем? Я думал это одноразовая… эээ… процедура. Судебное наказание, так сказать.

– О нет, не в вашем случае! Учитывая характер вашего запроса в суд, а также отказ от психологической помощи, вам настоятельно – доктор сделал ударение на последнем слове, – рекомендованы профилактические процедуры дважды в год. Кроме того, мы прописали вам курс витаминов и антидепрессантов на несколько месяцев вперёд. Прошу, принимайте их каждый день. Мы передали их вашему помощнику. Надеюсь, вы помните о том, что вам запрещено выходить без него куда-либо. Вы можете отключать его на 1 час в сутки… для интимных дел, но не больше.

Ронин покачал головой.

– Круглосуточный надзиратель, значит…

– Господин Ульрих, – вздохнул доктор, – мы все желаем вам только добра. Ваш опекун, назовём его так… я бы на вашем месте всё-таки дал ему имя… Так вот, ваш опекун будет собирать и анализировать информацию о вас. Если она не будет противоречить законам и здравому смыслу, то ваши права и свободы вернутся к вам. Помните, что вы сами вынудили нас принять эти меры своим странным обращением в суд.

Амадей опять стал предельно серьезным. Ронин решился задать вопрос, который его мучил последние две недели.

– Скажите, доктор, вам не кажется всё это бессмысленным, даже абсурдным в какой-то мере?

– Что именно?

– За эти две недели я видел десятки людей, проходящих процедуру мотивации. Целенаправленно, регулярно, на постоянно основе. Наверняка есть те, кто ходит сюда с прошлого века.

Доктор заёрзал в своём кресле.

– Что вы хотите этим сказать? – раздраженно произнес он. Ронин наклонился ближе к доктору через стол.

– Вам не кажется абсурдным то, что всем этим людям, всем нам, требуются такие сложные процедуры, чтобы не потерять желание просто жить?

Амадей помассировал переносицу.

– Не просто жить, а жить долго и счастливо.

– Долго, но счастливо ли? Разве желание жить подвластно препаратам?

– Конечно же, да! – доктор стукнул ладонями по столу. – Ваше счастье замешано на коктейле из дофамина, адреналина и окситоцина! И всё! Каждому индивидуально подбирается смесь разнообразных стимулов и препаратов. И вуаля – вы здоровы и полны сил жить!

– А я думаю, что для настоящей жизни этого недостаточно… – Ронин встал и направился прочь из кабинета.

– А что же, по-вашему, нужно ещё? – бросил ему вдогонку доктор.

– Я не знаю… – пожал плечами Ронин и закрыл за собой дверь.

На пути к выходу из этой благостной тюрьмы Ронин встретил Фрею – ту самую роботессу, с которой разговаривал две недели назад.

– Фрея… – остановил он её.

– Господин Ронин! – кивнула она. – Я слышала, что вы закончили все процедуры и возвращаетесь домой. Желаю вам всего наилучшего!

– Постой… – Ронин замолчал, глядя в её участливое неживое лицо. Он не знал, что хотел сказать.

С минуту они просто смотрели друг на друга.

– Н-ничего… – пробормотал мужчина.

Фрея взяла его руку в свои ладони. Ронин удивился – они были тёплыми.

– Я надеюсь, что вы найдете то, что ищете, – сказала она и улыбнулась, а потом добавила, – а ещё я бы хотела, чтобы вы поняли, что мы вам не враги. Мы просто другие.

Она выпустила его руку, развернулась и ушла.

Дома в архиве всё было точно так же, как он оставил. Недопитый кофе, покрывшийся серой пленкой, банка с печеньем, пластиковый контейнер и атласные туфли стояли на тех же местах. Ронин сел в кресло напротив рабочего монитора. Тот был сенсорный, огромный и при желании делился на несколько окон, в которых можно было работать изолированно. Это была, пожалуй, самая новая вещь во всём архиве. Полный апгрейд системы сканирования и хранения информации провели несколько месяцев назад.

– Уни! Найти информацию. Кристиан Блумберг, профессор антропологии.

Минута ожидания. На экране высветились картинки и ссылки.

– Найдена 14741 запись.

– Сортировать, исключить повторяющиеся.

– 5463 записи.

– Временной анализ и сортировка по значимости.

Машина молчала. Ронин знал, что сейчас она перебирает сотни гигабайт информации о профессоре. Этот процесс всегда требовал времени.

– Готово.

– Читай.

– Кристиан Блумберг родился в 1992 году в Нью-Йорке. Закончил Колумбийский университет. Специальность – антропология. Работал в Университете Джорджа Вашингтона. Член группы Марка Уоллеса по разработке системы искусственного интеллекта.

– Соавторы? – на экране высветился список. – Ты знаешь, кто из них был другом Блумберга?

– У меня нет такой информации, – ответил Уни.

– Подробности проекта?

– Общий доступ закрыт.

– Что значит закрыт?

– Сведения о разработках Уоллеса, а также подробности об участниках его группы засекречены. Требуется специальный допуск.

Ронин откинулся на спинку. Какая-то забытая мысль жужжала в мозгу. Мужчина никак не мог её поймать.

– Звонок Андреасу Ульриху.

Спустя несколько гудков на экране появилось худое вытянутое лицо отца.

– Привет, пап.

– Привет, сынок! – улыбнулся Андреас.

– Как ты?

– Всё хорошо! Я учусь делать глиняные горшки. Смотри!

Отец исчез с экрана и появился спустя несколько секунд, держа в руках настоящий глиняный горшок.

«Добротно сработанный, однако», – не без удивления отметил про себя Ронин.

– Всегда мечтал попробовать, – сказал Андреас, любовно разглядывая своё творение. – Хотел почувствовать себя древним человеком, понимаешь? Хотел понять, как они это делали. Это не просто, знаешь ли! Это, представь себе, двенадцатая версия горшка! Двенадцатая, Ронин! Одиннадцать предыдущих были невероятно убогими.