Он вспомнил, как в детстве смотрел на играющих со своими роботами сверстников. Ему хотелось подбежать толкнуть кого-нибудь из них и крикнуть: «Эй! Посмотри на меня! Поиграй со мной!». Однажды он так и сделал. На игровой площадке специально ударил одного из мальчиков в надежде, что тот хотя бы ответит ему тем же, и они поборются. А потом помирятся, и может даже подружатся. Но это так и осталось несбывшейся фантазией. Реальность оставила более глубокую рану, чем ссадина. Тот мальчик упал, его личный помощник сразу же начал хлопотать над разбитой коленкой и быстро увлек пострадавшего домой. Остальные дети смотрели на Ронина осуждающе. А вечером был разговор с родителями.

– Бить людей недопустимо, – строго сказала мама.

– Я всего лишь хотел поиграть, – буркнул Ронин.

– Играй с Астером, – сказал отец.

– Не хочу я играть с железкой, – мальчишка надул губы и сложил руки на груди.

– Перестань так говорить о своём друге. Он же всё слышит.

– Не волнуйтесь обо мне, госпожа Ульрих, – сказал робот Астер – первый личный помощник Ронина. – Я не обидчивый.

Папа издал смешок. Ронин надулся ещё больше.

– Что бы мы делали без наших помощников? – не унималась мать, поправив очки.

– Мы бы разговаривали и дружили друг с другом!

– Но мы и так разговариваем! – развела руками мама. – А что до друзей, так самый лучший друг – это твой персональный ассистент. Он всегда рядом, всё про тебя знает, готов тебя выслушать, поддержать и никогда не предаст! Идеальный друг!

С родителями, как со многими другими, было сложно разговаривать о роботах – они просто не представляли жизни без них.

– Добрый день, молодой человек! – Ронин открыл глаза. Мартовское солнце светило прямо в глаза, поэтому поначалу показалось, что перед ним невысокий сгорбленный старец с седой бородой. Ульрих даже испугался, настолько неожиданным был этот образ. Однако, когда глаза немного привыкли к яркому свету, он понял, что всё ещё сидит на скамейке в парке Центра помощи, а перед ним стоит вовсе не старик, а обычный мужчина. Необычной была лишь его почти полностью седая длинная борода. Ронин уставился на диковинку.

– Можно мне присесть рядом с вами?

– Да, конечно.

Незнакомец присел. На нём было старомодное чёрное пальто поверх брючного костюма и кепка с закрывающими уши отворотами. На улице всё ещё было прохладно, несмотря на солнечную погоду. На лице мужчины под седой бородой не было ни одной морщины, как и у Ронина.

– Разглядываете мою бороду? – усмехнулся незнакомец, поглядывая сбоку на Ронина. – Она всех интересует. Сейчас такого днём с огнём не сыщешь. Настоящая седая борода! Можете потрогать.

Бородач тихо рассмеялся. Светлые волоски слегка шевелились на ветру. Ронин действительно боролся с желанием протянуть руку и потрогать диковинку.

– Я начал седеть ещё в 25. Что поделаешь – такие гены. Мне всё время предлагают её покрасить, побрить или модифицировать. Но это глупо. Вам не кажется? – незнакомец повернулся к Ронину. – Как вас зовут, молодой человек?

– Ронин Ульрих. Согласен, менять цвет бороды – это глупо, – Ронин испытал странное чувство дежавю – лицо собеседника вдруг показалось ему знакомым.

Мужчина качал головой в такт словам Ронина.

– Меня зовут Кристиан Блумберг, профессор Блумберг, – он пожевал губами, как настоящий старик. – Когда-то этот титул что-то да значил для меня…

– Подождите… – встрепенулся Ронин, – Вы – Кристиан Блумберг, автор «Кибернетической антропологии»?!

– Да, кажется, что-то такое припоминаю… – сказал профессор, глядя вдаль.

– Бог ты мой, вот это да! Мой отец тоже антрополог. Он обожает ваши работы! Я сам читал «Кибернетическую антропологию» два раза! Это просто поразительно, что я вас здесь встретил!

Ронину с трудом удавалось усидеть на месте, так сильно он был возбужден.

– Я полагаю, нет ничего удивительного, что вы меня здесь встретили… – печально улыбнулся профессор. Он явно не разделял энтузиазма Ронина.

Что-то было во взгляде Блумберга, что погасило радость Ронина. Он вспомнил, что этот мужчина уже был профессором университета ещё до эпохи самоубийц. Сколько же ему лет?

– Я полагаю, меня скоро совсем перестанут отсюда выпускать…

– Почему? – выдохнул Ронин.

Блумберг долго молчал.

– Вы знаете, что потенциально мозг человека может вместить миллионы гигабайт информации? – Ронин кивнул. – А сколько из них он может обработать на практике без ущерба для психического здоровья, знаете?

– Думаю, что гораздо меньше.

– В сотни раз меньше… – Блумберг снова надолго замолчал.

После паузы Ронин решился спросить.

– Сколько вам лет, профессор? – тот вздрогнул, как будто его только что разбудили, хотя сидел с открытыми глазами.

– Я точно не знаю. Спросите об этом моего робота, – усмехнулся он, махнув рукой вправо. Неподалеку, как и ожидалось, стоял металлический истукан. – Я многое забыл. Иногда я прошу Родиона – это мой андроид – показать мне файлы моей жизни. Я смотрю записи и не верю, что это всё действительно со мной происходило. Воспоминания как полотна древних художников теряют яркость красок, рассыпаются в пыль. Я пытаюсь их ухватить, поймать, сохранить…

Мужчина вытянул вперед руку, хватая воздух.

– Но они мне уже не подвластны… – он снова пожевал губами. – Помню вот что. Предвкушение, в котором мы все пребывали. Мой друг… я забыл его имя… Он был одним из разработчиков ИИ. Мы работали в одном университете, дружили… Это я помню, а имя забыл… Странно, не правда ли? Память так избирательна…

Профессор снова замолчал.

– Чем же вы были увлечены? Вы сказали, что были в предвкушении.

– Ах да… – спохватился Блумберг. – Мой друг разрабатывал ИИ. Мы мечтали, строили планы. Мы думали, что создадим не просто умных, но ещё и заботливых, эмоциональных роботов, и наша жизнь станет безоблачной. У людей освободится уйма времени. Они наконец-то будут заниматься по-настоящему интересными вещами. Ведь всю сложную, трудную и скучную работу будут делать машины… А мы будем заниматься творчеством и генерировать новые идеи… да… Но потом этот хаос… снова пришлось много работать, чтобы всё восстановить. А когда восстановили… Кажется, вот тут-то и надо начать жить по полной, заниматься творчеством и… Ведь Уни и они все, – профессор обвёл рукой сад, где прогуливались посетители и их механические помощники, – наконец-то всё делают за нас… Но вот беда… уже не знаю сколько лет, очень давно… я ничего не пишу, ничего не изучаю, ничего не генерирую… Совсем. За эти десятилетия спокойной жизни я так и не создал ничего важного, стоящего… А теперь… моё тело всё ещё работает как часы. Они регулярно его проверяют. А вот сознание… постоянно ускользает…

Блумберг снова надолго замолчал. Ронин только и мог, что оторопело смотреть на одного из величайших умов XXI века.

– Знаете, – заговорил вновь профессор, – у меня есть теория о том, что полтора века плюс минус ещё пара десятилетий – это максимальный временной промежуток, который способно вместить в себя сознание человека. Вы случайно не учёный? Не хотите проверить эту теорию?

Блумберг вопросительно взглянул на Ронина, тот машинально помотал головой.

– Жаль… вот бы проверить… Постойте, я, кажется, не представился. Меня зовут Кристиан Блумберг. Невежливо разговаривать, не представившись. Холодно, не правда ли? – профессор передернул плечами и встал. – Вроде бы весна… а так холодно. Пойду я к себе. Всего доброго вам…

– Ронин, – поспешно добавил мужчина. – Ронин Ульрих.

– Да-да… мистер Ульрих.

Ронин смотрел в след удаляющемуся сгорбленному молодому старику. Профессор прав, было холодно. Но этот холод шёл не снаружи, а изнутри.

– Профессор, – позвал его Ронин. – А что случилось с вашим другом, который разрабатывал ИИ? Он жив?

– Нет, – Блумберг обернулся. – Он покончил с собой, как и все остальные.

В последнюю ночь в Центре помощи Ронину приснился сон.

Большой зал с высоким потолком. Огромная люстра переливалась всеми цветами радуги. Вдоль стен поднимались на несколько этажей вверх зрительские ложи. Резные фигурки и лепнина украшали балконы. Старый оперный театр с большой сценой и оркестровой ямой перед ней – сразу же понял Ронин. Таких театров в современных городах не было. Он видел их только в старых фильмах.