-- Да, приходилось.
-- Кристина говорила мне об этом. Ах, большое спасибо! -- поблагодарил он официанта, который поставил перед ним бутылку лимонада.
Беддоуз ел глазами Кристину: они ведь провели с ней там этой осенью целую неделю. Интересно, что еще она разболтала этому доктору?
-- Ну, мы обязательно съездим туда в следующий раз.
"Ничего себе,-- отметил с неприязнью Беддоуз,-- уже "мы". Интересно, кого это он имеет в виду?"
-- Значит, вы планируете скоро вернуться?
-- Года через три.-- Хейслип ловко выудил кусочек льда из стакана с лимонадом и положил на блюдечко.
-- Надеюсь, мне удастся приезжать сюда в отпуск на шесть недель каждые три года летом. Летом люди не так часто болеют.-- Он встал.-- Прошу меня извинить, мне нужно сделать несколько звонков.
-- Будка внизу, справа,-- предупредила его Кристина.-- Телефонистка вас соединит -- она говорит по-английски.
-- Видите, Кристина не верит моему французскому! -- засмеялся Хейслип.-- Утверждает, что такой чудовищный акцент, как у меня, еще ни разу не приходилось терпеть этому прекрасному языку.-- И, выходя из-за стола, остановился.-- Мистер Беддоуз, я искренне рассчитываю, что вы примете приглашение пообедать вместе с нами.
-- Видите ли,-- ответил Беддоуз,-- я дал обещание, правда, нетвердое, встретиться кое с кем. Посмотрим, что у меня получится.
-- Очень хорошо.-- Хейслип легонько прикоснулся к плечу Кристины, словно хотел получить от нее смутное подтверждение, и пошел между столиками к телефонной будке.
Беддоуз глядел ему вслед с неприязнью, думая: "В любом случае, я куда более привлекательный мужчина". А она что делает? Рассеянно передвигает чайной ложечкой листочки на дне чашки.
-- Так вот почему у тебя теперь длинные волосы, и естественного цвета! -- догадался он.-- Разве я не прав?
-- Да, именно поэтому.
-- И нет яркого лака на ногтях.
-- И нет яркого лака на ногтях,-- эхом повторила она.
-- И страсть к чаю.
-- И страсть к чаю.
-- Что ты ему там рассказала о нашем пребывании в Сен-Поль де Ванс?
-- Все.
-- Да подними наконец голову, что ты уставилась в эту чашку?!
Замедленным движением руки Кристина положила ложечку на столик, подняла голову: глаза блестят, не настолько, чтобы о чем-то по ним догадаться; губы плотно сжаты, видимо, ей пришлось сделать над собой какое-то усилие.
-- Что ты имеешь в виду под "все"?
-- Все.
-- Почему?
-- Потому что мне нечего скрывать от него.
-- Когда ты с ним познакомилась?
-- Ты же слышал -- три недели назад. Один мой друг из Нью-Йорка попросил его встретиться со мной.
-- Ну и что ты собираешься с ним делать?
Кристина смотрела ему прямо в глаза.
-- Собираюсь выйти за него замуж и уехать вместе с ним в Сиэтл.
-- И ты будешь возвращаться сюда, в Париж, летом каждые три года, потому что летом люди меньше болеют? -- съехидничал Беддоуз.
-- Совершенно верно.
-- И считаешь, что все это о'кей?
-- Да, я так считаю.
-- Что-то ты слишком много на себя берешь! -- возмутился Беддоуз.
-- Не нужно со мной больше умничать,-- как-то хрипло произнесла Кристина.-- Я уже покончила со всем этим.
-- Официант! -- гаркнул Беддоуз по-английски.-- Принесите мне, пожалуйста, виски! -- В этот волнующий момент он вдруг забыл, где находится.-- Ну а ты...-- обратился он к Кристине.-- Ради бога, закажи что-нибудь выпить!
-- Еще чаю! -- попросила Кристина.
-- Слушаю, мадам.-- Официант удалился.
-- Не ответишь ли мне на пару вопросов, Кристина?
-- Пожалуйста.
-- Могу я рассчитывать на откровенные ответы, без утайки?
-- Вполне.
Беддоуз, сделав глубокий вдох, посмотрел в окно: мимо проходит некто в плаще, читая газету и горестно покачивая головой...
-- Хорошо. Так вот... Ну что ты нашла в нем такого замечательного, скажи на милость?
-- Что тебе ответить на это?.. Он такой нежный... такой... хороший, полезный человек... Ты, наверно, и сам в этом убедился.
-- Что еще?
-- И он меня любит,-- понизила она голос.
За все время, пока они вместе, Беддоуз никогда не слыхал от нее этого слова.
-- Он меня любит,-- ровным тоном повторила она.
-- Да, я видел. Просто безумно.
-- Безумно.
-- А теперь позволь задать тебе еще один вопрос. Тебе сейчас хотелось бы встать из-за этого столика и уехать со мной на весь вечер?
Кристина, отодвинув от себя чашку, довольно долго размышляла над его вопросом; потом наконец вымолвила:
-- Да, я не прочь.
-- Но ты, конечно, этого не сделаешь,-- подсказал Беддоуз.
-- Нет, не сделаю.
-- Почему?
-- Послушай, давай поговорим о чем-нибудь другом. Куда ты собираешься поехать в следующий раз? В Кельн? Бонн? Токио?
-- Почему бы и нет? А почему ты об этом спрашиваешь?
-- Потому что я ужасно устала от таких, как ты,-- отчетливо сказала, почти продекламировала Кристина.-- Я устала от корреспондентов, пилотов, многообещающих молодых дипломатов. От блестящих молодых людей, которые несутся сломя голову в любую горячую точку, чтобы сообщить о вспыхнувшей там революции, провести где-то мирные переговоры или сложить где-то голову на войне. От аэропортов и вечных провожаний. От запрета на слезы, покуда самолет не оторвется от земли. Устала отвечать на телефонные звонки. Я устала от этих испорченных, приставучих международных ловеласов. А еще сидеть за обедом с людьми, которых я любила, и вежливо беседовать с их гречанками. Я устала ходить по рукам. Устала любить больше, чем любят меня. Надеюсь, ты получил исчерпывающий ответ?
-- Более или менее,-- согласился Беддоуз, удивленный, что абсолютно никто, ни один человек за столиками не обращает на них никакого внимания.
-- Когда ты уезжал в Египет,-- продолжала Кристина, не повышая голоса,-- я наконец решилась. Там, на аэродроме, прижимаясь к проволочному забору, я наблюдала, как заправляют эти чудовищно огромные лайнеры, с включенными яркими фарами, и тогда я, осушив слезы, решилась. "В следующий раз,-- дала я себе слово,-- кто-то будет не находить себе места, разрываться на части от тревоги, когда я буду взлетать на самолете в небо".
-- И ты нашла такого.
-- Да, я нашла такого,-- спокойно подтвердила Кристина.-- И я не заставлю его разрываться на части, поверь мне.