Обмен пыркающими звуками продолжался еще довольно долго, со своих мест бодро и нервно подскакивала то одна, то другая задница, облаченная в мундир.

«Интересно!» – подумал я, – «а они такими и останутся, или я стану таким, как они? Или они будут такими, а я останусь собой? Почему же они не замечают различий?! Я же их вижу!»

– … все поняли?! – услышал я раскатистый бас руководителя департамента и вздрогнул, присутствующие закивали, а у них, волшебным образом появились головы вместо жоп. Я часто заморгал и протер глаза, да, так и есть, головы вернулись на место: гладко выбритые и усатые, покрытые бакенбардами, с оттопыренными ушами, лысые и кучерявые…

– А ты чего расселся?! – грозно спросил меня председательствующий, уперев руки в стол и подавшись вперед, и тут я заместил, что пока был занят своими мыслями, все участники совещания поспешно покинули зал.

Верно говорят, что слова в коммуникации занимают не более 10% … Даже с жопами, при правильном подходе, можно найти общий язык.

закончено 5.10.2017

Она устало вскарабкалась на свой четвертый этаж, громко выдохнула через рот и нос одновременно и поставила тяжелые сумки на пол. Да, четвертый этаж старого сталинского дома, это вам не короткие пролеты хрущевской пятиэтажки. Пока пройдешь один этаж здесь, там верно будет пара. Постояв пару секунд и решив, что ее положение в пространстве выглядит довольно странно: ноги стояли на третьей ступеньке по направлению вниз, спина согнута, а руки держали тяжелые хозяйственные сумки. «Кто увидит – засмеет» – подумала она, и, не желая быть осмеянной собственными соседями, собралась с духом, уверенно прошагала три оставшиеся ступеньки и ручки сумок крепко натянулись у нее в ладонях, словно струны неизвестного музыкального инструмента. Картошка, консервы, рассыпной сахар, апельсины, флакон жидкого мыла и прочая всякая всячина, которую она по случаю набрала в магазине, согласно Нефтоновой теории тянула сумки вниз и создавала болезненное напряжение в кистях и пальцах.

«Ах, дверь! Ключ…» – вспомнила она. Пришлось поставить сумки на пол и залезть в карман пальто. Среди кучи носовых платков, английских булавок, смятых бумажных салфеток и еще какой-то неопределимой мелочи она отыскала связку ключей, схватилась за самый массивный из них – с зазубринами и вытащила за него все остальные.

«У-ф-ф! Вот так…» – подумала она. – «Скоро буду дома, хоть немного отдохну, прилягу, или хотя бы сяду на диван, вытяну ноги, а лучше подниму вверх – на подушки, чтобы кровь от них отливала … Да… Хорошо, соседей по квартире еще быть не должно, побуду в тишине хоть какое-то время…» – она сделала над собой усилие и просунула ключ в замочную скважину, получилось очень тихо. Затем быстро крутанула его два раза по часовой стрелке и потянула дверную ручку на себя, дверь бесшумно подалась вперед и только немного скрипнула в самом конце. Она победоносно подхватила сумки и отчаянным движением втащила их в прихожую, оставив на полу, и тогда услышала на лестнице бойкий и мерный стук каблуков. «Как я вовремя!» – подумала она и осторожно дернула дверь, так, что щеколда захлопнулась сама, а затем прильнула к смотровому глазку. По площадке, словно гусыня, проплыла ее соседка сверху – довольно противная дама раннепенсионного возраста, которая любила делать всем замечания и вообще, вела себя крайне высокомерно. Ярко накрашенные губы соседки и впрямь напоминали клюв глупой гусыни, полушляпа-полукепи – гусиную голову, а тонкая морщинистая шея, вылезающая из-под кашне – гусиную шею. «Хорошо, что я ее не встретила!» – подумала она и, представив, как через несколько минут благостно растянется на диване, она невольно улыбнулась и стала расстегивать пальто, как вдруг услышала мужской голос, это заставило ее вздрогнуть, так как она была уверена, что одна в квартире. Голос принадлежал ее мужу, который должен был прийти позже.

– Так не может продолжаться! – сказал он эмоционально. Она четко и ясно услышала его голос, потому как дверь их комнаты была прямо напротив входной двери.

«Что же это, он услышал, как я вошла, и решил сразу начать разговор?! Странно… » – она застыла на месте и стала слушать.

– Ты хоть когда-нибудь меня слышишь?! – продолжил муж, его речь звучала эмоционально и даже слегка вызывающе.

«Это что еще за новости?!» – подумала она, подбоченясь и, чувствуя, как возмущение в ней нарастает.

– Я тебе говорю говорю, а ты не слышишь! – сказал он и в его голосе послышались нотки отчаяния. – Ну сколько можно это повторять?!

– Что это ты задумал?! – очень тихо процедила она – воспитывать меня? Я тебе устрою!

– Я тебе объясняю… можно же хоть раз услышать?! Ну что мне еще сделать?! – его голос звучал одновременно яростно и умоляюще.

– Ха, что сделать?! – также тихо переспросила она, и у нее перед глазами возник целый список того, что он должен был сделать: заменить две скрипучие половицы около двери, которые безумно раздражают ее уже четвертый месяц, найти работу с достойной зарплатой, сказать своей маме, чтобы она перестала названивать ему каждый день и спрашивать хорошо ли он покушал, да еще много чего! – вскипели старые мысли и обиды, она стала тяжело дышать и подумала: «Ну вот сейчас я тебе устрою, ну погоди! Все услышишь!»

– Я тебе и картинки показывал и кино, а ты…. Ну какой ты после этого друг?! – проворчал муж.

«Какие еще картинки?!» – опешила она, – «не помню я никаких картинок! Он что пьяный, бредит?! Ну сейчас…» – и она стала торопливо стягивать пальто со своих острых и худых плеч.

– Что я жене скажу?! – обиженно вскричал муж.

«Жене?! Так это же я жена!» – изумилась она. – «С кем это ты там паршивец…?!» – тут уж она не выдержала и принялась нервно стаскивать с опухших ног прилипшие к ним узкие сапоги, стараясь теперь и вовсе не шуметь.

– Я же не старик, понимаешь?! Я еще довольно молодой мужчина, в расцвете сил! А ты?! – она наконец-то справилась с ненавистными сапогами, которые тоже бы с радостью сменила на новые из магазина на углу, блестящего своими витринами и озорными огоньками.

– Я те дам! – прошептала она и, сжав кулаки, подкралась еще ближе к двери, надеясь услышать голос того, или той, с кем ее муж вел беседу, собеседник этот, однако же, был весьма молчалив и не только не говорил, а вообще не издавал звуков: ни покашливаний, ни каких-то других шорохов.

– И что мы с тобой будем делать?! Как отмываться?! – причитал муж.

Она легонько толкнула дверь, стараясь рассмотреть, что происходит внутри комнаты, однако сумела увидеть только то, что ее муж сидит на диване в домашней одежде, низко опустив голову.

Тогда она подумала: «Будь, что будет!» – выпрямила спину, так, что ее крохотная грудь подалась вперед, затем толкнула дверь и гордо вошла в комнату. Ее губы были сжаты почти до синевы, как и маленькие кулачки.

– Света! – удивленно вскрикнул муж, словно в комнату вошла не его жена, а призрак.

– Да это я, Эдуард, изволь объясни… – она не договорила свою пафосную фразу и застыла в дверях, наклонив голову вперед и выпучив глаза.

Ее муж сидел на диване в приспущенных тренировочных штанах, а на ноге у него лежало нечто похожее на большого замученного дождевого червяка, который перепутал ориентиры и вылез из земли не в дождливую погоду, а в засушливый день, припекся на солнышке, да так и не сумел уползти обратно. Его усталая голова, клонилась книзу и всем своим видом он будто бы говорил: «Оставьте же меня уже в покое!»

– Так вот… – сказала она и запнулась.

5.10.2017

Разделительная полоса весьма респектабельного проспекта, переходящего в шоссе, ведущего в международный аэропорт, как нельзя кстати подходит для той самой безудержной русской езды, в которой одновременно соединяются упоение скоростью и, что самое главное, упоение от собственной значимости. Конечно! Все остальные с тупой завистью и злостью смотрят из своих колымаг: дорогих и не очень и совсем дешевых на твой завораживающий полет сквозь два недвижимых потока автомобилей, растянувшихся на многие километры, как по направлению к центру города, так и в область. Да, на этот полет стоило бы посмотреть!