Мне хочется верить, что с этого дня всё изменится. Теперь я знаю, что мне нужно рисовать, теперь я знаю, что Эля любит меня несмотря ни на что и мне не страшна никакая Мисс, я готова снова подружиться с ней, как в самый первый день.
Мы готовили еду для всех вместе с Элей, а потом отправились в её комнату. Она решила, что сегодня должна быть той самой Элей, которую мы встретили когда-то в школе, а потому я помогала ей с причёской и макияжем – всё было как в старые-добрые времена.
Глава тринадцатая. Пещера Шамана
Шаман
Это такая игра, в неё играют наутро после пьянки: мы говорим только правду, только то, что думаем. Сабля начала первая, игру могли подхватить и остальные, если бы не мы с Китей. Говоря правду, можно далеко зайти. Цель этой игры – смутить, спровоцировать, заставить уйти. Однажды мы так доигрались, с тех пор я не люблю эту игру…
Конечно, я говорил правду за столом: они все меня бесят, но я их люблю и никого не хочу терять, потому и завёл разговор о звёздах, надеясь, что Китя сообразит. Китя сообразила, а я приготовился принести свою комнату в жертву. Никогда здесь не было столько народу. Вот они, стоят и любуются моими звёздами.
– И это звёзды? – Мисс почти разочарована, уж не знаю, что она хотела увидеть, но, видимо, мой раскрашенный потолок её не впечатляет.
– Конечно! Звёзды! – я протискиваюсь вперёд, так как мне загородили путь в собственную комнату. Смотрю на потолок, делаю шаг, знаю, что могу потерять равновесие и свалиться на пол… но это даже лучше, чем играть в эту ужасную игру, я не хочу повторений, пусть уж лучше смеются надо мной, чем говорят друг другу правду, они не умеют её говорить.
– Шаман хочет, чтоб я нарисовала ему лес на стенах и небо для звёзд, но одна я едва ли справлюсь, – и тут я замираю. Китя! Неужели она собирается всех попросить нарисовать для меня лес и небо? Всегда её любил, не зря защищал в школе.
– Ну, я рисовать не умею, – Сабля разводит руками и собирается уходить, толкая Вену. Жаль.
– Это не так сложно, как ты думаешь, – Китя пытается её остановить. Да, так и нужно, мы давно не делали что-то вместе.
– А что нужно для этого? – вот теперь и Эля оживилась, а это хорошо – теперь никто не отвертится, теперь все будут рисовать!
– Я набросаю вам контуры, а вы их раскрасите, если будем делать это все вместе, то к вечеру можем управиться, – Китя оборачивается к ним, потом снова ко мне. Она кого-то потеряла? – А где Снег? – спрашивает она, оглядывается ещё раз.
– Шаман его задел, он, наверное, в депрессии, – Сабля продолжает играть, это её любимая игра, она и в прошлый раз меня в это втянула…
– Я приведу, – вызывается Шатун. До чего он стал странным парнем последнее время. Потерял дом, всё, что успел нажить, и ходит как в воду опущенный – смотреть страшно.
– Шаман, мне понадобится свет, я в темноте рисовать не смогу, – Китя выходит вперёд. Мы тоже играем. Несколько часов назад она просила меня никому не говорить о том, что ночевала в этой комнате, ещё несколько часов назад она рисовала и твердила о том, что теперь со своими рисунками обойдёт покойную Мышь, а ещё несколько часов назад она готова была умереть…
– В пещере Шамана нет электричества, – заявляю я, зная, что они сейчас примутся искать фонарики, никто сюда не будет проводить свет ради одного дня.
– Чего вам? – хмурый Снег появляется на пороге вместе с Шатуном. Даже не знаю, на кого из них сейчас смотреть страшнее: две грозовые тучи, но их скоро озарит солнце.
– В кладовке фонарики, – командует Эля, – и скотч захвати, – указания получил Снег, он недовольно смеряет нас взглядом, закатывает глаза, качает головой и уходит: мы снова его достали.
– Чем же мне контуры нарисовать? – Китя проводит рукой по стене, будто изучает её, насколько та хороша для рисования.
Здесь белые стены. После моих неудачных попыток нарисовать лес я решил всё забелить, ибо лес этот был страшным, мне даже приходилось ночевать в общей комнате, потому что из-за собственных художеств мне начали сниться кошмары: то смерть Эльки, то смерть всех, кроме Эльки. Это было год назад, но ужас, который я пережил в тех снах, – мне никогда не забыть: я кричал, когда Эля заносила надо мной нож во сне, я умолял её не делать этого, а когда просыпался – кидался на стены, чтобы содрать то, что нарисовал…
Снег вернулся с фонариками, скотчем и батарейками. Чего только нет в нашей замечательной кладовке!
– Может, углём? – Вий плохого, конечно, не посоветует, но…
– Можно, конечно, – но Китя соглашается, а я-то думал, что это плохая идея – рисовать углём. Китя проходит к двери, где все окружили Снега, разбирают фонарики. Сейчас здесь будет светло, как никогда. – Я за углём, – говорит Китя, исчезая из виду.
– Лови! – Эля кидает мне маленький фонарик со шнурком, как только включаю его – обнаруживаю, что шнурок оранжевый.
– У тебя здесь ничего кроме кровати? А где ты вещи свои хранишь? – Мисс такая любопытная, интересно, её случайно не Варварой звали в прошлой жизни, до нашего дома? Мне приходится спрыгнуть со своей кровати, на которую я успел плюхнутся, пока решали судьбу моей комнаты.
– Всё очень просто, я люблю пространство, – мне приходится заглянуть под кровать, даже посветить фонариком, чтобы найти ручку от своего сундука. – Поэтому, – продолжаю я, выволакивая сундук из-под кровати, – все мои вещи хранятся вот в этом сундуке, – мне хочется спросить её – не правда ли я здорово придумал, но вместо этого сияю улыбкой, как фонарик в руке.
– Ящик, – заключает она.
Она ещё не одомашнилась: точки на потолке – не звёзды, ящик – не сундук, может, и я – не Шаман, по её мнению, но я стараюсь держать себя в руках: не для этого мы с Китей приложили столько усилий с самого утра, не для очередных споров и ссор.
– Ну, не гроб же, – пожимаю плечами, отправляю свой сундук под кровать.
– Ещё гроба нам не хватало, – Сабля недовольна. Нет, я помню историю её появления в этом доме, но я не всегда думаю, что говорю, потому иногда задеваю её словами о гробах, покойниках, духах, загробном мире, потому мы мало общаемся.
– Алиска пришла! – Китя врывается с визгом в комнату, с радостным детским визгом – так умеет только Китя. Мы знаем, о ком она говорит, потому забываем о моей комнате и рвёмся к выходу, одна Мисс ничего не понимает, потому, как последнему выходящему, мне приходится хватать её за руку и вести за собой, ничего не объясняя: сама увидит.
Мы окружены лесом со всех сторон, даже старый завод давно затерялся в лесу. Летом отсюда не выйти без косы, зимой, если она снежная, выбраться отсюда можно только на лыжах или вплавь: здесь не чистят дорог, сюда не приходят люди. Сюда приходят только звери. Пока это только белки, ёжики и Алиска, но мы опасаемся, что они приведут сюда и остальных. Страшнее всего для меня, да и для нас всех – увидеть медведя. Змеи приходят редко, но метко – пугают до смерти, потому летом травы вокруг нашего дома нет – мы её выжигаем, предварительно окопав пределы нашего пожарища, иначе сгорит вообще весь лес, а это приведёт ненужных нам людей.
