Утром следующего дня он пригласил меня во двор и всё выложил. Мне не нужно было изображать удивление, я не спала всю ночь и всё ещё была потрясена тем, что услышала тем вечером.

Я сбежала из одного кошмара в другой.

– Рада, что вы со Снегом нашли общий язык, – Эля смотрит на меня так, будто огорчена этим фактом, но мне кажется, что время для меня и Снега начало свой отсчёт – нас скоро убьют.

Глава девятая. Фурия

Сабля

Мама моя всегда была толстой истеричкой. Она поздно поняла, что ей нужны семья и дети, поэтому, когда мне исполнилось четырнадцать, матери было около пятидесяти. Разумеется, ни о какой счастливой семье с рекламных билбордов и речи быть не могло: отец работал в коммунальной службе, а мать сидела дома, прикрываясь какой-то выдуманной болезнью. Пока она спокойно играла роль домохозяйки, психика её пошатнулась, хотя я могу ошибаться. В детстве она казалась мне милой и любящей матерью, а позже она превратилась для меня в мегеру: из школы я должна была явиться вовремя, ни минутой позже, друзей у меня не было именно из-за неё. В то время, когда остальные девчонки встречались с парнями, гуляли по городу, я была вынуждена помогать матери либо в огороде, либо на кухне. А ещё она была помешана на чистоте: в доме постоянно проводились, как она их называла, «генеральные уборки». Мать их устраивала несколько раз в неделю, чаще всего – когда ругалась с отцом. Мы жили в двухкомнатном домике, с отрывающимися обоями, с вечно дырявым линолеумом, холодным полом, мрачной атмосферой. Всё это нужно было привести в порядок: помыть полы, выбить ковры, натереть посуду до блеска. Вот такой Золушкой я была при живой матери, а хуже всего то, что ни о каком сказочном принце и мечтать не приходилось, все знали, что я вечно занята поручениями мамаши, а потому даже не решались пригласить меня на прогулку или дискотеку.

Ночью я мечтала о том, что сбегу из дома, встречу своих друзей, среди них найдётся молодой человек, который прекратит все мои страдания, забрав к себе жить. С этими мыслями я засыпала и просыпалась, уходила в школу и не хотела возвращаться домой.

Так я однажды и не вернулась. Мама умерла за месяц до моего выпускного. Может быть, это жестоко с моей стороны, но я не думала о том, о чём обычно думают дочери, когда умирают их матери: в тот момент я горевала только об одном – все деньги, которые были отложены на мой выпускной, родня спустит на похороны матери, а я и вовсе должна была облачиться в траур, в то время как остальные девчонки наденут яркие праздничные платья. Она снова мне всё испортила – умерла не в нужное время и не в нужном месте.

Эля была нашей классной руководительницей, и, как и всех учителей в школе, я её ненавидела и не собиралась подпускать к себе, как бы она ни пыталась, но когда матери не стало, я почему-то вспомнила именно свою классную руководительницу.

– Хорошо. Можешь не говорить со мной сейчас. Ты знаешь, где я живу. Можешь прийти в любое время, и мы поговорим, о чём захочешь, – она говорила мне это в тот момент, когда вся школа была против меня, когда из-за меня собрали педсовет и решали, как же я буду сдавать экзамены.

Вся учительская свора обвиняла меня то в прогулах, то в неуспеваемости, а я просто пыталась найти время для жизни, где нет моей матери, где нет её указов, потому и прогуливала школу, чтобы завести друзей, чтобы пройтись по городу, послушать любимую музыку. Нет, я не считала себя виноватой, виноватой была моя мать, из-за неё я прогуливала школу, чтобы попытаться насладиться жизнью.

Эля была единственной, кто ничего плохого обо мне не сказала, наоборот – даже отметила, что я вовремя сдаю ей тетради с выполненным домашним заданием, более того, никогда не опаздываю на её уроки. Ещё бы! Она же классная руководительница, с ней мне не нельзя было ссориться, но подпускать её так близко, как подпустили её к себе остальные, мне не хотелось, мне хватало матери, которая руководила мной и моей жизнью.

Когда весь тошнотворный процесс похорон прошёл, когда гости пили на кухне за упокой души, мне стало страшно: сначала показалось, что в соседней комнате, где до недавнего времени стоял гроб с матерью, кто-то есть, потом я боялась подойти к зеркалу, на которое была накинута плотная тёмная занавеска. Никому до меня не было дела, а мне становилось всё хуже и хуже. Голова начинала кружиться, в ушах загудело. Стоя посреди комнаты, я боялась даже шелохнуться, повернуть голову, посмотреть в сторону, казалось, что мамаша за спиной, готова меня схватить, вцепиться в плечи своими пухлыми руками и сожрать. Резко обернувшись, я вбежала в свою комнату, напихала в школьную сумку первые попавшиеся вещи и рванула на улицу.

Ноги меня сами привели к Эле. Помню до сих пор, как громко я закричала, увидев её на крыльце дома; ей пришлось выбежать ко мне навстречу, а когда мы столкнулись – я уткнулась ей в плечо и так долго ревела, будто уже никогда не смогу остановиться.

В этом доме я живу дольше всех остальных, если не брать Элю в расчёт, но она будто бы мстит мне за то, что я её не подпустила к себе раньше, что вспомнила о ней только тогда, когда мне стало плохо, когда мне не к кому было идти. Может быть, именно поэтому она выбрала себе в лучшие подруги Китю. Не знаю…

До выпускного я жила у неё, она помогала мне с уроками, учителя не могли поверить, что после похорон матери я наконец-то взялась за ум. Экзамены мне дались легко, Эля предупредила всех о том, что я всё ещё переживаю свою потерю, а потому не стоит меня грузить. Трояки мне достались только за то, что я потрудилась явиться.

К выпускному у нас уже сложилась своя компания: Эля, Китя, Шаман, Вий, Пёс, Прищепка и я, и все мы удрали с выпускного бала, как только нам вручили аттестаты. Мы знали, что Элю хотят уволить из-за выходки Вия, но мы не знали, что она сама его об этом попросила, а потому и не разговаривали с ним долгое время. Вий был отшельником среди нас, и мы не понимали, почему Эля не прогонит его из нашей компании. Оказалось-то всё просто. Мы все остались в дураках.

Вий и сейчас отшельничает, видимо, привык к такому образу жизни, но пугает только то, что он всё про всех знает, хоть почти и не общается с нами.

Может быть, он знает, что задумала Эля? Может быть, он помог бы нам разобраться с Мисс?

Мисс

Сказать, что я не общалась ни с кем, кроме Снега и Эли, – ничего не сказать. Они будто бы делили меня между собой все эти дни, но никак не могли договориться. Иногда мне казалось, что они вцепятся друг другу в глотки, лишь бы я обратила внимание на кого-то одного.

Эля пугала меня своей навязчивостью, Снег пугал меня Элей.

– Пёс и Прищепка были её лучшими друзьями, эта парочка смылась, поругавшись с ней накануне. Потом у них, как говорит Эля: хватило наглости прислать нам всем открытку. Тебе будет интересно и полезно знать, что случилось дальше, – Снег на этих словах замолчал, затянувшись сигаретой и выдерживая паузу, видимо, считая, что я ещё не до конца напугана.

– Чем? – не выдержала я, ожидая ответа.

– После этой открытки, – он закинул ногу на ногу, продолжая говорить так, будто рассказывает мне самую обычную историю, – Эля ушла из дома на несколько дней, – он снова затянулся сигаретой и посмотрел по сторонам, после чего наклонился ко мне так близко, что запах табака из его рта едва не пробудил все мои рвотные рефлексы. – Где она была, где ночевала, где жила всё это время – никто не знает, да только от Прищепки и Пса больше нет никаких вестей.