Пока она говорила, я заметила, что речь её стала самой обычной, не такой растянутой, как раньше, но лицо по-прежнему оставалось беспристрастным, нельзя было угадать, глядя на неё, жалеет она этих детей или принимает это как должное.

Остальные: Мент, Снег, Шатун, Вена – не были её учениками. Шатуна привёл Вий, Шатун привёл Снега, Мента привела Сабля, а Мент привёл Вену.

– Ко мне на перевоспитание, – усмехнувшись, сказала Эля, когда рассказывала о Вене. Оказалось, что я нисколько не ошиблась на её счёт – наркоманка, которую Мент привёл, чтобы не сажать, так как знаком с ней с детства. – Перевоспитание не получится, он сам ей приносит траву, да ещё и остальных подсадил на это дело.

«Они все – наркоманы!» – простучало в голове, но тут же я вспомнила, как и сама когда-то по молодости пробовала марихуану – ничего страшного, это ведь просто курение. К тому же, никто – ни Китя, ни Снег, ни даже Сабля – не казались наркоманами.

– Нам не пора домой? – да, я впечатлялась её рассказом, мне должно было быть страшно после того, что я узнала: в доме Эли настоящий притон, но идти мне было некуда, а Элю стало жаль.

До сих пор не знаю, почему она решила мне всё это рассказать, но теперь мне кажется, что всё это было ложью.

Эля – страшный человек.

Мы вернулись раньше десяти, дверь открыл Вий, сказал Эле, что всё готово. Он провёл нас на кухню, где уже ждали все остальные. Если они и были рады кого-то видеть, то, конечно же, Элю.

– А как тебя сегодня зовут? Ты же ничего не сказала утром, – перед ней возник Шаман, а Эля остановилась и почти растерялась, в этот момент с неё снова слетела её маска спокойствия, но она надела её спустя несколько мгновений.

– Ренегат, – буркнула она, а Шаман остолбенел, пропуская её к столу.

– Не понял, – в полтона ответил он, оставаясь стоять на своём месте.

Жаль, что это слышали только я и Шаман, который так и просидел молча весь вечер, время от времени поглядывая на Элю, а Эля веселилась, о чём-то говорила с Китей.

«А был ли это приступ?» – думаю я теперь, когда спустя две недели моя жизнь превратилась в сущий ад.

Глава седьмая. На крючок. Точно – на крючок

Китя

Знаю, для Мисс мой приступ был неожиданным, но что я могла с этим поделать?

Это началось в доме, и как от этого избавиться – я не знаю. Шаман это называет болезнью, а Шатун зовёт обычным стрессом. Шатуну я доверяю больше: он же врач.

Самый первый приступ, до появления Мисс, случился, когда мы закончили школу, и я только-только перебралась к Эле. Родителям я сказала, что уезжаю в город, поступать в университет. Некоторое время мы созванивались, я врала, что поступила, вселяюсь в общагу, а потом связь с родителями почти прекратилась: мы отказались от телефонов и интернета. Тем не менее, раз в год я их навещаю и вру о том, что у меня сложилась жизнь в городе, что работаю я дизайнером и продолжаю учиться. Собственно, и в город я согласилась уехать со Снегом именно для того, чтобы перестать врать и начать говорить правду, но, похоже, мой обман никогда не кончится.

Она и сейчас не кончается… На самом деле у меня есть только мама, а папы у меня нет. Стас – мой отчим – когда-то и маму у меня почти отобрал. Они пропили всё моё детство, а когда опомнились, что жизнь проходит – стали уезжать на Север, чтобы заработать денег, а меня оставляли бабушке. Бабушка была очень строгой: я не могла просто так куда-то пойти на улицу погулять, обязательно нужно было отчитаться с кем я и куда мы пойдём и во сколько вернёмся… Но это лучше, чем мама у Сабли; Сабля должна была, например, весь день полоть грядки в огороде, чтобы выйти вечером всего часа на два и погулять. С моей бабулей было немного проще: она делала всё сама по дому, и когда я приходила со школы, мне оставалось только поесть, сделать уроки, и только потом я могла идти гулять; а летом она не будила меня почти до обеда. Иногда я, конечно, помогала ей, в основном в дни пенсии – тогда можно было заработать на сладости или на новый выпуск какого-нибудь журнала с постерами…

Я не знаю, что с бабушкой сейчас, но подозреваю, что она умерла. Когда в моей жизни появилась Эля – я забыла обо всех: мне больше не были нужны родители – с ними ничего хорошего; мне больше не нужна была бабушка – она уже старая и много ворчит, а еще, если заболеет какой-нибудь болезнью старости и мне придётся с ней водиться – я единственная внучка.

Но заболела я сама, и мне сейчас точно не до бабушки.

Первым приступом я напугала Элю, когда набросилась на неё и заявила, что видела, как она говорит по телефону; сказала, что она нас всех обманывает и заставляет нас жить с ней, только чтобы не чувствовать себя одинокой. Эля мгновенно отвела меня в свою комнату и сказала, что я могу её обыскать: найти телефон, например, а потом сказала, что я могу выметаться из дома, потому что она себя одинокой никогда не чувствовала.

Конечно, я этого не помню, мне обо всём рассказал Вий, когда я пришла в себя. После произошедшего я не знала, как подойти к Эле, как с ней заговорить; казалось, что одних извинений будет мало, но Элька быстро меня простила: сама подошла, когда мне стало лучше, и позвала выпить кофе; о моём приступе она даже не говорила, а я не старалась напомнить – будто и не было ничего.

В случае с Мисс я не собиралась извиняться; знала, что остальные ввели её в курс дела.

Пока я была в отключке, случилось сразу несколько событий: Шатун лишился дома, а Мисс осталась у нас. Хотя дом Шатуна и сгорел ночью, я решила, что всё случилось в один день – так отложилось в памяти. В тот же день я узнала, что Эля покинула дом вместе с Мисс, ушла в магазин, а вернулась только вечером; меня как раз разбудили вечером, когда Эля уже вернулась.

Не знай, я того, что Эля проверяет Мисс на вшивость – разозлилась бы не хуже Сабли. Конечно, она не гуляла с Шатуном или Снегом. Для проверки Шатуна хватило пары литров пива на двоих – она пила с ним во дворе дома и тогда Шатун рассказал о том, почему больше не работает в больнице. Снега и проверять не нужно было – он ей просто не понравился. Вену Эля уводила на чердак – уж не знаю, о чем они там беседовали и что пили; а городскую Мисс – Эля решила вывести в город…

Был ещё один парень, который надолго задержался в доме – Дым; с ним Эля секретничала больше всех, но парень этот почти не выходил из своей комнаты, а когда приходилось – был вечно хмурым, недовольным – казался злым.

Вообще в дом мы приводили много кого, но наша компания нравилась до тех пор, пока не наступала утро, а утром у нас было обязательство: привести дом в порядок после гулянки; и неважно – проспался ты или нет, плохо тебе или хорошо. Никто долго не задерживался – исчезали на следующий же день; но самыми запоминающимися в этом доме стали – Мышь и Бинт. Они запомнились тем, что исчезли безвозвратно…

Не хочу вспоминать о них. Трясу головой, будто так можно выбить из нее все воспоминания.

Ночью, перед тем как Шатун и Снег вернулись, я рассказала Эльке, как в городе назвали мои рисунки; она меня долго успокаивала, говоря, что я должна себя попробовать в чём-то другом, а рисунки оставить для тех, кто их действительно понимает. Только мы обе знаем, что ничего другого я делать не умею, а потому Эля сказала, что мы со Снегом поступили правильно, вернувшись в дом. Можно считать, что на этом наше с Элей общение закончилось – после той ночи уже никогда не было так, как было раньше.