– Я полагаю, что атаман, заплатив японцам за возможность уйти в Китай, потребовал на всякий случай расписку. Японцы пропустили банду, но сообщили китайским пограничникам точное место перехода Калмыкова через границу. Атамана там взяли, он откупился от китайцев остатками золота и получил возможность побега. Тут его и «шлепнули», тем самым закрыв дело. Нет ни золота, ни расписки – с тем американцы и остались.

– Так что ты хочешь узнать в тюрьме, Берг? – повторил Безухий.

– Поскольку сообщений о расстреле ближайших к Калмыкову людей нет, скорее всего, они еще живы. А если живы – то точно знают: сколько золота было отдано японцам и была ли расписка?

– Это важно для тебя, Берг? – помолчав, поинтересовался Безухий.

– Понимаешь, мне очень хочется «вставить фитиль» японцам. Думаю, что на самом деле все было так, как я предполагаю.

– Хорошо, Берг, – хлопнув себя по коленям, Безухий встал. – Раз это так, то с Линем в Гирин и Фушунь поеду я: вряд ли «белые черти» Калмыкова, сидящие в тюрьме, будут разговаривать с мальчишкой о таких вещах, как золото.

– Но ты до сих пор сам в розыске у шанхайской полиции, Ху, – напомнил Агасфер.

– Меня ищут только в Шанхае, – возразил Безухий. – У меня есть новые, вполне надежные документы, и я надену проклятый парик. Меня никто не узнает.

– Само собой, я дам тебе денег, Безухий. И на дорогу, и на подкуп тюремщиков.

– Не беспокойся, Берг. Ты же знаешь, что я – богатый человек, и в укромном месте твоего же сада на старость у меня самого припрятано больше даня[24] чистого самородного золота.

Поздним ноябрьским вечером Берг и Медников коротали время в плетеных креслах в излюбленном уголке сада. Говорить особо было не о чем – мужчины рассеянно наблюдали за павлином – его Медников приобрел, с позволения хозяина, первым делом после появления в Шанхае – и лениво перебрасывались короткими репликами, поджидая возвращения домой Андрея. Даже бутылка бренди нынче была не тронута – не было настроения.

– Кочет и кочет, – сплюнул Медников в сторону павлина. – И ходит-то по-куриному, гляди, Мишель! Башкой потряхивает, ногу поднимет и замрет – чисто кочет! А уж вопит-то! Задумаешься, а он «каркнет» за спиной по-своему – аж вздрогнешь с перепугу… Только и радости в ём, что хвост красивый…

Агасфер зевнул, глянул на старого друга с насмешкой:

– Тебя послушать, Евстратий, так можно подумать, что этого павлина тебе силком всучили! Сам же вцепился: «Такой, мол, сад – да без павлина! Всю жизнь мечтал, мол». Вот и побаловал себя на старости лет, слушай теперь его карканье, да хвостом любуйся! Спасибо, конечно, что не снежного барса, не рысь или медведя захотел – те не каркают! Едят сразу тех, кто уши развешивает…

– Дык знать бы заранее, как оно орет – в жизнь бы не купил, – оправдывался Медников. – Но хвост у него, признайся, Бергуша, прямо царский! Смотри, смотри – растопырил опять!

Павлин, гордо распустив хвост, неожиданно сложил его и опрометью нырнул в кусты.

– Чего это оно стрекануло? – подивился Евстратий, но Агасфер предостерегающе поднял руку, прислушиваясь. И все равно шагов не услышал – на дорожке беззвучно возник Линь.

Вид у него был усталый, одежда заметно пообтрепалась, лицо и шея стали коричневыми от яростного солнца.

– Явились. Слава богу! – перекрестился Агасфер.

Он шагнул к китайскому юноше, обнял и тут же отстранил, с тревогой заглянул в лицо.

– А Безухий? С ним все в порядке? Живой? Где он?

Линь застенчиво улыбнулся. Тщательно подбирая слова – говорил он по-русски все еще плохо, – заговорил отрывочными фразами:

– Безухий – все хорошо. Он на арба в Старый город остался – белого дьявола охранять. Сюда Безухий боись идти, я один пошел.

– Где ж вы почти два месяца пропадали, черти китайские? – сердито выговаривал Агасфер, нивелируя тон сердечной улыбкой и похлопыванием по плечам. – Я ж наказывал: депеши давать время от времени. Наказывал или нет, Линь?

Тот лишь пожимал плечами.

– А почему Безухий побоялся сюда идти? Какого белого дьявола он охраняет? Самовольничает все? Как съездили-то? – Агасфер буквально засыпал юношу вопросами.

– Съездили хорошо, все сделали. Тюрьма в Гирине и Фушуне нашел, деньги тюремщикам давал, с нужными людьми говорил, – Линь показал четыре пальца. – Столько белый дьявол от Калмыковской банды живой остался. Ты все верно говорил, хозяин. Все был так, как ты говорил.

– Погоди, Линь, сядь-ка! Ничего не понимаю. – Агасфер силком усадил юношу в кресло, присел рядом на корточки. – Я правильно понял, что из банды Калмыкова в живых четверо только осталось? А остальные где? Их ведь не меньше 30 человек должно было в тюрьме остаться?

– Подох остальной мало-мало, хозяин. Китайский тюрьма кормить нет, бить всех шибко. Кто тюрьма сидит – подаяние просит. Который китаец – тем люди мало-мало подают. Белым дьяволам – только плюют в миски. Безухий шибко много думал – потом решил, что все белый дьявол совсем в Фушуне подохнет – одного выкупил у тюремщика, сюда привез. Арба, лошадь покупал – и привез.

– Как привезли?! – Агасфер замотал головой. – От Фушуня только до побережья верст двести! Вы живого человека везли? А если бы полиция? Это ведь не бурдюк с водой: заорал бы – и вас всех арестовали.

– Белый дьявол обратно в тюрьму шибко не хотел, – улыбнулся Линь. – А чтобы молчал, Безухий его всю дорогу ром поил. С опием – дьявол ром глотнет, опий пожует и снова спать.

– Ну, ладно, до побережья добрались – а дальше?

– Дальше Безухий лодка нанял. Один лодка, два лодка, три – так и Шанхай приплыли. Тут опять арба нанял, в Старый город повез. Там у Безухого родственники живут – у них в яма белый дьявол спрятал. Сюда боись ехать – тут инглиш полиция, сеттльмент!

– Зачем же вы столько мучились, горе вы мое китайское?

– Как зачем? – обиделся Линь. – Тебе свидетель нужен? Нужен! Без свидетель японские собаки не поверит, что другой их собака американское золото украл!

Агасфер молча обнял Линя, повернулся к Медникову:

– Иди, Евстратий, Андрея буди: я с одной рукой по темноте боюсь рулить. Поедем, поглядим – что за «улов» нам привезли?

– Сегодня не нада, хозяин! – остановил Линь. – Сегодня белый дьявол ром много жрал, говорить совсем не моги. Спит. Утром поедем, я дорогу покажу… Безухий так сказал!

– Ну, раз Безухий так сказал – ладно. Сам-то устал, поди, Линь? Есть хочешь? Пошли, поищу чего-нибудь в буфете.

– Не нада, хозяин. Мой поел, спать только мала-мала хочу.

– Ну, иди, спи тогда! Молодец! – Агасфер повернулся к Медникову, похвастался. – Вот работнички у меня! Живого свидетеля из тюрьмы притащили, черт-те откуда!

– Это не работники, – серьезно поправил тот. – Это друзья настоящие!

Помолчав, Медников словно вскользь поинтересовался:

– Слышь, Бергуша, а ты с Андреем-то говорил начистоту?

Агасфер помрачнел:

– Знаешь, как на больную мозоль наступать, Евстратий… Нет, не говорил. Несколько раз порывался – и не могу! Ему же все – понимаешь, все! – рассказать придется. А вдруг не поверит? В восемнадцать лет, знаешь ли, весь мир только в черно-белое раскрашен, полутонов нет! Вообразит, что придумал я насчет своей заброски в Японию – чтобы оправдать службу на Осаму… Без меня ведь он вырос, в Европе…

– Выходит, боишься, что отцу родному не поверит? – крякнул Медников.

– И очень даже просто. Он, как вернулся, сколько раз уже о России меня пытает: почему не возвращаемся? А почему бы, мол, не попробовать? Что мы, мол: так и будем в Шанхае жить?

– Может, мне попробовать поговорить? – нерешительно предложил старый сыскарь.

– Не вздумай! – предостерег Агасфер. – Тоже мне, присяжный поверенный выискался!.. Ладно, сам вижу: тянуть более некуда. Завтра поговорю. Съездим вот, на «дьявола» полюбуемся – и потолкую… А сейчас пойду шифровку Осаме готовить. Чтобы тоже завтра с утра и отправить…