Последней войной грозят небеса,

Над книгой Судьбы повисла рука!

Но ни шагу назад,

Ты не привык отступать!

( Олег Толмачев - Герой)

Тишина, ни ветерка. Поверхность озера и лес скрыты под белой кисеёй тумана.

— Аран, — Эол подвёл к Фэанаро одного из своих коней, собранного для дальней поездки, и нолдо взлетел в седло. Чародей сел верхом на второго, протягивая руку сыну.

— Ты с нами, или останешься дома?

— С вами, — Ломион ухватился за отцовскую ладонь, запрыгивая на спину вороного жеребца позади Тёмного Лорда.

Едва всадники выслали своих коней вперёд, из-за дома выбежал Руйвэ. Помчался вдогонку и, встав на дыбы, преградил дорогу.

— Что с тобой? Пойдём с нами, — Фэанаро остановил своего коня, спешился и смело подошёл к прижавшему уши рыжему. — Ты обижен?

— Молодой. Хочет, чтоб ты ехал на нём, — Эол подъехал ближе. — Не справится, трудная дорога.

— Я поеду, — Пламенный провёл рукой по холке и запрыгнул на спину Руйвэ, а Маэглин пересел на своего коня.

— Попробуем проехать коротким путём, — вдруг тихо произнёс чародей.

— Веди, — кивнул Фэанаро, и три всадника отъехали от дома Тёмного Лорда.

Вскоре до слуха нолдо донёсся вкрадчивый голос Эола, а туман вокруг стал ещё гуще.

Белое стылое безвременье. Казалось, кони плывут по безбрежному морю, а тишину нарушало лишь пение чародея. Во время поездки из призрачного марева то неожиданно появлялся замшелый камень или гладкий бок скалы, то лошади брели по мелководью. Фэанаро с интересом наблюдал за ворожбой Эола, который ехал первым, уверенно двигаясь в дымке тумана, словно рыба в воде. Время растянулось, или наоборот - сжалось? Изредка нолдо казалось, что Руйвэ поднимается вверх по горному склону, а иногда кони спускались в долину.

Когда Фэанаро уже хотел окликнуть Тёмного Лорда, что нужно остановиться и дать лошадям отдых, чародей прекратил петь. Туман вокруг них понемногу исчез, и Пламенный увидел, что всадники выехали на вершину горной гряды, и позади догорает закат. Дальний переход действительно дался рыжему жеребчику нелегко, но Руйвэ старался не отставать от остальных. Кони под Эолом и его сыном громко заржали, понеслись галопом к темнеющей у подножия гор крепости. Неужели это Форменос? Сердце Фэанаро сжалось при виде угрюмой почерневшей твердыни. Тоска и уныние витали над ней, словно ненасытная паучиха намертво опутала Форменоссэ своей липкой паутиной.

Оказавшись вблизи крепости, Пламенный спешился и, сорвав пучок травы, стал с благодарностью растирать усталого Руйвэ. Молодец, выдержал. Нолдо с тревогой оглядывал стены цитадели, однако наступившие осенние сумерки скрадывали очертания Форменоса, создав атмосферу той непроглядной ночи, когда Унголиант уничтожила Древа.

— Маэ, ещё не время. Иди помоги, — Эол спешился и удержал сына от шага в сторону крепости.

Ломион молча сорвал траву и тоже принялся усердно растирать рыжего жеребёнка, а чародей остановил Фэанаро и кивнул в сторону цитадели.

— Аран, Форменоссэ ждёт.

— Ты прав, — Пламенный решительно шагнул к твердыне и приложил ладони к стылой каменной кладке. — Ну, здравствуй. Это я.

Затем прижался к стене, представляя, как выжигает своим огнём незримую паутину.

Руйвэ вздрогнул, хотел испуганно умчаться прочь, но Эол с сыном смогли его успокоить, ласково поглаживая морду и шею. Шепча на ухо жеребчику ободряющие слова, эльфы издалека наблюдали, как почерневшие камни фундамента озарились ослепительной вспышкой и как огонь с треском побежал вверх между камней кладки, словно алая жаркая кровь вновь заструилась по жилам крепости. Над Форменоссэ пронёсся то ли крик, то ли стон, и Руйвэ встал на дыбы.

Пробудившись от вековечного сна, крепость ярко светилась во тьме наступившей ночи. Паутина и копоть исчезли со стен, а камень больше не казался почерневшим от горя. Фэанаро решительно распахнул врата цитадели и вошёл во двор, с улыбкой наблюдая, как повсюду, один за другим вспыхивают светильники. Огляделся по сторонам, чтобы оценить масштаб разрушения, и запел.

Эол с сыном застыли на месте, в немом изумлении глядя, как Форменоссэ становится всё светлее.

— Этого не может быть… — восторженно прошептал Маэглин, вцепившись в отцовскую руку.

— Вот теперь пойдём, — чародей подтолкнул сына к вратам крепости, заводя во двор усталых коней.

— Аран, это нельзя передать словами, — Ломион прижал руку к сердцу и почтительно склонил голову перед стоявшим посреди двора Фэанаро. — Я жил в Гондолине, но Форменос во сто крат прекраснее…

— Не льсти мне, малыш, — Пламенный усмехнулся, ощущая, как понемногу отпускает напряжение. Подошёл к колодцу, набрал воды и с облегчением вылил её себе на голову. Жар фэа стихал, а великолепие возрождённого Форменоса радовало глаз. Дома. Наконец-то, дома.