— Тебе нравится? — нолдо покраснел до самых кончиков ушей, глядя на то, как искренне, по-детски восторгаются его подарком. Летиция готова была обнять не только его, но и тыкву, однако большой живот мешал ей это сделать.
— Она просто отличная! Ты можешь её зажечь?!
— Смотри! — по стенам заплясали отблески пламени, а “кровожадное чудовище” ощерило огненную пасть…
— Ещё наглядимся, — Морьо потянулся задуть огонёк.
— Не смей! — остановила его Летиция. — Это мой подарок! Моя тыква!
— Хорошо, пусть светит, — Карантир перетащил тыкву в купальню, но устроил в нише, подальше от воды. — Так сойдёт?
— Да…
Тёплые струи приятно щекотали ладони. Летиция сидела спиной к Морьо по плечи в воде. Сердце то замирало, то наоборот колотилось с такой силой, словно собиралось выпрыгнуть из груди. По стенам купальни, освещенной лишь ухмылявшейся “балрожьей мордой”, металась круговерть бликов огня, а каждое осторожное движение, будь то прикосновение пальцев к выбившейся из её причёски пряди, или обжигающе-горячая ладонь на её плече, или тонкая дорожка из капель на груди - всё отзывалось ярым восторгом в душе девушки. Жаркое дыхание любимого, его губы уже не робко, а жадно касающиеся её, ещё мгновение, и они оба станут струнами пламени, пульсирующей радостью, взорвутся крещендо неописуемо прекрасной музыки. Жарко-жарко-обжигающе, ближе-мягче-не дышать. На дно и до самого дна.
— Ле-еет…
Мысли путались. Прервать поцелуй только затем, чтобы перевести дыхание. Произнести «Люблю тебя» скорее осанвэ, чем вслух. Каждое прикосновение его рук обжигало, тело отзывалось волной мурашек и нестерпимым желанием отдаться ему здесь и сейчас.
— Только… мой… — тихий стон наслаждения, вновь прерванный поцелуем…
Они отстранились друг от друга - счастливые и оглушённые мелодией любви, что продолжала звучать в их сердцах.
— Согрелась, мелиссе? — Карантир тяжело поднялся на ноги, и чернильное облако волос чёрным плащом опустилось на его плечи. Крайне осторожно подхватил Летицию на руки, отняв у воды и унося в спальню.
***
Стоя посреди просторной столовой, заложив руки за спину, Финвэ с улыбкой наблюдал, как родные расходятся по своим покоям, не забывая пожелать друг другу добрых снов. Он покинул залу одним из последних, оставив сына со снохой наедине. Медленно поднявшись к себе, на самый верх башни, подошёл к столу и открыл верхний ящик, собираясь положить нарисованную Келегормом карту к остальным, но что-то заставило короля пристальней приглядеться к рисунку. Очертания тирионской беседки стали такими четкими, что казалось, протяни руку и дотронешься до искусно вырезанных узоров на перилах. От карты внезапно повеяло ароматом цветущих роз, а в лицо Нолдорана дунул прохладный ветерок…
========== Тилион. Рогатый бог должен умереть ==========
Комментарий к Тилион. Рогатый бог должен умереть
https://www.youtube.com/watch?v=XDgEnmpH3ms Damh the Bard - Samhain Eve
https://www.youtube.com/watch?v=3VvVw60XvQw&list=PLUp5Vd5ffeJ-msQK993k62eqFzwtgQF0_&index=3 Sacred Spirit - Nahanna
https://www.youtube.com/watch?v=vQVrOehhhew&ab_channel=ByronMetcalf-Topic Byron Metcalf - Portals of Power
Вайя. Чёрное безмолвие. Муаровый узор космоса. Ариэн стояла на носу корабля. Майя не замечала, что её ладья движется по иной орбите, чем раньше. Анар опасно приблизился к поверхности Земли по воле своего капитана, безуспешно пытавшейся найти Тилиона. Сколько времени прошло с исчезновения любимого? Одно мгновение или вечность?
Когда после встречи с падшим вала пылавшая праведным гневом Ариэн вознеслась на небеса, Эонвэ безмерно обрадовался возвращению солнечной девы, но увы, не смог сообщить ей ничего нового. Просить Аулэ о том, чтобы его майар отправились на поиски в глубины земли? Крылатому глашатаю не нравилась эта затея: он не хотел сообщать валар о пропаже, надеясь, что Итиль вскоре найдётся. С одной стороны, Ариэн прекрасно понимала посланника Манвэ, с другой стороны - ей хотелось рвать и метать из-за дурного предчувствия. Вестник едва уговорил подругу остаться на борту ладьи, сам продолжая нести службу на корабле Тилиона.
***
Эол подозвал к себе старшего сына шамана, ещё раз подробно объясняя парню, что нужно напомнить сделать беспечной Ириссэ, если он не вернётся. Индеец молча выслушал эльфа и не удержался от вопроса:
— Науро хочет отомстить колдуну за сына?
— Да.
— Возьми меня с собой. Я буду мстить за отца.
— Нет, — так же рублено бросил тэлеро.
— Я хочу сражаться.
— Это не твой бой. Ты должен помочь моей жене вернуться домой, — Эол схватил индейца за плечи и всмотрелся в его глаза. — Я надеюсь на тебя, мой юный друг.
— Хорошо, Науро, — парень кивнул, выдержав взгляд чародея, но едва тот убрал руки, поспешно покинул мастерскую. Эльф ухмыльнулся, не торопясь разделся и начал раскрашивать своё тело узорами, при этом громко затянув песню, которой он научился у индейцев. Чуткий слух чародея уловил, как за стенами ему вторят сын шамана, мерно ударяющий в бубен, и пара юных учеников. Голосов становилось всё больше и больше, а Эол жалел лишь о том, что смог обучить жителей деревни лишь малой толике то, что знал сам, но время действовать пришло. Огромный филин бесшумно выпорхнул из окна, сделал круг над танцующими у костра индейцами и исчез в мерцании портала.
***
Стук сердца в мёртвой тишине. Он всё громче. Но нет, звук идёт извне. Тилион замер, лихорадочно вспоминая, на что похожа эта мелодия. Схватился руками за голову, готовую расколоться от нарастающего грохота барабанов. Да. Он произнёс это слово вслух — бар-р-рабаны. Ор-р-рочьи бар-р-рабаны. Как давно майа не слышал этих звуков… Они всё ближе. А он забыл что-то очень важное. Тилион вдруг осознал, что крошечный солнечный зайчик превратился в круглое зеркальце, которое держало в руках существо в тёмной маске. Дикий хохот. Бросок. Удар. Стекло разлетелось сонмом сверкнувших и враз погасших брызг, с жалобным звоном столкнувшись с базальтовой поверхностью стены. Стены? Неужели его путь подошёл к концу? Тилион всмотрелся в изломанный силуэт незнакомца, отделившийся от камня.
— Кто ты?
— Тот, кто пришёл освободить тебя.
— Но я свободен.
— Ты - раб света. Ничтожество, лишь отблеск божественного огня. Отражение, покорно следующее за светом. Одинокий странник, вечность ничтоже сумняшеся добиться её любви.
— Чьей любви? — Тилион помрачнел, лихорадочно вспоминая о ком толкует собеседник, но и собственное имя майа угасло в сознании, бешено пульсировавшему в такт бою барабанов. — Кто я?
— Ты - Рогатый Бог, Кернунн, Зелёный Человек… Так смелее! Освободись от оков света!
— Я всегда был свободен.
— Это лишь иллюзия, как и то, что в тебе есть свет.
— Я нёс свет.
— Нет, ты испокон веков тешил себя мыслью, что владеешь светочем. А где он теперь? Освободись от лжи. Взгляни в прекрасный лик тьмы. Иди к нам!
— О да! — вокруг Тилиона замельтешили неясные тени, вовлекая его в круговерть танца. Грохот барабанов вторил биению сердца. Всё сильнее, всё быстрее, всё громче. Нужно сделать шаг, и он будет свободен. — Вперёд! Только вперёд!
Кернунн ударил по камню кулаками, и базальт затрещал словно лёд. Ещё и ещё! Стена обрушилась, и Рогатый Бог, громко расхохотавшись, прыгнул: его лик был мертвенно-бледен, а глаза - темны. И там, где ступала его нога, в ужасе разбегались люди.
— Он вернулся! Смотрите, Рогатый Бог услышал нас!
— Да, я - свободен! Долго же я спал! — майа взбежал по каменным ступеням на самый верх мрачно поблёскивающего древнего монолита и замер там, широко разведя руки в стороны и с наслаждением вдыхая морозный воздух. Толпа у подножия камня восторженно взревела, а в рваных всполохах костров Кернунн увидел, как жрецы готовятся принести в жертву связанных девиц. Проснувшийся от вековой спячки бог вновь расхохотался, перекрыв своим голосом грохот барабанов, и спрыгнул вниз. Подтолкнул к жертвенному камню одного из жрецов. Человек удивлённо вскрикнул, едва майа ухватил его за волосы и вонзил в его грудь длинные, острые, как лезвия ножей, когти. Толпа в ужасе подалась назад, но бой барабанов не стал тише. Он не прекратился и тогда, когда Кернунн воздел левую руку к небу, показав собравшимся язычникам ещё живое сердце жреца и щедро оросив кровью алтарь.
