Иные, голосуя на педсовете, вообще ни о чём не думают. Ребёнок для них – один из многих, может быть, один из тысячи. Ребёнка нет перед ними, есть лишь сведения: столько-то двоек, столько-то прогулов, столько-то нарушений дисциплины. Список внушительный, а закон есть закон. Да и кому хочется заполучить в свой будущий класс второгодника?

Интересы школы многим кажутся важнее интересов одного ребёнка, его судьбы.

Отчего такие мучения, отчего учитель поставлен в дву-смысленное положение и должен делать тяжёлый выбор?

Причина во всём устройстве нашей школы, которая хороша лишь для успевающих, для подчиняющихся, для способных и совершенно не знает, что ей делать с ребёнком, который с тяжёлой (лучшей в мире!) программой не справляется.

В английской школе, тоже, кстати сказать, не самой плохой, выпускник в двух старших классах изучает лишь два предмета, выбранных им самим, и ещё два – как необязательные. У нас в выпускном свидетельстве – полтора десятка предметов, и по каждому – отметка. В виде особой милости разрешаются две двойки…

Что это – требовательность, забота о всестороннем развитии, подготовка к будущей жизни? Или жестокость, пренебрежение к судьбе подростка?

К счастью, школа добрее к ученикам, чем инструкции и законы. Надо уж очень сильно досадить учителям или директору, чтобы с тобой обошлись по инструкции. На каждый школьный закон есть определённая, хоть и не строго очерченная зона всеми принимаемого беззакония – беззакония в пользу ученика (а заодно и в пользу школы, которая таким образом сохраняет свою репутацию в глазах начальства).

Это невинное с виду спасительное беззаконие на самом деле не так уж и невинно. Именно с него начинается всеобщее неуважение к законам в государстве. Многие выносят из школы только один урок: всё не страшно, и законы не страшны, надо лишь ладить с людьми – сегодня с учителями, завтра с начальством.

Основы жизни без соблюдения законов миллионы наших детей получают в школе.

Так всегда и бывает, когда издаются законы, соблюсти которые невозможно, – они-то и подрывают всю законность в стране.

Но пока речь идёт просто о программах, иные из которых составляются самой школой, ещё куда ни шло. Однако надвигается стандарт – государственный, обязательный, имеющий силу закона. Стандарт этот будут обходить точно так же, как сегодня обходят программы, в этом смысле ничего не изменится. Но поле беззаконности увеличится во много раз, и если сегодня учителя мучит совесть, то завтра он будет преступником в глазах государства, да и в своих собственных глазах. Сегодня он может просто пожалеть мальчишку, завтра он скажет: «Ничего не могу поделать, государственный закон, государственный стандарт».

Приближается День судьбы. Будем милостивы к своим ученикам!

Перед концом учебного года, перед последним педагогическим советом учителя выдвигают своих кандидатов на второй срок обучения – кандидатов во второгодники.

Наступает решительная минута в жизни многих детей: переведут? оставят?

И для учителя это важно. Редко бывает, чтобы учитель просил перевести двоечника, а высшее начальство школы сопротивлялось. Чаще бывает наоборот: учитель просит оставить, администрация требует перевести.

Если говорить честно, все эти споры не от хорошей жизни, и правильного решения тут быть не может в принципе.

Второй год в одном и том же классе редко кому идёт на пользу, разве что ребёнку, пропустившему слишком много уроков. По большей части на второй год оставляют в виде наказания, чтобы и другим неповадно было, чтобы весь учебный год можно было держать ученика в страхе: «Смотри, ты у меня доиграешься».

В конце концов учитель доводит дело до того, что он не может не оставить ученика, не уронив свой авторитет.

Вот главная беда второгодничества: достаточно часто речь идёт не столько о знаниях, не о том, что ученику лучше ещё раз пройти материал, сколько об авторитете учителя и школы. А это тупик. Интерес живого ребёнка приносят в жертву хоть и важному, но абстрактному авторитету.

Возможно ли избежать второгодничества? Можно ли учить без плохих отметок? Это старый, вечный спор о школе. Стоит заметить, что в последнее время многие стараются избежать этого спора, сделать вид, будто проблемы нет. Приводят в пример школы, где второгодников не бывает, но на поверку оказывается, что в эти школы детей отбирают. Все готовы учить маленьких, многие научились заниматься с маленькими без двоек; но что делать со старшими ребятами? Как учить математике и физике девятиклассников и выпускников – ведь иные из них не понимают, о чём идёт речь у доски; и кто хоть раз слышал тоскливую фразу петербургской учительницы, тот никогда не забудет её. Вот эти слова: «Я преподаю поверх голов».

Надо признаться, что в последние годы так и не удалось найти школу, в которой хорошо (без двоек) учат всех не-отобранных старшеклассников. Может быть, такие школы есть, может быть, на эти слова кто-то отзовётся, но пока что, насколько нам известно, без двоек и без второгодников учат лишь в частных школах с особыми условиями (скажем, с небольшим числом учеников в классах).

А в других? А в других переводят из класса в класс учеников, которые буквально ничего не знают. Статистики, которой можно было бы верить, нет, но, по отзывам наших читателей, в реальности едва ли не половину учеников переводить в следующий класс нельзя. Пусть это количество преувеличено, но никто не станет спорить, что тысячи и тысячи неуспевающих переводят просто так, чтобы не портить школьные показатели.

Вот в чём ещё несправедливость второгодничества: одних переводят, других – нет, хотя и те и эти почти ничего не знают. Во всяком случае, ученики не всегда понимают решение педсовета.

Само собой установилось представление о приличной школе: на второй год оставляют, но не много – несколько человек. Ровно столько, чтобы не привлечь внимания начальства. Оставишь больше – плохая школа, плохо учит; начинаются разговоры на тему «А вы знаете, сколько стоит каждый ученик?». Директор давит на учителей, угрожает карами несговорчивым, требует срочно позаниматься в дополнительном порядке – за годы процентомании средства давления отработаны до совершенства, и давно уже в школах нет трагедий из-за натянутых отметок: учитель сам натягивает их, не дожидаясь неприятностей.

Все, как говорится, утряслось. Вот эта всеобщая привычка к нынешнему состоянию школы, которое никак не назовёшь блестящим, и мешает развитию образования: зачем перемены, если дело идёт и так?

Школа устояла в буре драматичных изменений в нашей стране, но устояла в прежнем своём виде. Все то, за что бранили школу в семидесятые годы, так и осталось. Немножко больше свободы – возможность составлять свои программы и некоторая несущественная вариативность учебных планов – это не принесло школе серьёзного улучшения в главном – в обучении всех детей.

Свобода сама по себе не всегда ведёт к лучшей жизни, свобода – лишь условие для улучшения жизни. Если от предоставления или завоевания свободы дело не становится лучше, люди разочаровываются в свободе.

Непременным следствием свободы должен быть поиск – настойчивый педагогический поиск. И особенно поиск в главном: в методах обучения и в программах, по которым учат детей.

Новомодные рассуждения на тему о том, что главное – программа, что прежние учителя-новаторы не меняли основ, поскольку не трогали программу, – это же все пустое. Как бы ни сокращали программу или как бы ни усложняли её, как бы ни меняли, если учитель не обладает продуктивным методом обучения, никакие программные перемены не помогут ему – второгодничество неотвратимо (или натяжки в отметках).