Главный душ был большим и не имел никакой двери, только красивая кафельная стена. Себастьян заглянул внутрь, его место для душа уже было там. Было бы хорошо помыться. Хотя он ненавидел то, как должен был это делать.

И он ненавидел разочаровывать ее, но не был готов к этому. Себастьян хотел спать с ней. После того, как он помоется, ему придется позволить Тиффани снова перевязать рану. Конечно, она видела раны, но только немного от его правой культи. Только то, что было необходимо, чтобы нанести мазь и держать рану в чистоте. Теперь она увидит его во всей красе.

Но, по крайней мере, ей не придется купать его, будто он был ребенком.

— Подвези меня достаточно близко к сиденью для душа, и я доберусь туда сам.

Затем Себастьян повесит свой халат на инвалидное кресло и сам со всем справится. Она уже сделала воду в душе приятной и теплой.

Тиффани подвезла его туда, куда было нужно.

— Ну, раз вы настаиваете. Я вернусь через минуту.

Он сделал глубокий вдох. По крайней мере, она была разумной. Себастьян скинул с плеч одежду, которую ему удалось надеть раньше. Тиффани пообещала подготовить одежду для него. Мужчина докажет ей, насколько независимым он мог быть. Это помогло бы. Он докажет, что ей не придется многим жертвовать ради него.

Слава богу, Шон Таггарт был за роскошь. Было достаточно просто переместиться на сиденье.

Просто оно было не очень удобным.

Но вода была приятной. Она не ударяла его в грудь. Он должен был это сделать. Себастьян наклонился, пытаясь достать мыло. Оно было почти вне досягаемости.

Внезапно идеальные розовые соски оказались прямо перед ним, когда Тиффани наклонилась и подняла мыло. Они были прямо тут. Он мог взять один в рот и сосать при желании.

— Это ищешь, малыш?

Бл*ть. Он был тверд как скала. Его член вскочил, зудел и нуждался. Она была голой. Совершенно красиво обнаженной, и Себастьян понял, как долго не видел ее такой.

Он тоже был голым. Ничего не было между ними.

Она была такой красивой.

— Посмотри на это, — сказала она, улыбнувшись. — Я смотрю на твое обнаженное тело, и мои соски затвердели. Я не убегаю, Себастьян. На самом деле, если ты проверишь, то обнаружишь, что я уже мокрая, и дело не в воде.

Он не мог не смотреть вниз на свои ноги. Точнее где они были раньше. Как долго он собирался позволять этому сдерживать его? Как долго он собирался позволять тому, что случилось с Алисией, держать над ним верх?

— Мне не нравится, как они выглядят. Это не то, каким я себя представляю.

Тиффани опустилась на колени, становясь ниже него, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Я не знаю, как ты выглядел до этого, но люблю твое тело. Люблю, потому что это значит, что ты выжил.

Девушка положила руки на его ноги, и Себастьян задрожал от этого ощщения. Никто не трогал его там, кроме безликих врачей. Не долго, это были не любящие ласки его плоти. Никакой заботы. Боже, как он жаждал ее, и это делало его безрассудным.

Себастьян смотрел на свои ампутированные конечности. Его левая нога была ампутирована ниже колена, а правая почти полностью. У него осталось немного бедра, но обе ноги заканчивались культями, хирургические шрамы показывали, как тяжело было врачам спасти его.

Пальцами Тиффани коснулась небольшой раны, которая доставила столько чертовых неприятностей. Два шва. Это было все, в чем он нуждался. Один маленький шрам на поле битвы, но эта маленькая царапина могла спасти его.

— Расскажи, как она появилась.

Ему не понравилось, как она командовала им. Что-то от того, что Себастьян был нагим рядом с ней, заставило его вспыхнуть.

— Прости?

Она опустила голову в более покорное положение, но не раньше, чем он увидел, как Тиффани улыбнулась. Как будто ребенку дали ключи от кондитерской.

Это было манипулированием? Или отчаянное обращение сабы к ее упрямому Дому? Он не был уверен, что теперь это имело значение.

— Не могли бы вы рассказать мне, как она появилась, Мастер? — спросила Тиффани, двигая руками по коже его ног.

Она не избегала культей, не двигалась вокруг них с осторожностью, будто не хотела касаться места, где его зашили. Она принимала их таким образом, каким он никогда не принимал.

Это ощущалось хорошо.

— Упал в душе однажды утром, а затем ударился об один из столиков в «Верхних» и снова открылось кровотечение. Я потерял равновесие. До тех пор я не осознавал, что царапина переросла в рану. Когда ты приближаешься к культе, кожа становится менее чувствительной.

Хотя сейчас ощущалось не так. За целую вечность он впервые ощущал свою кожу живой.

— Значит, если бы ты позаботился об этом, провел некоторое время в кресле, все, вероятно, было бы в порядке?

— Вероятно.

Он наблюдал, как она протянула руку и схватила бутылочку геля для душа.

Тиффани выдавила гель на ладонь, а затем растерла по его телу. Начала с рук, взяв одну в свою и прокладывая путь вверх.

— Я бы хотела, чтобы эти отношения получились. Я хочу этого так сильно, но, чтобы это произошло, тебе нужно доверять мне.

Это было так хорошо. Чертовски хорошо. Она двигалась по его боку, намыливая другую его руку, не пропуская ни клочка кожи. Себастьян будет таким чистым, когда она закончит. Он сделал бы это в два счета, но Тиффани собиралась убедиться, что мужчина был тщательно вымыт. Ее руки были сильны, работая над его мышцами. Сквозь ее прикосновения и жар душа мужчина почувствовал, как перенапряженные мышцы начали расслабляться.

— Я доверяю тебе. Намного больше, чем кому бы то ни было.

Она встала и начала мыть его плечи, массажируя их, как могла.

— Я не знала об этом. Мне пришлось похитить тебя, чтобы ты был тут.

— Я мог уйти.

Дверь была прямо перед ним, но Себастьян не воспользовался ею. Да, у нее был его телефон, но он мог легко добраться до «Верхних», и там кто-нибудь мог вызвать ему такси.

Пока он не уселся в кресло, пялясь в стену и желая, чтобы Тиффани вернулась.

— Почему не ушел?

Она перешла на спину.

Мужчина расслабил живот, чтобы дать ей лучший доступ. Когда она большими пальцами начала разминать его спину, Себастьян не смог сдержать стон блаженства.

— Знал, что если уйду, это будет означать конец, и, не важно, что я говорил, я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я не хотел покидать тебя. Хотел вернуть наши прежние отношения, но не желал уходить от тебя.

Она наклонилась и вымыла его поясницу, своей грудью коснувшись его.

— Я не хочу возвращать наши прежние отношения, а хочу двигаться вперед. Мне нужны вот такие моменты. Знаю, что ты напуган, думаешь, что я в ужасе сбегу, но я не сделаю этого. Я хотела этого с тех пор, как впервые тебя увидела.

— Тогда ты не знала о моих ногах.

— Мне это было не важно. Как и сейчас, за исключением того, насколько твоя жизнь вращается вокруг их сокрытия.

Тиффани пробежалась руками по его шее, мыло облегчило массаж. Это было возбуждающе, но в ее прикосновениях было много чего еще.

Ощущалось, словно ласка и забота, а также... словно это была любовь.

— Я не хочу этого, но тебе придется увидеть, чего они мне стоили.

Она вздохнула позади него.

— Они ничего тебе не стоили. Ты лишился их за свою страну. Ты отдал их, чтобы такие люди как я, были спасены.

Она встала перед ним и упала на колени, кладя руки на предмет своей речи. Она намылила его ноги, осторожно обрабатывая вокруг раны, но уделяя особое и любящее внимание шрамам, которые отмечали его потерю.

— А вот Алисия стоила. Обвиняй того, кто в этом замешан. Ее ложь стоила тебе всего сразу, а остальное сделала твоя гордость. Я молюсь, чтобы она же не стоила всего нам обоим. Тебе нужно изменить взгляд на вещи, Себастьян. Тебе нужно начать видеть мир моими глазами, потому что я вижу все намного яснее.

— Думаешь? Расскажи мне тогда.

Он должен был попытаться что-то сделать, потому что Тиффани была права. Он не хотел потерять ее. Он не мог вынести мысли о возвращении в свою одинокую квартиру, одинокое сосуществование.