– Да, разумеется, – промямлил Дэнлир, стараясь не смотреть на косоглазое лицо.

– Й-й-й-й-йа х-х-х-хотел ее им-ими п-п-п-п-пр-пр-приманить.

«Ты что, стал еще больше заикаться?» – печально подумал седой мужчина, начиная жалеть о собственной человечности.

– Прекрасная идея, – прыснул в кулак молодой стражник. И, судя по лицу, тут же пожалел об этом, так как божевольный повернулся к нему.

– Йа-йа-йа-йа еще с-с-с-с-с-с-следы ис-ис-искал, – похвастался Жуфро.

– М-м-молодец, – передразнил молодой стражник, после чего вытащил ногу из стремени и пнул юродивого в грудь так, что тот упал. – Во имя Богов, поехали уже!

– Не гоже над божевольными издеваться, – покачал головой седеющий всадник. – Вернется к тебе это. Отродья Брутана…

Но молодой служитель порядка, не дослушав предостережение, пришпорил Бойкую. Пастух довольно бодро поднялся и вновь обратился к оставшемуся патрульному:

– А в-вы т-т-т-точно их в-в-в-видели? Там м-м-м-много к-к-к-козочек.

– Ага, – вздохнул старший стражник, думая о том, что такого ужасного в другой жизни могла натворить мать несчастного ублюдка. – Черная с бубенцом и рыжая с гнойником на ухе. На привязи были. Видать, что б снова не убежали.

После окончания повторного радостного припадка, Дэнлир заговорил как можно более ласково:

– Возвращайся к остальным, пока не стемнело. И так уже далеко в лес забрел.

И, не дожидаясь бесконечного заикающегося ответа, мужчина стукнул каблуками бока Пыльной. Обернувшись, он увидел постепенно уменьшающуюся кривую фигуру, то ли яростно машущую ему на прощание, то ли отгоняющую от себя невидимый рой ос.

Через несколько крутых поворотов Змеиной тропы Дэнлир нагнал ожидающего его Питио, и они продолжили свой путь до Хуадад-Сьюрэс, так и не встретив ни господина в красном кафтане, ни распутную минью и ни одного волка.

7

Божевольный Жуфро махал удаляющемуся стражнику, глядя, как уменьшающийся круп серой в яблоках лошади, то пропадал, то вновь появлялся на холмистой тропе, пока не скрылся за очередным резким поворотом. Когда и стук копыт растворился в птичье-звериной трели, рука, наконец, опустилась. Молодой человек застыл посреди дороги, прислушиваясь со всей тщательностью, после чего выпрямился и расправил плечи, сразу сделавшись выше. Его лицо приобрело если не благородные черты, то уж точно не черты юродивого.

Глаза давно отлипли от переносицы и, если бы порядководы не кривили рожами, таращась куда угодно мимо его лица, то заметили бы, что радужки юноши стремились к носу не так уж и часто. Никто не захочет смотреть на нечто омерзительное. По крайней мере, при посторонних. Молодой человек понимал это и до того, как старшие соратники рассказали ему о человеческой псилогогии.

– И дернул вас Акхар переться через эту лушь, – негромко сказал юноша невидимому патрулю без единой запинки и, шумно выдохнув пополам с нервным смешком, вытер мокрые ладони о штаны. Сердце, так бешено прыгавшее, что его должно было быть слышно всякий раз, когда Жуфро открывал рот, начало успокаиваться. По телу же, наоборот, вдруг побежала мелкая дрожь. Он не был готов ко встрече со стражей один на один и сильно испугался.

Молодой человек делал все, чтобы избежать подобной встречи. В Карседоне – перепутье несравненно меньшем, чем Стэржем – он сорвал с мужика дурацкую шапку-колпак, от которой теперь нещадно чесалась голова; в трактире недалеко от Идрида получил от разносчицы ленту на память, что позволило ему успешно прятать отпущенные чуть ниже плеч волосы. В Неале он «нашел» утерянную состоятельной барышней подвеску и был награжден малым серебреником, на который смог не только поесть и скоротать ночь под крышей, но и чуть позже купить у пастуха видавший виды кожух и сумку, куда смог спрятать свой приметный кафтан. О том, чтобы избавиться от него не могло быть и речи. К тому же юноша всеми силами избегал больших дорог, на которых велик был шанс нарваться на патруль. К сожалению, по этим же крупным трактам предпочитали путешествовать богатеи, с которых молодой человек всегда мог чего-нибудь поиметь. Крайне редкие удачные встречи сделали его путь трудным, но Южные провинции он пересек без проблем.

Впервые его ощутимо прижало в небольшом городке Вега, расположенном на Подлесном тракте. Местная стража начала расспрашивать о путешествии госпожу на «Ма», к эскорту которой юноше повезло примкнуть примерно за полдекады до этого. Довольно подробно порядководы выясняли, не встречались ли ей некоторые лица. Тогда-то он и услышал о южанине в красном кафтане. Наверно, обернись в тот момент один из солдат, или кто из слуг глазей по сторонам, а не на людей в мундирах, беседующих с миньей, и все было бы кончено: он заметно побледнел, услышав собственное описание. Ему и в голову не могло прийти, что его будут разыскивать по особенностям речи. Еремия, которого, судя по вопросам, тоже еще не нашли, наверняка смеялся где-то далеко.

За два года в Стэржеме молодой человек так и не смог полностью избавиться от южного выговора. Да это и никогда не было по настоящему необходимым, ведь в самом большом Перепутье Берии каких только акцентов и языков не встречалось. Его рыжий друг любил повторять, что речь Джорри мешает серьезной работе, что он может говорить, как пожелает, но должен уметь по-всякому, если не хочет всю жизнь забираться в чужие окна. О, Дрозд был настоящим мастером перевоплощений, но Стенолаз учился быстро и был от природы одарен проницательностью. Он хорошо справлялся с простыми «тренировочными» заданиями, а позже и с настоящими делами, никогда не встречая проблем, связанных с местом своего рождения. Его друг и наставник лишь фыркал на чужие успехи, говоря, что все это заслуга «на редкость смазливого личика».

Иногда Джорри пытался скрывать свое произношение и подчеркивал начало сложных для него слов, но это часто звучало заиканием, да еще и невольно перекидывалось на те слова, которые он вполне четко говорил по-северному. Разумеется, дефект речи получался не таким серьезным, как у бедняги Жуфро, бывшего чистой импронизацией.

Ну, то есть, когда Стенолаз снова надевал кожух, то уже знал, что его будут звать Жуфро и что он будет одним из пастухов, остановившихся сейчас в этой так называемой «Стреле». Но ему, в отличие от остальных, совесть не позволила отпустить господина в красном одного и, пусть и не сразу, жалостливый пастух отправился на его поиски. Но этот образ был не для стражников: порядководы не дали бы ему долго подбирать слова, напрягшись его задумчивости, а забудь он случайно выделить первые буквы по-северному – это стало бы началом конца. Но, слава Всесильным, план побыстрее спровадить патруль с помощью мерзкого юродивого, удался.

Постепенно успокаиваясь и с чувством растирая костяшками правый глаз, Стенолаз вернулся в заросли, откуда его вызвали стражи порядка и где его ждала брошенная сумка. Совершенно не удивился, обнаружив на своей поклаже дикую весту. Юноша предполагал, что грязно-серый материал принимается ящерицами за поверхность уютного камня, на котором можно погреться со всеми удобствами, и поначалу на привалах был не против такой любопытной компании. Пока однажды не провел целую вечность, стирая с холщовой ткани помет.

Джорри спихнул недовольно застрекотавшее животное с сумки, – веста тут же расправила крылья и исчезла где-то в листве над головой, – перекинул лямку через плечо и, выйдя на дорогу, неспешно побрел на ватных ногах в сторону исчезнувших стражников. В сторону Хуадад-Сьюрэс.

Спустя несколько часов Стенолаз уже был абсолютно спокоен. В его расслабленной из-за безлюдья башке мысли носились бойко и бессвязно, то взмывая к воображанию дворцов Богов, то камнем падая к пустым низменным рассуждениям. Например о том, есть ли у птиц предпочтения в разрубленных червях и будут ли они всегда брать первой ту половину, где голова или ту, где хвост. Когда наполненный животными звуками зеленый коридор в очередной раз раздвоился, вынудив молодого человека тереть глаза, он клятвенно пообещал себе никогда в жизни их больше не скашивать. Хотя, без этого образ юродивого был бы не полным. За вспыхнувшем воспоминанием о недавно появившемся на свет Жуфро вереницей потянулись размышления о его других недавних масках, словно те были живыми людьми.