В ноябре 1246 г. вся Македония практически без потерь досталась никейцам, а многие области Болгарского царства в единодушном порыве пожелали признать над собой власть сильного правителя, сын которого Феодор Ласкарис, к тому же приходился родственником по жене царственной семье Асеней. Эти договоренности облекли в письменную форму, и границы Никейского царства расширились за счет Родопа, Стенимаха, Ценены, Стумпиона, Хотовоса, Велевудия, Скопиа и Просака. А Болгарское царство потеряло почти треть своей территории213.

В 1247 г. св. Иоанн III Ватац вернулся во Фракию и присоединил к Никейской империи несколько фракийских городов, принадлежавших Латинской империи. Теперь св. Иоанн Ватац стал во главе всего греческого мира. За исключением Константинополя, Средней Греции и Пелопоннеса, Византийская империя была практически восстановлена в прежних размерах214.

Силы св. Иоанна Ватаца были теперь таковы, что он без труда мог позволить себе войну на два фронта. Когда в 1248 г. генуэзцы захватили Родос, он тут же направил морскую экспедицию, вернувшую в 1250 г. остров под власть Никейского царя. Французских рыцарей, помогавших на Родосе генуэзцам, конечно, перебили, но благоразумный царь не стал портить отношения со своими традиционными союзниками, с которыми обошлись весьма снисходительно215.

Даже смерть Фридриха II 13 декабря 1250 г. на пороге его 56летия не нанесла ущерба Никее, находившейся на подъеме. Как говорят, император был погребен в рясе цистерианца, которая, по повериям того времени, должна защитить душу от огня «чистилища». Скорее всего, сказанное является надежным свидетельством того, что умер император как настоящий христианин. И не случайно его имя овеяно множеством германских народных легенд, в которых Фридрих II изображен героем, бежавшим от папских гонений за рубеж, где и готовится к возвращению на родину.

Поразительно, но с не меньшей героикой связано имя Фридриха II и у арабов, проживавших на Сицилии, для которых он являлся «Махди», спасителем, должным как халиф устанавливать царство мира. Лишь тогда, полагали сарацинские легенды, весь мир станет «одной овчарней Бога», утихнут все религиозные споры, и даже вражда между людьми и животными прекратится216.

Примечательно, что кончина Германского императора вызвала совершенно неадекватную с точки зрения морали реакцию Римского престола. Иннокентий IV, живший в те дни в изгнании в Лионе, обратился к пастве со следующими, почти пасхальными словами: «Да возрадуются Небеса! Да наполнится весельем земля, ибо с падением тирана Господь Всемогущий сменил бури и грозы, которые посылал на ваши головы, на ласковый ветерок и питающий влагой дождь»217. Едва ли эти строки способствовали укреплению авторитета Римской курии и близости отношений с другими европейскими монархами…

После поражения в 1244 г. положение дел латинян Леванта стало совершенно отчаянным. Они не только потеряли Иерусалим, но и понесли невосполнимые людские потери. Поэтому одна беда сменяла другую. 17 июня 1247 г. египетская армия захватила Тивериаду, а затем оккупировала Фавор и замок Бельвуар. На очереди оказался Аскалон, гарнизон которого мужественно защищался; тем не менее 15 октября того же года город все же пал. Почти всех крестоносцев перебили, и лишь их небольшая часть оказалась в плену. Правда, и силы Айюбида оказались небезразмерными. Разрушив Аскалон, он отправился в Иерусалим, где некоторое время руководил восстановительными работами, а потом в Дамаск, чтобы устроить там свой двор218.

Но тут на помощь погибающему Латинскому королевству пришел один из понастоящему великих государей Запада Французский король Людовик IX Святой, задумавший организовать 7й Крестовый поход. Светловолосый и худощавый, чрезвычайно обходительный человек, он часто болел, порой довольно опасно. В декабре 1244 г., находясь в Париже, король внезапно сильно занемог и, прося помощи у Бога, дал обет крестоносца, засвидетельствованный Парижским епископом Гийомом Овернским.

Получив внезапное исцеление, Людовик Святой не посмел нарушить своей клятвы и горячо взялся за дело, с точностью педанта начав организацию крестоносной экспедиции. Как говорят, общая сумма расходов на Крестовый поход составила около 250 тысяч ливров – гигантские по тем временам деньги. Четыре года шли приготовления, было учтено, казалось, все. Оставалось лишь пожать плоды грядущего успеха, в котором никто не сомневался.

Напрасно Фридрих II пытался предложить свои услуги и возглавить этот Крестовый поход, надеясь таким способом восстановить свою репутацию. Как отлученный от Римской церкви, император не имел права принять участие в данном предприятии. Вскоре выяснилось, что Английский король также не был намерен участвовать в Крестовом походе. Британское священство было крайне недовольно поборами Рима и тем, что епископские кафедры на острове занимают итальянцы, ставленники понтифика. Поэтому кандидатура главы похода была всем ясна219.

12 июня 1248 г. папский легат кардинал Тускулума Эд де Шатору вручил в СенДени королю посох и суму, а также Орифламму – священное знамя Франции. В Париже Людовик босиком прошел до НотрДам де Пари, отстоял мессу и простился с парижанами. И в августе того же года он отправился из ЭтМорта на Кипр с весьма внушительной армией, которую перевозили из Марселя венецианцы, весьма неодобрительно относившиеся к этому походу изза неизбежных потерь доходов в торговле.

С королем отправилась в поход его супруга королева Маргарита Прованская (1234—1270), братья – графы Роберт д’Артуа (1237—1249) и Карл Анжуйский (1227—1285), герцог Гюго IV Бургундский (1218—1272), Гюго X де Лузиньян (1219—1270), граф де Ла Марш, 25летний Жан де Жуанвиль (1223—1317), сенешаль Шампани и множество других аристократов. Прибыли добровольцы из Германии, Норвегии и Шотландии, а также из Англии. Их привел Уильям II, граф Солсбери (1209—1250) по прозвищу «Длинный меч». В сентябре все войска собрались на Кипре. В рядах пилигримов состояло 20 тысяч солдат, из них 2,5 тысячи рыцарей, 5 тысяч лучников и арбалетчиков220.

Туда и прибыла императрица Мария де Бриенн (1225—1275), прося помощи у короля для своего супруга Балдуина II. Несмотря на радушный прием и две сотни посланий, которые многие крестоносцы передали через нее в Константинополь для своих друзей и родственников, императрица получила лишь весьма расплывчатые заверения в том, что после завершения Крестового похода добровольцам будет разрешено отправиться на помощь Латинскому императору221.

Наступил сезон штормов, и потому пилигримам пришлось задержаться на Кипре. Пользуясь передышкой, вожди похода собрались, чтобы определить конкретную цель экспедиции. Тамплиеры надеялись, что король двинется в сторону Акры, чтобы оттуда идти на Иерусалим. Но тот все же решил плыть к Египту, повторив тем самым путь 5го Крестового похода. Разумеется, это вызвало охлаждение рыцарей орденов к королю; часть храмовиков после этого покинула армию222.

В целом 8месячное ожидание на Кипре сказалось на крестоносцах чрезвычайно негативно: армия проводила время в бездействии, разлагавшем ее. Кроме того, войско понемногу таяло: множество просителей, получивших у Людовика IX аудиенцию, уводили с собой небольшие отряды солдат, с помощью которых надеялись решить собственные военные проблемы. Целые полки отбыли в Антиохию, Константинополь и даже Киликию, куда их сманили хитрые армянские послы обещаниями невероятных богатств. В ставке короля побывали даже татарские посланники Великого хана Гуюка (1246—1248) из далекого Мосула, предлагавшего напасть на Багдадского халифа223.

Кроме того, закончились денежные средства, которые король собрал для похода224. Но хуже всего было то, что внезапная эпидемия сильно проредила ряды пилигримов. В короткое время умерло 260 рыцарей, не считая простых солдат. Болезнь настолько запечатлелась в памяти современников и потомков, что никогда более Кипр не будет использоваться в качестве плацдарма для новых операций на Востоке, лишь для краткой стоянки кораблей225.