Пристань находилась к северу от Пеннс-Лэндинг, почти под мостом Бена Франклина. Из-за дождя и темноты Лиам не различал ничего, кроме деревянного причала впереди, освещенного только уличными фонарями. Магазинчики вдоль маленькой гавани растворились с наступлением ночи. Тридцатифутовый «Бэйлайнер»[3] Шона мягко покачивался у двадцать восьмого причала, внутри горел свет. Капитан уже на борту.

Их мать выжила. Ее арестовали и поместили в психиатрическую лечебницу, где она убила себя на вторую годовщину смерти отца, выпив крысиный яд, который наемный дератизатор случайно забыл в ее ванной несколькими днями ранее. Все, чего она хотела, это быть с мужчиной, которого так сильно любила. Наконец ее желание исполнилось самым болезненным и мучительным образом.

Лиам мелкими шажками приближался к катеру, и плеск волн о пирс казался ему пушечными залпами. Он шел осторожно, держась по центру, ощущая качку, хотя и знал, что это невозможно. Дыхание стало резким и быстрым, как всегда. Ладони вспотели, несмотря на дождь.

Он никогда не ходил на катере, но, когда тот стоял у причала, частенько набирался смелости залезть на борт и выпить пива с братом. Обычно Шон в шутку опускал мотор в воду и заводил его, угрожая выйти в реку Делавэр, чтобы помочь Лиаму преодолеть изнуряющий страх, навечно укоренившийся из-за их матери. Работающий мотор вселял в Лиама настоящую панику. Шону, похоже, нравилось смотреть, как брата корежит, когда он добавляет газа и делает вид, будто собирается отдать швартовы. Но Лиам знал, что на самом деле брат никогда не отчалит. Что бы он ни говорил, невозможно представить узы крепче. Шон приглядывал за ним и защищал его. Катер никогда не покинет причал. Он это знал, и все же логика никогда не побеждала панику.

Лиам осторожно поставил ногу на край причала и шагнул на корму «Бэйлайнера». Он так крепко вцепился в ограждение, что напряжение чувствовалось даже в плечах. Черная вода лизала подошвы его ботинок, пытаясь ухватить из-под платформы для ныряния и утащить на глубину. Он перекинул одну ногу через борт, перебрался через ограждение и перенес вторую ногу. Дождь заливал лицо, пока он обретал равновесие.

– Шон!

Открылась дверь в каюту. Шон вынес спасательный жилет и бросил его брату.

– Привет. Не слышал, как ты пришел.

Лиам прошаркал к дверному проему и ввалился внутрь, схватив спасательный жилет и надев его на шею.

– Мы можем встречаться в баре? Почему ты заставляешь меня проходить через это?

– Посещения катера – шаг к твоему выздоровлению.

– Я никогда не выздоровлю.

– С таким отношением нет.

Каюта внутри была простой. Диван, который раскладывался в кровать, маленький столик, который можно было сложить, и самая маленькая на земле кухонька. В основном Шон использовал катер для рыбалки и иногда спал на борту, когда плавал в Вирджинию или Кейп-Код. Лиам прошел в каюту и снял дождевик, потом просунул руки в спасательный жилет и защелкнул замки. Дождь барабанил по крыше, заглушая радио, передающее классический рок.

– Увидев Керри сегодня, – сказал Шон, – я испугался. Кто-то что-то знает. Знает, что мы были знакомы с Керри. И знает про маму.

Лиам прошел в глубь каюты:

– Единственные, кому все известно, это я, ты, Керри и Дон. Если только ты не рассказывал кому-то еще.

– Я ничего не говорил.

– Я тоже.

– А Керри? Она могла рассказать своим друзьям.

– Возможно. Я никогда не встречал никого из них, так что не могу быть уверен.

Шон глотнул пива.

– Бумажные цветы, которые мама сделала для нас в тот день, не были открытой информацией. – Лиам сел на диван. – Об этом не говорили в новостях. Откуда кто-то мог узнать про них?

– Неоткуда. Но тот, кто убил Керри, знает обо всем. О тебе, обо мне, о цветах, о вашем романе.

В каюте повисло тяжелое молчание.

– Вспомнил что-нибудь о вчерашней ночи? – спросил Шон.

– Ничего. Отправлю свою кровь на анализ на токсины. Проверю, не накачали ли меня чем-нибудь.

– Думаешь, это хорошая идея? Я хочу сказать, разве люди не захотят узнать, почему ты проверяешь свою кровь?

– Я проведу это через офис Герри Кейн в больнице Джефферсона. Моя команда не узнает.

Шон поставил пиво:

– Не вижу толстовку, за которой ты приходил вчера вечером. Полагаю, ты ее забрал. Видел ее дома сегодня утром?

– Да я даже не помнил, что собирался сюда за толстовкой, пока ты мне не сказал. Черт, я даже не знаю, о какой толстовке речь.

– Лиам, что происходит?

Лиам пожал плечами:

– Понятия не имею.

Гроза перешла в легкую морось, Лиам сидел в машине и смотрел на свой дом, в голове теснились мысли и чувства.

Простой загородный дом на участке в четверть акра в Южном Джерси, белый с черными ставнями, в старомодном, но не утратившем своей прелести колониальном стиле. В нескольких окнах горел свет, но все остальные были темными. Со своего места на подъездной дорожке Лиам видел кусочек каменного колодца желаний, который сам устроил прошлым летом. Ветерок легонько раскачивал висящие на крыльце кашпо с растениями. В тишине машины все это казалось Лиаму лишь картинкой. Далекой, не принадлежащей его реальности. Особенно после того, что он видел сегодня.

Когда-то они с Ванессой были счастливы и теперь пытались вновь отыскать это счастье. Но столько всего произошло. Их познакомил общий друг. Ванесса училась на медсестру, а Лиам изучал криминалистику. Они понравились друг другу с самого начала, но по-настоящему связало их то, что оба еще в детстве лишились отцов. Отец Ванессы скончался от сердечного приступа, когда ей было десять лет, и она стала первым человеком в окружении Лиама, кроме Шона, который представлял, каково потерять родителя, когда ты еще ребенок. Ванесса понимала, с какими трудностями столкнулся Лиам, вынужденный расти без родителей. У нее оставалась мать, но чувство потери отца присутствовало всегда. Скоро понимание и сочувствие переросли в любовь, и он понял, что нашел женщину, с которой хотел бы провести остаток жизни. Нашел свою вторую половину.

Они поженились вскоре после окончания колледжа. Она устроилась на работу в районную больницу, а он поступил в академию. Друзья считали их идеальной парой, но, как всегда бывает, за благополучным фасадом скрывались трещины, и с годами эти трещины становились глубже и шире. Первым испытанием стала новость о том, что Ванесса не может иметь детей. Они обсуждали усыновление, но всерьез ничего для этого не предпринимали. Всегда присутствовавшее чувство потери стало глубже и более личным, когда они осознали, что у них никогда не будет семьи, которую оба рисовали в своем воображении. Последний удар обрушился, когда у мамы Ванессы диагностировали терминальную стадию рака мозга.

Эмоциональный кризис Ванессы грянул быстро и без предупреждения. Лиам видел признаки, которые наблюдал у собственной матери, и это его пугало. Она не желала делиться с ним своим горем, и Лиам начал отдаляться. Когда ее мать наконец скончалась, Ванесса заполнила свое внезапно освободившееся время сверхурочными дежурствами в больнице и нежеланием возвращаться к жизни, которую вела раньше. Лиам пытался восстановить общение, но она отгородилась от него. Скоро их брак дошел до точки, когда они виделись только в коридоре, когда один возвращался с работы, а другой уходил. Их разговоры состояли из невнятных приветствий.

Когда Ванесса обратилась за поддержкой к алкоголю, Лиам увидел в этом конец и задумался о разводе. Однако решил остаться с ней, понимая, что, несмотря на все их сложности, его уход окончательно уничтожит ее, а он не хотел брать на себя ответственность за это. Он видел, что потеря сделала с его матерью, и не мог так поступить с Ванессой. Вместо этого он завел внебрачный роман с Керри. Так продолжалось несколько лет, пока однажды вечером, ни с того ни с сего, Ванесса не расплакалась и не попросила его полюбить ее снова. Они обратились за помощью к психологу и нашли способы восстановить то, что когда-то было между ними. Она перестала пить. Вместе они начали новую жизнь и отыскали искру той страсти, которая дремала. Она хотела заботиться о нем, и он позволял ей. Он постарается все исправить. Он обязан ей хотя бы этим.