«Ознакомительная» поездка по тылам растянутого фронта Северо-Западного региона, где сошедшим на берег матросам и мобилизованным рабочим петроградских заводов удалось потеснить армию Юденича, затянулась на трое суток, и когда Мартин Андерсен наконец-то появился в своем посольстве, первое, что его ожидало, так это шокирующая новость, которая повергла его в панику.

Прошедшей ночью случился вооруженный налет на посольство Норвегии. К великому счастью, обошлось без трупов и крови, и единственный, кто пострадал, так это Вальтер Ольхен, который бросился было к телефонному аппарату, чтобы позвонить в Петроградское ЧК, и даже успел снять трубку, но его нагнал один из бандитов и ударил револьвером по голове, после чего оборвал провод и, пригрозив револьвером застывшим в паническом страхе сотрудникам посольства, пообещал пристрелить всякого, кто рискнет оказать сопротивление. Причем, случилось ограбление как раз в тот момент, когда его, посла европейской страны, у которой складывались с новой Россией довольно непростые отношения, не было на месте.

Ничего худшего невозможно было и представить.

Чувствуя, как жаркая волна заполняет голову, посол движением руки остановил путаный доклад секретаря посольства.

– Сейф цел? Я имею в виду сейф в моем кабинете.

– Цел, господин посол, цел! – заторопился обрадовать своего шефа, вспотевший от волнения секретарь, который уже распрощался мысленно со своим местом в посольстве. – В целости и в сохранности!

– То есть, особо секретные документы и шифровки?..

– Не извольте волноваться, все на месте!

Веря и не веря сказанному, Мартин Андерсен пытался сообразить, как же в таком случае понимать этот налет. Он не первый год верой и правдой служил своей стране, слыл опытным дипломатом и, будучи хорошо осведомленным о теневой стороне международной дипломатии, знал, что подобные вооруженные налеты осуществляются с одной-единственной целью: захватить секретные документы, шифровки и телеграммы государственной важности, чтобы уже на их основании провести враждебную акцию против какой-либо страны. Но если все цело и ни один документ не вывезен за пределы посольства…

– Так что же в таком случае им надо было, налетчикам? – глухим от напряжения голосом спросил он.

– До сих пор понять не могу, – развел руками начинавший оживать секретарь. Неплохо изучивший своего шефа, он сообразил, что самое страшное для него лично уже позади и он не останется без места в посольстве. Его голос стал обретать присущую твердость, и он с нотками успокоения в голосе произнес: – Единственное, что они потребовали, так это выдать им чемоданы господина Одье.

– Чемоданы?.. – недоуменно переспросил посол, совершенно забывший в эти минуты об оставленных на хранение чемоданах, которые привез Одье.

– Ну да, чемоданы! – заторопился уверить своего шефа секретарь. – Те самые, которые вы распорядились сложить в чулане.

Пытаясь хоть как-то увязать только что услышанное в логическую цепочку, Мартин Андерсен тупо уставился на своего секретаря. Вооруженный налет на посольство, чего практически не бывало в мировой практике, и чемоданы Одье… Однако мысли путались, и единственное, что он спросил, так это:

– И что вы?

На лице секретаря застыла покаянная гримаса.

– Ради всего святого, простите меня, господин посол, – плачущим голосом пробормотал он, – но что я?.. Не бросаться же мне на вооруженных бандитов со стулом в руке. Единственное, что я мог сделать, чтобы не нанести вреда посольству и вам лично, так это признаться им, где лежат эти проклятые чемоданы.

Он замолчал, видимо, вновь переживая тот неприятный для него момент, когда он подчинился вооруженным налетчикам, и хозяин посольства вынужден был напомнить ему, что он ждет более вразумительного ответа.

– Я сказал этим бандитам, что господин Одье оставил их в чулане, и, когда один из этих сволочей ткнул мне в живот дулом револьвера, я вынужден был отвести их туда.

– Дальше! – потребовал посол.

– Увидев гору чемоданов, они приказали мне показать, какие из них принадлежат Фаберже, и, когда я указал им на шесть чемоданов с монограммами, они загрузили их в пролетки и… и уехали.

– Они открывали эти чемоданы?

– Нет. Просто загрузили ими две пролетки – и всё.

Хозяин посольства недоверчиво покосился на секретаря.

– Так им, что же… достаточно было узнать, какие из этих чемоданов – чемоданы Фаберже, а то, что в них лежит?..

Он не закончил фразу, но и так было понятно, о чем он хотел спросить. Точнее говоря, удостовериться в своей догадке.

– Вы правы, господин посол, – согласился с ним секретарь. – Меня тоже насторожил тот факт, что они даже не удосужились поинтересоваться, чем набиты эти чемоданы. Главное для них было то, что это чемоданы Фаберже.

Он замолчал, но, видимо понимая, что не только он лично, но и остальные сотрудники посольства повели себя далеко не должным образом, позволив налетчикам ограбить посольство, сделал попытку оправдаться в глазах посла:

– Они… они угрожали… револьверами.

– Ладно, об этом потом, – повысил голос Мартин Андерсен. – Что с саквояжем? Я имею в виду тот саквояж, который привез господин Одье.

И вновь секретарь посольства вынужден был опустить глаза.

– Увезли. Вместе с чемоданами.

– Как это… увезли? Он же… он же был заперт в сейфе!

– Да, заперт в сейфе, но они потребовали выдать им этот саквояж.

– Выдать саквояж?.. – едва ли не поперхнулся обычно сдержанный и умеющий скрывать свои чувства посол. – Они что же, знали о нем?

На этот вопрос секретарь виновато развел руками.

– Выходит, знали. И когда бандиты не нашли этот проклятый саквояж в чулане, один из них, рослый такой, лицо крупное, вытянутое, ударил меня револьвером по лицу, а тот, которого они называли Пегасом, потребовал показать, куда он спрятан.

– И что?

– Они грозились застрелить меня, а у меня дети… в общем, я вынужден был отвести их в комнату с сейфом и открыть его.

Мартин Андерсен уже знал от Одье, что за саквояж оставил ему на хранение Фаберже, и от того, что рассказал секретарь посольства, он вдруг почувствовал, как жаркая волна вновь ударила ему в голову. Не в силах более сдерживать себя, он опустился на стул и тихо застонал. Теперь надо будет как-то оправдываться не только перед Одье, но и перед Карлом Фаберже, с которым он поддерживал дружеские отношения. Но что самое страшное – мало кто из его коллег в Европе поверит в ограбление посольства, что уже само по себе звучит кощунственно.

Видимо понимая состояние своего шефа, секретарь предложил участливо:

– Может, воды принести?

– Лучше пистолет, – зажав голову руками, отозвался посол. Какое-то время он сидел практически без движения, потом поднял глаза, спросил, едва разжимая губы: – Вы сообщили об этом в Петросовет, в ЧК или хотя бы в милицию?

– Да, конечно! Как только мы убедились, что бандиты укатили на своих пролетках, я лично восстановил телефонный провод и сообщил о происшествии в Смольный.

– Кто принял сообщение?

– Дежурный. Он тут же доложил по инстанции, и вскоре приехали какие-то люди: трое с винтовками, а четвертый с маузером на поясе.

– Следователь?

– Он не представился. Но как мне показалось, это был какой-то чиновник из Петросовета.

Мартин Андерсен ждал толкового рассказа о проведенном розыске по горячим следам, однако секретарь угрюмо молчал, и он вынужден был его поторопить:

– И что? Этот, с маузером на поясе предпринял какие-то меры?

– Не знаю, – понуро опустив голову, ответил секретарь. – Они пробыли здесь минут пятнадцать, не больше, и единственное, в чем меня заверил этот человек, так это в том, что как только из командировки по фронту вернется товарищ Зиновьев, он сразу же доложит ему об этом происшествии.