Ребята учились воевать, хорошо учились, и тьфу-тьфу, пока обходилось даже без ранений. Иногда мы вступали в боевой контакт, а чаще ходили вхолостую. Были еще выходы, как в свободный поиск, так и на зачистку кишлаков и прилегающих к ним территорий.

Периодически приходилось идти по горам вдоль шоссе на Кандагар в определенном нам командованием квадрате, высматривая засады, особенно, когда ожидался большой караван наших автомашин, а это происходило частенько. Бывало, что мы занимали господствующую высоту, обустраивали боевую позицию, маскировались, как могли, в бинокли, осматривая окрестности, а ночью периодически включали тепловизор или использовали прицел ночного виденья.

Днем наберешь по пути или в окрестностях веток саксаула, да сухой травы и, сидишь, бывало, возле костерка, горящего в ложбинке, чтобы пламя не было видно, греешься, байки травишь, запивая горячим чайком сухой паек. А вокруг тишина, благодать, дозорные бдят, пока остальные бойцы отдыхают.

– Вить, а чего ты в армию-то попал, вроде спортсмен знаменитый?

– Да вот такая приключилась история со мной, поэтому и пришлось сюда «ноги делать».

– Вот же следак гнида, мочить такого надо!

– Надо!

– Вить, ты если что, зови. Мы поможем, правда, братцы?!

– Правда, все мы поможем друг другу!

Мне было радостно видеть честные лица и благородные порывы этих ребят. Парни были молодые, а научившись убивать, и рассуждали уже с учетом своего жизненного опыта и умений, если человек гнилой, сволочь, то такого надо убить.

Возвратившиеся с Афганистана домой, с обострённым чувством справедливости и готовностью прийти на помощь нуждающемуся, молодые ветераны, в лучшем случае, обществом не воспринимались. Верная, по понятиям самого воина-афганца, модель отношений между людьми не вживалась в существующий миропорядок гражданки. А принять новые правила жизни неуживчивый ветеран с послевоенным синдромом был не готов и потому нередко бросал вызов обществу. Им часто приходилось слышать ставшие классическими слова: «Мы вас туда не посылали».

В итоге, много именно боевых воинов-афганцев в 90-х образует свои закрытые общества, зачастую криминальные, забирая и себе теплое место в новых реалиях.

Так за разговорами мы и засыпали, не забыв поменять, ну не дали бы они нам забыть о себе, часовых. Светало, когда меня разбудил Док: «Кент, проснись, машина идет»

– Док, куда идет?

– К нам идет.

Тут я проснулся и уставился в бинокль на грузовичок, катящий по долине между холмов.

– Странно, чего он не по шоссе и почему его другие наши «секреты» не задержали?

– Может, выскочил к дороге недалеко от нас. Ему-то по-любому надо будет как-то на дорогу выезжать.

– Не факт, ладно, тормозим клиента. Кузнец, дайка перед колесами очередь из пулемета.

Кузнец прицелился и дал очередь метрах в двадцати перед грузовичком. Фонтанчики пыли ясно дали понять водителю, что их останавливают.

Машина остановилась.

– Кузнец, Шмель, держите машину под прицелом.

Пятеро человек сбежало с холма и направилось к барбухайке.

Грузовик с высокой будкой, красиво расписанной орнаментом, увешанный кистями и колокольчиками. Символические знаки, надписи с цитатами из Корана и подвески должны, по поверью, помогать водителю, отпугивая горных духов и оберегать от недоброго глаза.

«Не помогли им колокольчики от недоброго глаза», – сказал Топтыгин.

– Помогли, смотри, куда аж доехали, почти под Герат, просто мы «добрый глаз».

– Шутник ты, Кент.

Ребята расположились веером. Контролируя борта, дверцы будки и водителей, а я подошел ближе. Помахав автоматам, я показал, что пора вылезать. Двое мужиков вышли из кабины и встали возле нее.

– Похоже, обычные водилы, не боевики.

– Похоже, Топтыгин. Идем проверять тачку.

Я залез в кабину: «Так, вроде ничего особенного, фото семьи над зеркалом – отец, сын, жена, молодая жена, дети малые. Аха, под креслами ничего нет, в бардачке тоже «бытовуха». Дальше надо раскручивать двери и так далее – не будем».

Поднял капот, тоже ничего не висит, ни мешочков, ни кулечков, заглянул под кабину и также безрезультатно. Вскоре позвал Топтыгин: «Кент, погляди, что такое?»

Я запрыгнул в кузов и стал смотреть: несколько коробок с японскими магнитофонами, телевизорами, какими-то бытовыми кухонными комбайнами, всего под сотню упаковок. Я поднимал коробки и встряхивал их. По-хорошему надо было бы их вскрыть и посмотреть, что там действительно лежит. Но тут мне попалась коробка кухонного комбайна, какая-то уж слишком тяжелая по сравнению с аналогичной, поднятой мной ранее. Я достал нож и вскрыл скотч. В коробке лежали толовые шашки. В общем, мы вскрыли эталонные образцы, проверив, что там есть, а затем все, что отличалось по весу. Нам попались ящики с пластидом, толом, а также электроникой и пара ящиков килограммов на 30 марихуаны. Был еще ящик с арабским парфюмом – расфасованные пузырьки с настоящими концентрированными духами.

«Да, дела! – протянул я, продолжив речь. – Первые упоминания о конопле найдены в древних китайских книгах. Растение приравнивали к священным травам, поскольку оно обладает множеством целебных свойств. Его «репутацию» испортили наркосиндикаты, которые используют коноплю исключительно для производства наркотических средств. Популярным сортом марихуаны является Индика, которая произрастает преимущественно в Афганистане. В связи с этим она получила свое второе название – афганка или каннабис. Даже военные действия не помешали местным жителям выращивать растение в целях сбыта под прикрытием местных властей. Любители курить план в мире высоко ценят афганку».

– Ты как энциклопедия, Кент, а «план» – это хорошие деньги!

– Понимаешь, Филя, если бы я знал, что он останется в Афгане местным, я бы с удовольствием толкнул бы его Саиду, но очень возможно, что он пойдет в Союз, а я не хочу, чтобы наши люди становились наркоманами.

– Все верно, Вить, палим?

– Палим, фотик возьми и сделай снимки – нашу страховку.

Отец и сын афганцы безучастно смотрели на наши действия, стоя под дулом автомата Ромео, одно слово, трупы.

Конопля сгорела, распространяя вокруг себя дурманящий запах.

– Так-с парни, бытовуху везем Саиду, а машину с толом и пластидом в часть. Но вначале поставь ее где-нибудь в закутке, чтобы мы видели, дождемся окончания смены и тогда перегоним ее в Гузару.

Ромео поднял автомат, прицеливаясь в водителей: «Молитесь своему Аллаху, гады!»

– Рома, отпусти их, пусть идут. Что-то я сентиментальный сегодня стал.

– Фото семьи увидел?

– Да, Миш.

Рома махнул афганцам дулом автомата: «Уходите, командир вас отпускает!»

Те пошли в сторону Герата, постоянно оглядываясь, ожидая выстрела в спину.

Через сутки по рации мы получили радиограмму о прошедшем караване, снялись с точки и на грузовике двинулись домой. Не заезжая в город, тормознули грузовик в роще, и ребята, расположившись в боевом порядке, стали ожидать меня. Я же прямиком потопал к Саиду.

Поприветствовав друг друга нашим ритуалом, я спросил: «Саид, возьмешь магнитофоны, кухонные комбайны и телевизоры?»

– Так вот кто перехватил груз уважаемого Абу ибн Хосана из Герата. Там были ящики с афганкой?

– Саид, все-то тебе известно. Я спалил коноплю.

– Ай, шурави, зачем так сделал, водители тоже говорят, что спалил. Уважаемый Хосан не поверил им и ищет свой товар.

– Надеюсь, что они живы еще, а то зря отпустили что ли?

– Я не знаю, думаю, что уже нет, ибо никто не отпускает водителей, когда их грабят, а обманывать уважаемого Хосана очень опасно.

– У них была взрывчатка, а это значит, что они «духи», а по спаленной афганке у меня есть пленка с твоего фотоаппарата.

– Они обычные «ишаки» – перевозчики грузов, но те, кто их курирует, дают им «нагрузку».

– Ладно, возьмешь или нет?

– У меня сейчас нет таких денег, я обращусь к Хосану, он выкупит свои товары.

– Хорошо, подгоняй свою машину в рощу у змеиного холма, там буду ждать.