Не отрывая взгляд от визитки, Синицкий сгрёб все пять костей в ладонь, накрыл её второй, с полминуты тряс и наконец с грохотом опустил ладонь на журнальный столик.
– Покер, – произнёс он, не поднимая ладони. – Только покер!
Он медленно оторвал ладонь от стола. На стеклянной поверхности, расположенные буквой «W», лежали пять шестёрок. Задумчивость и оцепенение схлынули. Синицкий решительно встал и взял мобильный.
Но звонить по номеру, предложенному Борке, он не торопился. Вместо этого пальцы его привычно выбирали из списка давнего школьного приятеля, отличавшегося от Синицкого тем, что с детских лет носил очки и окончил исторический факультет.
– Саныч? – начал он без приветствия. – Скажи мне, Саныч, ты про Йодля что-то знаешь?
– Какого? – прозвучал бесстрастный вопрос с той стороны.
– Позор, Саныч! Ты же типа историк! Немецкий генерал Йодль.
– Какого Йодля? – вновь прозвучал тот же бесстрастный вопрос. – Их двое, братья, Альфред и Фердинанд.
– Ну тот, которого повесили.
– Значит, Альфред. А что тебя интересует?
– Скажи, у него «Майбах» был? – донимал Саныча Синицкий.
– Какой «Майбах»?
На этот раз в вопросе Саныча послышалась растерянность.
– Только не говори, что у Майбаха тоже был брат. «Майбах» – это автомобиль.
– Ну, вообще-то Майбах – это немецкий конструктор, который сконструировал «мерседес». А брата у него, кажется, не было.
– Ты гонишь! Чё, «мерседес» изобрёл Майбах?
– Нет, Майбах сконструировал «мерседес». Да что тебя интересует?
– Ладно, проехали. Ты мне скажи, ты про Черталяки что-нибудь слыхал?
– «Черто» или «черта»? – переспросил Саныч.
– А я знаю?
– Помнится мне, фамилия такая встречалась – Чертоляк.
– А город? Или, там, посёлок?
– Что-то знакомое. Но сейчас вспомнить не могу. Надо покопаться.
– Ты покопайся и перезвони мне. Добро?
Синицкий знал, что Саныч не откажет. Любовь к истории у него была искренней и, разумеется, бескорыстной. Иначе он никогда не стал бы историком.
Перезвонил Саныч только под вечер, когда Синицкий с удовлетворением подсчитывал трудовые комиссионные.
– Слушаю тебя, о Саныч! – с пафосом воскликнул он.
Но телефон его пафоса не разделял. На том конце слышно было лишь сопение и шелест бумаг. Когда Синицкий устал ждать и решил отпустить едкое замечание, труба откликнулась:
– Слушай, а тебе за каким эти Черталяки понадобились?
– Ничего личного, чисто бизнес, – уклонился от прямого ответа Синицкий.
– Так, ну, во-первых, на «ЧертОляки» я ничего не нашёл.
– А во-вторых? – несколько разочарованно вставил Синицкий.
– А во-вторых, на «ЧертАляки» я нашёл материал, связанный только с еврейскими погромами.
– Не, ну это нам без нужды, – уже совсем разочаровался Синицкий.
– Дело давнее, – словно не слыша его, продолжал Саныч. – В конце девятнадцатого года, а точнее в октябре – ноябре, в Черталяках устроили еврейский погром бойцы добровольческой армии…
– Комсомольцы, что ли?
– Какие комсомольцы? Почему комсомольцы? – растерялся Саныч.
– Ну, комсомольцы-добровольцы.
– Нет, – рассердился Саныч. – Комсомольцы здесь ни при чём. Добровольческая армия – это белая армия. Точнее, часть белой армии, входившая в состав Вооружённых сил Юга России под командованием Деникина.
– А, ну за Деникина я знаю…
Синицкий, разочарованный отсутствием информации о кладе, уже начинал откровенно скучать.
– Деникин здесь ни при чём, – горячился Саныч. – Добровольческой армией руководил Май-Маевский. Как раз его бойцы и устроили в Черталяках погром евреев. Ну, разумеется, тех, кто не ушёл.
– В Израиль?
– В какой Израиль? – совсем опешил Саныч. – Ты что, смеёшься? Израиля тогда ещё не было?
– Ты гонишь, – встрепенулся Синицкий. – У них же там…
– Замолчи и слушай меня, – потерял терпение Саныч. – Еврейский погром пытался остановить православный батюшка отец Николай. Погромщики его тоже убили.
– Ну, – поддакивал Синицкий, уже потеряв всякий интерес.
– Так вот, там погибло больше сотни человек. Но что интересно, только батюшку убили из огнестрельного оружия! Всех остальных порубали и порезали холодным оружием. Ты представляешь?!
Синицкий не ответил. На мгновение его вдруг переклинило. Много раз он видел нечто подобное в фильмах, и эти сцены уже не производили на него особого впечатления. Но сейчас он вдруг действительно представил, как будто вот здесь, сейчас буднично, по-деловому рубят шашками и закалывают штыками живых людей. Судорога свела его челюсти, и Синицкий молчал.
– Главначем тогда был Май-Маевский, – продолжал свой рассказ Саныч. – Он устроил расследование. Зачинщиков погрома нашли и большинство их потом расстреляли. Еврейских погромов тогда было много, но никогда до таких суровых мер дело не доходило. Это притом, что красных Май-Маевский вешал без суда и следствия. А на этот раз зачинщиков расстреляли. Но я так думаю, это не из-за евреев. Это из-за того, что они убили православного батюшку. Но тем не менее Май-Маевского прозвали «жидовским батькой». Ну, разумеется, золото, которое они награбили, конфисковали…
– Золото? – вдруг встрепенулся Синицкий. – Какое золото?
– Ну, всё то золото, которое они награбили.
– А что… эти добровольцы… они золото грабили?
– А что же ещё, – удивился Саныч. – Не сало же!
– А Шлимана среди них не было?
– Среди кого? – растерялся Саныч.
– Ну, среди евреев, конечно.
– Какого Шлимана?
– Золотоискателя, конечно.
– Это что, того, который нашёл золото Микен?
– Ну, что-то вроде того, – невнятно пробормотал Синицкий.
– Ну, во-первых, Шлиман не еврей, а немец, – с металлом в голосе начал выговаривать Саныч. – Во-вторых, он нашёл золото Микен на пятьдесят лет раньше и на пару тысяч километров юго-западнее. А в-третьих, тебе стоило бы хоть немного перечитать курс истории страны.
– Перечитаю, – пообещал Синицкий, – обязательно перечитаю. Прямо щас еду домой и зарулю в тырнет. А что там дальше было? Золото евреям вернули?
– В том-то и дело, что нет. Там какая-то мутная история. Ну, во-первых, возвращать было некому. Почти всех владельцев перебили. Во-вторых, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами начали доследование.
– Что за обстоятельства? – непроизвольно поинтересовался Синицкий.
– Удивительнее всего, что на этом ниточка обрывается. Все остальные материалы ушли в архив КГБ. Ты представляешь?!
– Не, – честно признался Синицкий.
– У меня подозрение, что это связано с убийством отца Николая. Его ведь тоже ограбили. И даже сняли нательный крест.
Трубка замолчала. Молчал и Синицкий.
– И что дальше? – наконец не выдержал он.
Саныч молчал, словно собираясь с мыслями. Наконец в трубке послышался глубокий вздох:
– Есть у меня один знакомый.
Вновь воцарилась тишина. Синицкий терпеливо ждал.
– Он учился на два года раньше. Он имеет доступ к этим архивам. Могу его попросить.
Саныч говорил рубленым слогом, делая паузы между словами.
– Если, конечно, это не секретные архивы.
«Секретные, конечно», – пронеслось в голове у Синицкого. Но вслух он сказал иначе:
– Попроси, Саныч. А респект и всё к тому прилагающееся – за мной.
Отключился Саныч по-английски, не прощаясь.
Синицкий сдержал своё слово. Невзирая на то, что был вечер пятницы, весь трудовой конторский планктон города потянулся к местам развлечений, Синицкий вернулся домой. Здесь он сварил себе крепкого кофе, добавил чайную ложку коньяку и уселся в кресло с неразлучным планшетником.
Синицкий не был профессионалом интернет-сёрфинга, но некоторые навыки имел. Углубляться в историю Гражданской войны девяностолетней давности он не стал, а сразу перешёл к теме кладов и кладоискательства. Но просидев несколько часов, ничего интересного он для себя не нашёл. Разумеется, он узнал для себя много нового: о Мальтийском ордене, о золоте Наполеона и, конечно же, о Янтарной комнате. Но все эти истории обсуждались уже не один десяток лет, имели не один десяток версий, а главное – не одну тысячу поклонников. Как человек практического склада ума, Синицкий не желал обсуждений. Он жаждал иметь результат.