Однажды проснувшись, Элль увидела, что на краю ее кровати сидит Нора.

Знаешь, я тоже скучаю по Алли, – сказала она. – И не только по ней.

И добавила:

– Ты, наверное, не заметила, но тогда еще четыре человека не вернулись с игры.

4

Наставник выглядел усталым. Лицо осунулось, под глазами залегли тени. Он задумчиво крутил в пальцах граненый стакан с чем-то темным, пахнущим пряно и терпко. Элль сглотнула: разыгралась жажда. Наставник проследил за ее взглядом, усмехнулся, кивнув на стакан:

– Ну, такое тебе пить еще рано. Налей-ка лучше чаю.

Узкая дверца на другом конце комнаты вела на своеобразный склад размером в пять шагов, с полками от пола до потолка, набитыми пачками, свертками, коробками, банками. Лишь малая часть из них отводилась под крупы и консервы, остальные были отданы чаю. Коллекция впечатляла: чайники всех форм и размеров, декоративная посуда, остроугольные шапочки. Но самое главное – скрученные листочки, отдающие воде запах, вкус и цвет – от бледно-желтого до черного. Бомбочки, что роскошными цветами распускались в кипятке. Прессованные таблетки, от которых нужно было аккуратно отпилить краешек. Наставник относился ко всему этому богатству так трепетно, что мог выйти из себя, если кто-то начнет заваривать чай, не промыв его сперва. Любил рассказывать, как правильно пить, сколько раз можно заваривать, как и при какой температуре промывать.

Элль выбрала чай и вернулась в комнату, подошла к кофейному столику, над которым, заключенные в раму картины, странные животные шли на закат – на длинных паучьих ногах. Элль любила их разглядывать, пока закипал чайник.

– Ты еще скучаешь по ней?

Вздрогнув от неожиданности, Элль ошпарила пальцы кипятком. Настороженно покосилась на наставника: мужчина, как всегда опрятный, в строгом сером костюме, с аккуратно зачесанными волосами, листал записную книжку. “Показалось, что ли? Это ведь точно не Голос сказал…” – удивленно подумала она.

Разумеется, она скучала. Радовалась, что воспитатели, очищая комнату от вещей Алии, не тронули мелочи, которые подруга, следуя своей странной привычке, бездумно подбирала на улице: монетки, поломанные заколки, перья, детали от мозаик, крючки и пуговицы, спичечные коробки. Среди всей этой ерунды оказался камешек с отверстием посередине – и с голосом, который Элль услышала, взяв камень в руки. Это случилось полтора года назад, когда ее, наконец, – со следами от уколов, с гудящей от воспитательных бесед головой, – отпустили из лазарета в свою комнату.

В лазарете Элль доходчиво объяснили, что тему исчезновений лучше не поднимать, иначе снова напоят успокоительными. Она навсегда запомнила то жуткое состояние: неподъемное, неповоротливое тело, влипшее в кровать. Комната медленно вращается перед глазами, и в какой-то момент наваливается такая апатия, что на все становится плевать. Потому Элль молчала, даже когда вопросы жгли горло и щекотали язык.

Дела были бы совсем плохи, если бы не Голос. Он задавал уйму вопросов, заставлял играть: плести гусеницы из слов, когда последняя буква становилась первой, загадывать друг другу загадки. “То, что ты выбрала, большое?” –“Да” – “Живое?” – “Да. Нет. Не совсем”, – “Наверное, это…”

Голос не помнил своего имени, пола и возраста; не мог сказать, как оказался в камне, но совершенно определенно знал, что когда-то был человеком. Какое-то время он провел на дне, в брюхе рыбы, в трюме корабля, потом снова на дне. Затем оказался на северном побережье, где его подобрала Алли.

– Иди сюда, чего так долго? – позвал наставник. И добавил, сощурившись. – У тебя что-то болит?

Элль вдруг поняла, что чайник уже закипел, а она все стояла над ним, теребя кулон через одежду. Пробормотав: “Все в порядке”, Элль схватила чашку и поспешила опуститься в кресло напротив наставника.

– Твоя чашка пустая? – удивленно уточнил он.

– Ой! – Элль беспомощно оглянулась на кофейный столик. Там остывал ее чай, а вот пирамидка пустых чашек, высившаяся рядом с сахарницей и вазочкой с конфетами, стала ниже. – Сейчас поменяю. Надо, схватила не глядя.

– Подожди. Я передумал.

Наставник потянулся, наклонил свой стакан над чашкой Элль. Пряный аромат усилился.

– Пей.

Элль сделала глоток, язык обожгло, хотя напиток был прохладным. Рот наполнился сладкой слюной, а по телу расползлось приятное тепло.

– Ну что, уже не такая нервная?

Элль засмеялась – не над его словами, а просто. Отчего-то очень захотелось рассмеяться. Наставник понимающе улыбнулся и стал спрашивать, сколько книг из списка удалось прочитать, какие занятия вызвали трудности. Затем подошла очередь особых заданий.

– За час до нашей встречи мне доставили одну вещь. К сожалению, я совершенно не помню, куда положил ее. Поможешь найти?

Элль усмехнулась: она уже не малышка, а наставник до сих пор придумывает эти мини-истории! Сосредоточилась, раскладывая комнату на составные.

По внутренней стороне стакана, из которого пил наставник, ползла трещина. Края ее плотно смыкались, не пропуская влагу. Но стоит сдавить стакан чуть крепче, он лопнет, рассечет ладонь. «Выбросите его», – посоветовала Элль и продолжила поиски.

Наставник аккуратно относился не только к внешности, но и к месту, где проводил много времени: полы комнаты были начищены, окна прозрачны, все вещи, даже рамы картин, тщательно протерты. Но если смотреть особенным зрением, можно увидеть, как много пыли. Она медленно кружится по комнате, волнуется от сквозняка и дыхания, оседает на скатерти, посуде, тонет в чае и пряном напитке, забивается в трещины, скапливается в углах. Ворсинки ковра, ресницы, чешуйки кожи. Пыль на губах и веках. Говорят, лет двадцать назад один мальчик сошел с ума, научившись смотреть особенным зрением. Растирал кожу жесткой мочалкой, обливался кипятком, обматывался с ног до головы пленкой, которую воровал на кухне. Оставлял лишь прорези для глаз, носа и рта.

А ведь воспитатели с детства твердили, что брезгливость – фантомное чувство, ненастоящее, надуманное. Уничтожишь его, и жить станет легче. Так и получилось: занятия, проводившиеся в начале обучения, с корнем вырвали брезгливость. Благодаря им Элль знала, как выглядят яйца и личинки жуков, точащих дерево, грызущих матрасы, подушки и людей, когда те спят.

Элль встряхнулась: нужно было сосредоточиться.

Вещи, к которым давно не прикасались, присыпаны тонким пыльным слоем. Следы от пальцев на кофейном столике, где Элль заваривала чай, на скатерти вокруг чашек. Потом взгляд зацепился за полку с книгами, где полоса пыли также была нарушена. Элль подошла ближе, вгляделась. Одна книга слегка выдавалась из ряда; показалось, будто ее недавно доставали. Элль довольно улыбнулась: легкое задание, она быстро справилась.

Меж страниц обнаружился запечатанный конверт без подписей, адресов и марок. Элль замешкалась: вскрыть его? Внутри еще одно задание? Но наставник не спешил с пояснениями, молчал, снова углубившись в свою записную книгу. Чуть нахмурился, когда Элль протянула письмо – будто не сразу вспомнил, что это такое.

– Молодец. Садись. Скажи-ка, ты замечаешь, что нитей становится больше?

Элль удивилась. Нитей на острове всегда было много – стоит посмотреть другим зрением, настроиться на особый лад, они проявятся. Тонкие и толстые, похожие на червей, ленты, волосы, струны, леску, паутину – словом, на все что угодно. Они просто были, как есть воздух, земля или вода. Так отчего их количество должно было измениться?

Не дождавшись ответа, наставник продолжил:

– Сейчас на картах Большой Земли нашего острова нет. А раньше его обозначали, называли “Птичьим”. Птиц тут действительно было много. Впрочем, ты, наверное, читала об этом.

Элль пожала плечами. Островам книги по географии уделяли мало внимания: авторы пособий называли их выглядывающими из воды скалистыми наростами, пустынными и безжизненными. У каждого было свое название – “Черный Мыс”, “Каменный Берег”, “Гряда”. Может, где-то промелькнул и “Птичий Остров”, но Элль не запомнила.