«Будто могилу себе рою», – равнодушно подумала она, медленно оседая на дно глубокой берлоги.

Совершенно отчаявшись, девушка затихла, холода она уже не чувствовала, ей смертельно захотелось спать, веки слипались, точно к ним подвесили по свинцовой гире. Снежный вихрь быстро соорудил на ее плечах пушистую белую горжетку.

– Спать нельзя, – бормотала она, как в бреду. – Я замерзну. Нельзя, – хриплое с подозрительным клокотанием дыхание становилось все слабее.

И тут до ее слуха донеслась музыка, сквозь сиплый вой ветра пробивались звуки знакомой мелодии. Напрягая слух, она жадно ловила обрывки музыкальных фраз. Это был Гершвин, «Американец в Париже»– любимая джазовая композиция мамы. Значит, дом американца был совсем рядом. Там люди! Мысли о матери, о близком спасении заставили Алису встрепенуться, и, собрав остатки сил, она рванулась вверх. Со второй попытки ей удалось подтянуться на руках и выдернуть тело из западни, Алиса тяжело перекатилась на спину и уставилась вверх. От яростно крутящейся снежной каши в глазах зарябило, к горлу подкатил приторный комок. Сил подняться не было, и она медленно поползла в том направлении, откуда неслась бравурная мелодия.

У чугунной решетчатой ограды, за которой беззаботно светился аккуратный двухэтажный дом, девушка с усилием поднялась на колени, вцепившись в толстые прутья и преодолевая противную дрожь в ногах, встала. Медленно перебирая руками, добралась до калитки, резко навалилась на нее грудью, но калитка не поддалась. К великой радости ошалевшей от холода Алисы, она оказалась заперта только на задвижку. Изловчившись, девушка просунула руку сквозь прутья решетки, и засов с протяжным скрежетом сдвинулся, калитка заскрипела и распахнулась.

На то чтобы преодолеть последние метры у Алисы ушло минут десять, она поминутно спотыкалась, падала, стонала от боли, вяло чертыхалась, вставала и плелась дальше. Дверь коттеджа оказалась приоткрыта, и изнемогшая девушка, игнорируя приличия, ввалилась в прихожую без стука.

В холле горел торшер, заливая комнату уютным персиковым светом, камин – неотъемлемая часть любого загородного жилища, чуть теплился. В комнате никого. Запах гари и режущие слух звуки джаза, исторгаемые допотопным музыкальным центром, насторожили Алису. Сил бояться у нее не было. Что бы ни случилось, оно уже не могло быть ни хуже смерти мужа, ни получасового марш-броска в десятиградусный мороз босиком. Она устало прислонилась к шершавой стене и позвала:

– Фрэнк!

Ее сиплый, жалобный оклик остался без ответа. Напрягая саднящие связки, Алиса возвысила голос до крика и натужно закашлялась, сотрясаясь худым озябшим телом. Никто не отозвался.

– Наверно, вышел ненадолго, – успокоила себя девушка и, заметив на журнальном столике початую бутылку виски, оживилась.

Ей просто необходимо сейчас выпить. Только теперь она заметила, как ее трясет, холодная оттаявшая ткань липла к телу, вызывая неудержимый озноб. «Сначала сменить одежду», – размышляла она, – потом виски, и я в порядке». Оглядевшись, она заметила валяющийся на диване мужской свитер бутылочного цвета, на полу – клетчатые тапки с оставленными в них теплыми носками. О большем она и мечтать не могла, рывком содрав с себя жалобно затрещавшую блузку, она отшвырнула ее прочь, напялила свитер, воткнула промерзшие ступни в широкие голенища носков, налила себе полстакана маслянистой жидкости из бутылки, поморщилась от резкого сивушного запаха и, зажав нос, залпом выпила. Ее едва не вывернуло на пол, шотландская микстура встала в горле колом и грозила низвергнуться обратно на ковер. Мужественно преодолев рвотный спазм, Алиса громко икнула и, пошатываясь, доплелась до камина. От тлеющих поленьев веяло благодатным теплом, прижав руки к еще горячей решетке, девушка опустилась на пол и почувствовала, как кровь тугими толчками ринулась к онемевшим от холода конечностям, кончики пальцев начали обретать чувствительность. Мешала визжащая музыка, она отзывалась в висках тупой болью, не давая расслабиться.

– Чертова музыка, – пробормотала она и раздраженно ткнула пальцем в кнопку на музыкальном центре.

Внезапно наступившая тишина оглушила Алису, будто ее опустили на дно океана или залили воском уши, она невольно втянула голову в плечи и поежилась.

– Где же Фрэнк? – размышляла она вслух.

Комната выглядела так, точно хозяин на минутку вышел. В пепельнице было полно окурков, разбросанные вещи и раскрытый журнал в низком кресле говорили о том, что американец отдыхал здесь совсем недавно.

– Ничего-ничего, – пытаясь ободрить себя звуком собственного голоса, уверенно произнесла Алиса.

Мужества, однако, не прибавилось. Скорее наоборот. Алиса принялась следить за минутной стрелкой каминных часов и ей показалось, что она слышит зловещий шорох ускользающих в небытие секунд. Прошло долгих пять минут, тишина в доме копилась и концентрировалась, постепенно превращаясь в напряженно вибрирующий сгусток страха. Под действием алкоголя и тепла мозг размяк и соображал туго.

«Будто холодец», – сердито потрясла головой девушка.

– Сейчас без десяти двенадцать, – сказала она себе, – значит, Фридман должен появиться с минуты на минуту. Нужно позвонить ему. Но как? Номера телефона коттеджа, где осталось лежать тело Марка, она не помнила.

– Фрэнк! – решительно крикнула она, поднимаясь с колен.

Тишина. И, вдруг, Алису пронзила отчаянная мысль: «Фрэнка здесь нет. Фрэнк – убийца! Маньяк. В Америке этого добра пруд пруди. Он остался в их коттедже! Как же она сразу не сообразила! Это он следил за ней, ходил за ней по пятам и напугал ее до полусмерти, когда она босиком бросилась бежать вон из дома. Ей повезло. Он не успел убить ее. А значит, он в любую минуту может вернуться сюда с какой-нибудь бензопилой и…»

Мгновенно протрезвевшая Алиса заметалась по комнате, натыкаясь на мебель, путаясь ногами в мохнатом ковре, голова разрывалась, сердце зашлось, ее охватила паника. Бежать больше было некуда. До Лаутербрюннен слишком далеко, пешком она не доберется, замерзнет в пути. Назад? Прямехонько в лапы маньяка? Ни за что. Ждать возвращения убийцы сюда? Что делать? Боже, надо срочно предупредить Фридмана. Как угодно. Иначе… В то, что произойдет в противном случае, Алиса решила не углубляться. Но как? Номер мобильного телефона свекра на память она конечно не помнила. Девушка беспомощно опустилась на диван и задумалась. Спустя минуту она соскочила и возбужденно пробормотала:

– Телефонный справочник! Если верить западным фильмам, то в каждом порядочном доме Европы и Америки должен быть телефонный справочник! Теперь я должна его отыскать. Где же он может быть?

Девушка внимательно огляделась. Напротив камина высился деревянный стеллаж, заставленный книгами.

– Разве что здесь? – сама себе сказала Алиса и решительно шагнула к внушительной конструкции, пестревшей разноцветными корешками.

Пересмотрев две или три полки, она устало опустилась на пол, крупные капли пота стекали по лицу, колени дрожали, перед глазами замелькали черно-золотые пятна, Алиса бессильно прислонилась лбом к дерматиновым корешкам и внезапно уперлась взглядом в серую толстую книгу с нарисованным на ней телефоном. Не помня себя от радости, она попыталась встать, ухватилась руками за край верхней полки, и тут произошло нечто невероятное: полка неожиданно подалась, с нее градом посыпались книги, больно ударяя Алису по голове, деревянный стеллаж плавно выдвинулся вперед и отъехал в сторону… В пыльной, тесной нише Алиса увидела скрюченную человеческую фигуру с залитым черной запекшейся кровью лицом и выпученными глазами. Фигура угрожающе качнулась и с размаху обрушилась на девушку.

– А-а-а! – дико завизжала она и потеряла сознание.

Несколько минут спустя она очнулась. Труп могильной плитой покоился на ее ногах, Алиса с отвращением оглядела темные от засохшей крови пряди на затылке мужчины, нестерпимая боль в распухших обмороженных ступнях, придавленных мертвецом, достигла апогея, и она яростно оттолкнула тело ногами. Труп нехотя сдвинулся, освободив голени и дав девушке возможность, вытащить из-под него ноющие ступни. Вымотанная непрерывным кошмаром, Алиса медленно отползла к креслу и вгляделась в распластанное на полу тело. Это был американец. Тот самый Фрэнк, правда, утром он выглядел намного привлекательнее. Оплывшее лицо, успевшее в духоте покрыться лиловыми пятнами, выглядело устрашающе. Левая сторона головы, развороченная выстрелом в упор, напоминала неряшливый кусок заветренной говядины с торчащими из него раздробленными костями, запекшимися кровью волосами и прочей гадостью.