Удивительно, но бесноватая толпа усмирилась и схлынула. Даже дети присмирели. Я глубоко вдохнула, все еще ощущая нехватку воздуха, но уходить не спешила, оправдываясь тем, что не желаю привлекать внимания. На самом же деле меня победило любопытство: я, как и каждый на площади, уставилась на зависшие над землей платформы и на тех, кого явно считали великими.
Высокие и статные существа, несмотря на жару, укрытые тяжелыми черными тканями. На лицах − серебряные маски, на спинах – наверное, рюкзаки, занавешенные парчой всех оттенков фиолетового. Трудно было сказать, льстит им всеобщее внимание или нет, но было ясно одно: они внимательно что-то или кого-то высматривают.
Я поймала себя на том, что втягиваю голову в плечи и приседаю, тогда как все остальные встают на носочки, пытаясь казаться выше. Вот и замечательно! Впереди стоящий мужчина удачно меня прикрыл; если бы не запах, было бы вообще чудесно.
Солнце нещадно палило, ожидание неизвестности утомляло и нервировало. Ноги затекли: всё-таки присесть было не самой удачной идеей. Я уже готова была впасть в истерику, как вдруг на платформе с белыми деревьями произошло движение и один из Великих заговорил. Произнес ладную, но непонятную тарабарщину, выдавая одни гласные звуки мощным, но мягким голосом, который после ора безумцев и томительного затишья стал усладой.
Как ни странно, но я почувствовала, что вслушиваюсь в его речь, в которой померещился далекий перелив колокольчиков, журчание ручейка с холодной родниковой водой, шум приветливого леса и упругие капли дождя по сырой земле. Чудно, но так хорошо… Когда умиротворяющие видения заполнили сознание, все мирское отошло на второй план. На душе словно разлили мед, и я окончательно успокоилась.
Я забыла и о неприятном типе, дышавшем мне в спину, словно запыхавшийся ротвейлер, и о девушке, смущающей своей обнаженной грудью, и об измученных и хныкающих в толпе детях. Я даже перестала ждать отряд полиции, который разгонит этих сектантов и отвезет меня домой. Я отключилась от реальности.
Затуманенным взором я уловила движение. С платформ, на которых были высажены цветы, спрыгнули мужчины, обмазанные глиной. Под мерно текущую речь они начали вторгаться в толпу, выборочно уводя девушек и парней на платформы.
И я поняла: вот оно, снизошедшее благословение! Мне стало ужасно завидно, и я тоже захотела быть избранной, не важно, куда и зачем. Главное − поближе к успокаивающему голосу, к этим высоким, таинственным богам…
Не ведая, что творю, я подняла руку и запрыгала, пытаясь привлечь к себе внимание. Искоса глянула на полуобнаженную девицу, прыгающую рядом, и меня озарило: идея оголить грудь не лишена смысла!
Но не успела я претворить в жизнь задуманное, спустив с плеча лишь одну бретельку, как мой рот накрыла жёсткая рука, а тело грубо притиснули к другому телу, на корню пресекая не только попытку выделиться и стать избранной, но и пошевелиться.
Я беззвучно закричала, яростно вырываясь. Попыталась укусить наглеца, отдавила ему ногу, но тщетно. Тогда я пнула стоящего рядом парня, надеясь на его помощь, но тот даже не обернулся. Надежда оставалась лишь на людей в масках: возможно, они заметят творящуюся несправедливость и спасут меня.
Но чужая ладонь поднялась чуть выше и перекрыла нос, затыкая меня окончательно.
Извиваясь ужом, я чудом высвободила руку и стала исступленно царапать мужскую ладонь. Но она не сдвинулась ни на миллиметр, продолжая лишать меня кислорода и жизни. Голова наполнилась ватой, легкие горели в огне, и вот я уже без чувств осела на землю.
– А я вас предупреждал, мисс Воронина…
***
Эта фраза еще долго, словно с заезженной пластинки, звучала в моем отравленном мозгу.
Я резко открыла глаза и села, путаясь в пододеяльнике. Вжалась в стену, все еще чувствуя жесткую ладонь на своем лице.
– Вареник?
Я сощурилась, с трудом узнавая силуэт сонного и заполошенного Демьяна, который выпрыгнул на шум из своей комнаты, словно черт из табакерки.
– Вареник, что случилось? – Он споткнулся о лежащие на полу блины для штанги и тихо выругался, но героически добрался до моей кровати и включил настольную лампу.
Едва не ослепнув от внезапного потока света, я оглядела нашу еще не обжитую двушку. В углу громоздились неразобранные вещи, везде валялся спортивный инвентарь – что поделать, мой друг никогда не отличался любовью к порядку. Тряхнув головой, я вылезла из постели, подошла к окну и увидела с высоты пятого этажа не странную улицу, заполненную беснующейся толпой, а полупустую автомагистраль спального района Питера.
– Это и правда сон.
Я устало опустилась в кресло и под неодобрительным взглядом Демьяна стянула из мятой красной пачки сигарету. Давно не баловалась этой отравой, еще со времен детдома, но почему-то сейчас мне безумно хотелось затянуться, почувствовать горечь на языке, дабы окончательно понять, что все, что мне привиделось, неправда. До жути реалистичный, но все-таки сон.
После третьей неудачной попытки поджечь сигарету, я сломала ее, отбросила в сторону и подтянула колени к подбородку.
– Вареник… – Демьян накинул на мои плечи плед. – Все в порядке?
Я машинально кивнула, провожая взглядом мчащуюся в ночи скорую. А потом подняла глаза на Демьяна, вгляделась в такие родные черты. Растрепанные после сна волосы как всегда завивались на концах, карие глаза излучали участие и нежность. Ну, хоть что-то остаётся неизменным: мой рыцарь в пламенных доспехах.
Помню, как впервые его увидела. Мне было десять лет, а Демьяну – двенадцать, когда его родители погибли в автокатастрофе и его определили к нам, в седьмой детский дом.
Неразговорчивый и пугливый, он, словно потерянный котенок, шарахался от всех, не шёл на контакт. Так бы, наверное, продолжалось очень долго, если бы однажды старшие мальчишки не загнали меня в угол, угрожая запустить мне в волосы паука. На тот момент казавшегося мне очень большим и страшным.
Демьян был единственным, кто за меня заступился, несмотря на то, что мальчишки были намного старше его и выше. Он схватил палку и разогнал всех, крича, что если еще раз они меня тронут, то он всех их поубивает.
Конечно, ночью его здорово отметелили, но не запугали. С тех пор Демьян не отходил от меня ни на шаг. Даже покинув детдом на пару лет раньше, он продолжал опекать меня, словно старший брат, и я была ему за это благодарна. Ведь тогда он меня спас не только от паука и глупых мальчишек, но и от острого одиночества, свойственного всем брошенным с рождения детям.
И когда я решила сделать то же самое для Полинки, именно он понял меня и поддержал.
–Может, чаю? – Демьян притушил свет, наполнив комнату полутенями, и вскипятил воду. Когда дымящийся напиток оказался у меня в руках, он полюбопытствовал:
– Так что тебя напугало? Или уже забыла? – Он поднял меня, словно пушинку, и пересадил к себе на колени, доверительно понизив голос: – Если не хочешь рассказывать, просто помолчим.
Я с благодарностью прижалась к нему, отхлебнула обжигающий напиток и подумала, что если не поделюсь, не выговорюсь, то меня просто разорвет от таких ярких, живых и, самое главное, страшных эмоций.
Демьян слушал внимательно, не перебивая. В какой-то момент он не выдержал и закурил, посылая колечки дыма в потолок. Я хотела было возмутиться и выгнать парня на балкон, но так пригрелась на его груди, что не стала прерываться.
Только когда кружка опустела, а окурок дотлел в пепельнице, я замолчала.
– Говоришь, зеленоглазый хотел тебя соблазнить?
– Из всего услышанного тебе запомнилось только это? – невесело усмехнулась я, отставляя кружку и с трудом подавляя зевоту.
Парень хмыкнул:
– А как он выглядел?
– Тебя правда интересует только он? – с досадой поморщилась я. – А то, что я думала, что смогу отыскать Полинку, тебя не заинтересовало? Представляешь, во сне я полагала, что это шанс ее найти… а теперь и его у меня нет. – Я устало потерла слипающиеся от усталости глаза. Но Демьян, кажется, не разделял моих терзаний, что показалось мне странным. Он уткнулся в мою шею носом и глубоко вдохнул.
