Полицмейстер возразил, что никакого антисемитизма в Вологде никогда не было и что адвокаты, аптекари, ювелиры, парикмахеры нисколько не мешают рабочему люду, а вчерашнее негодование толпы было вызвано только тем, что со стороны лиц еврейской национальности прозвучали оскорбления в адрес Царственной особы, которая для русского человека священна.

На это Ильин заявил, что этот Союз они открывают явочным порядком и в утверждении его не нуждаются.

Для обсуждения этого вопроса губернатор Лодыженский пригласил всех гласных городской думы.

– Господа, – сказал он, – я ничего не имею против организации какой-либо охраны жизни и имущества граждан, но вместе с тем не могу допустить участия в ней политически неблагонадежных элементов, которые, судя по представленному мне списку, составляет основную часть вашего Союза охраны.

Однако почти все присутствующие считали участие поднадзорных в такой организации необходимым, мотивируя это, во-первых, отсутствием в городе войск и малой численностью полиции, во-вторых, тем, что поднадзорные – это стойкие и храбрые люди, имеющие оружие и составляющие сплоченную группу, готовую для подавления беспорядка.

Несмотря на возражения губернатора, городская дума на заседании 25 октября 1905 г. утвердила Союз охраны на правах милиции в ведении городской управы. Начальником милиции стал ссыльный большевик Алексей Окулов, а его заместителем – ссыльный эсер Карл Иванович Долгие, мещанин из Минска.

Общая численность милиционеров сначала была двести человек, затем, пополняясь гимназистами и реалистами, доходила до трехсот. На их вооружение городская дума ассигновала из городских средств 2000 рублей. Оружие было, в основном, закуплено в Москве. Это были усовершенствованные винтовки Маузера и Винчестера и пистолеты Браунинга. Ссыльные, уезжая из Вологды после амнистии, увозили оружие с собой и, таким образом, часть его вскоре пропала.

Милиционеры, которые называли себя дружинниками, ходили по городу в вечернее и ночное время, охраняли некоторые дома. Но главную свою роль они сыграли в декабре 1905 года, когда организовывали забастовки рабочих, и позже, в мае 1906 года.

Вернемся теперь к нашему герою, шагавшему по городу. Грохоча по булыжной мостовой, Алексея обгоняли подводы, груженные мешками. На мешках сидели здоровые розовощекие крестьяне и весело перекликались между собой. Алексей помрачнел: «Радуются, сиволапые. Накопили добра, везут продавать». Беспричинная злость овладела им, и не потому, что он как-то по особому относился к крестьянскому сословию, просто у него была такая черта характера: он злился, когда видел, что кто-то радуется. И наоборот, испытывал удовольствие, когда видел, что кому-то плохо.

У Каменного моста Окулов подождал, пока не подошли его товарищи. Все вместе зашли в здание семинарии, стали открывать классы и скликать всех в зал для важного сообщения. Умелый оратор, Алексей стал сразу же говорить речь, призывая прекращать занятия и идти на демонстрацию. Инспектор семинарии вызвал полицию, а пока сам попытался убедить семинаристов выдворить пришедших из здания. Но, увы, семинаристы его не слушались, им явно хотелось вместо скучных занятий подышать воздухом свободы.

В 10 часов прибыл полицмейстер Дробышевский с четырьмя стражниками. Семинаристы притихли, незваных гостей стражники вытеснили на улицу, но Алексею со своим однокашником удалось остаться, спрятавшись среди учащихся. Оставив одного пристава, полицейские ушли, и тут два друга под смех семинаристов набросились на пристава и, не дав ему дотянуться до сабли, затолкали в пустой класс и заперли дверь стулом. Инспектор, красный и испуганный, молча смотрел, как толпа его учеников во главе с наглыми пришельцами вываливает на улицу.

Все пошли к зданию мужской гимназии. Там также быстро и весело удалось прервать уроки и вывести гимназистов на улицу. После этого большая толпа учащихся двинулась по Кирилловской улице (ныне улица Ленина), останавливалась возле магазинов и других торговых заведений и требовала их закрытия. Прошли по Каменному мосту, вышли на Гостинодворскую площадь (ныне улица Мира) и всюду, угрожая разгромом, требовали сворачивать торговлю. Испуганные торговцы закрывали свои заведения.

Алексей привел возбужденную толпу к Народному дому, где их восторженно встречала боевая дружина. На высокое крыльцо поднялся студент Равич, большевик, недавно нелегально приехавший из Ярославля.

– Царская конституция – это подачка, брошенная народу, чтобы его успокоить, – кричал он. – Но мы не смирные овечки, нас не обмануть. Это не конец нашей борьбы, а ее начало. Мы возьмем самодержавие за горло и свергнем его!

Раздались аплодисменты, крики «ура». Все двинулись в сторону Красного моста, направляясь к назначенному за рекой месту маевки, где уже собрался народ. Однако на Гостинодворской площади демонстранты были встречены толпой крестьян, возмущенных закрытием торговли. Слышались крики:

– Беса празднуют, кощунники! А нам что теперь? Домой идти, несолоно хлебавши?

В демонстрантов полетели камни, палки. Алексей выхватил браунинг.

– Дружинники, вперед! – закричал он.

Человек двадцать боевиков выстроились поперек улицы и дали залп по толпе. Раздались крики раненых. Разъяренные крестьяне набросились на стрелявших. Те разбегались в разные стороны. Алексей, получивший сильный удар палкой по плечу, побежал вместе с группой боевиков назад по улице Дворянской. Не добежав до Народного дома, они свернули во двор дома Бартенева и укрылись за высоким забором. Крестьяне рвались в ворота. Алексей наугад сделал несколько выстрелов по воротам и услышал, как нападающие с воплями разбегаются. Он торжествовал: «Разбежались, суконные рыла!» В это время к дому подбежали шесть полицейских и открыли беспорядочную стрельбу. В доме со звоном вылетали стекла.

На звуки выстрелов с Гостинодворской площади и со всех прилегающих улиц хлынули крестьяне. Толпа в несколько тысяч человек в короткое время запрудила громадную площадь у Народного дома. Сначала выбили все окна и двери в доме Бартенева, но никого не обнаружив, обратили свою ярость на Народный дом – двухэтажное кирпичное здание с колоннами.

– Вот оно, поганое гнездо! – слышались крики. – Отсюда вся крамола идет!

В ход пошли камни, сложенные в кучу для ремонта мостовой. Вскоре в доме не осталось ни одного целого окна, были выломаны двери. Полицейские пытались остановить бесчинства, стреляя в воздух, однако всё было тщетно. Сам полицмейстер Дробышевский старался урезонить народ, но возбужденная толпа никого не слушала. Внутрь дома полезли сотни людей, они выбрасывали на площадь мебель, книги. Все эти вещи стоявшая на площади толпа моментально хватала и разламывала или рвала на части. Внутри дома крестьяне складывали книги в кучи и поджигали. Полицмейстер пытался затоптать первый такой костер, но его сбили с ног и вытащили из дома. Подъехал губернатор Лодыженский и тоже потребовал прекратить разгром, но толпа встретила его криками:

– Потакаешь царским изменникам! Они власть забрали в городе, вооружились, делают, что хотят.

Брошенный из толпы кирпич попал губернатору по голове. Он закрыл рану рукой и крикнул притихшей толпе:

– Люди русские, опомнитесь! Против власти бунтуете!

Вдруг послышалось пение гимна: «Боже, Царя храни». Из здания вышла группа крестьян, держа в руках портреты Государя Императора и Государыни. Не прекращая пения, они двинулись к ближайшему полицейскому участку, куда и сдали портреты на хранение.

Пожар внутри здания разгорался. Подъехала пожарная команда, стали разворачивать шланги, но крестьяне с криками «не дадим тушить подлого гнезда», не пускали пожарных к насосам и даже стали перерезать шланги. Лодыженский стал уговаривать крестьян позволить пожарным хотя бы отстаивать только соседние дома. С этим они согласились и даже сами стали работать на насосах.

В это время продолжалась погоня крестьян за боевиками. Настигнутых крестьяне жестоко избивали. Алексей, без труда ускользнувший от толпы из дома Бартенева, бежал по улице Пятницкой (ныне улица Мальцева) в сторону реки. Наперерез ему из-за угла выскочили крестьяне. «Студент!» – раздался крик. Видно, студенческий мундир действовал на них, как красная тряпка на быка. Алексей бросился бежать. Бегун он был неважный, топот и крики позади нарастали. Пистолет колотил по бедру. «Остановиться и выстрелить? – промелькнуло в голове. – Нет, тогда уж точно разорвут на части». Он забежал во двор большого двухэтажного дома и увидел, что одна из дверей приоткрыта. Это было спасение. Через мгновенье он уже был на крыльце, рывком открыл дверь, повернулся и, увидев вбегающих во двор крестьян, достал пистолет и поспешно выстрелил. Кажется, ни в кого не попал: стрелок он тоже был неважный. Закрыв изнутри дверь на засов, он помчался по коридору, чуть не сбив с ног женщину с ребенком. Она в испуге опустилась на пол, прижав к себе малыша. – «Где у вас черный ход?» – кричал он, размахивая оружием. Женщина только беззвучно открывала рот. На счастье, в коридоре показался мужчина, который быстро всё понял и вывел Алексея черным ходом. Озлобленные крестьяне закидали дом камнями, до смерти напугав его жителей.