— Тшшш. — Хильд поднесла палец к губам и, стараясь не потревожить детей, выбралась из постели. — Не шуми.

Орвар притянул ее к себе и поцеловал в губы, нежно и осторожно для начала.

— Скажи мне, что это оптический обман зрения, — попросил он.

— Никакого обмана, — огорчила она. — Ты хотел детей? Вот, получи.

Ну, если честно, сначала он собирался долго и со вкусом их делать. И вот теперь их кровать была занята. И как теперь что? А ведь он не железный. А ведь он весь день терпел. И что теперь делать, куда бежать?

Хильд явно неправильно расценила его молчание. Она приподнялась на цыпочках и коснулась его губ легким поцелуем. Извиняющимся. Неуверенным. И немного дразнящим. Но даже от такого слегка закружилась голова.

— Нет, — услышала она тихое рычание.

— Нет?

— Нет! Не так мы будем целовать друг друга в наш медовый месяц.

Прежде, чем Хильд успела понять, что происходит, ее уже утащили в конец коридора, втолкнули в какой-то шкаф с дверью и притиснули спиной к стене. Еще через секунду она могла только выгибаться и стонать, когда его руки обжигали ее шею, плечи, грудь… они были везде. Кажется, ее собирался любить огромный осьминог. Теперь их губы не встречались, они разбивались друг о друга, как две встречные волны. Они пожирали друг друга, как два пламени.

— Боги! Ты просто горишь у меня под руками, — подтвердил ее догадку Орвар.

Он медленно провел губами от ее уха вниз по шее и вдоль плеча, а затем вернулся обратно.

— Нас здесь поймают, — прошептала она.

Орвар оглянулся и тихо рассмеялся.

— Но войти не смогут.

Это он точно подметил. Хильд обнаружила, что ее клетчатая фланелевая рубашка держится на одних манжетах, груди освобождены из бюстгалтера и чуть ли не подпирают подбородок, а ее ноги под прямым углом упираются в дверь кладовки.

— Но в одном ты права, — Орвар немного отстранился и коснулся губами ее подбородка, носа, лба. — Это не правильное место.

Он отступил на полшага и прижался к двери спиной. Хильд выпрямилась и начала приводить в порядок свою одежду. Контакт между их телами исчез, но ощущение единства плоти осталось, иначе как объяснить тот момент, когда заправляя грудь в лифчик, она задела болезненно чувствительный сосок, но вздрогнули они оба?

Орвар встряхнулся, как большой пес, и с силой потер лицо ладонями:

— Нет, так мы никуда не уйдем. — Он удивительно ловко развернулся в маленьком пространстве кладовки, приоткрыл дверь и выскользнул наружу. — Одевайся теплее и выходи во двор. Шапка и перчатки обязательны. И поторопись, жизнь слишком коротка, чтобы прятаться в шкафу.

Как будто она сама сюда пришла. Хильд фыркнула, но в остальном выполнила все инструкции точно. Проверила, хорошо ли укрыты девочки, быстро натянула лыжные штаны, куртку, сапожки из оленьей шкуры и даже успела вылить в термос кофе, что круглосуточно варился на кухне. Еще секунду подумала и сочинила пару бутербродов из найденной в холодильнике ветчины и мягкого сыра. Она не знала, что придумал Орвар, но чувствовала — пригодятся.

Орвар ждал во дворе, тоже в куртке и теплых сапогах, но без шапки и перчаток. Впрочем, Хильд уже привыкла к тому, что он не мерзнет при любом морозе.

— Готова? — Он окинул внимательным взглядом ее снаряжение, в том числе небольшой рюкзак на плече. — Идем.

При свете горящего на крыльце фонаря она разглядела ножны меча у него за спиной (сейчас в связи с военным положением все мужчины Стаи ходили, не пряча оружие) и небольшой сверток.

— Переночуем на курганах.

Ночевки в лесу были делом обычным даже для людей. Неважно, стоит ли комариная жара, льет ли дождь или трещит мороз, горожане или сельские жители выбирались в лес или к озеру поспать на свежем воздухе. Уступкой погоде могла быть только палатка.

В ложбине между курганами после неожиданной метели снега намело выше пояса, но на склонах было всего лишь по колено. Хильд шла за мужем, стараясь ставить ногу точно в след. Он шагал широко, но и у нее ноги были длинные. В лунном свете гладкое снежное полотно поблескивало миллионами крошечных искорок. Разбросанные по всему кургану, большие каменные, столбы казались островами в море снега и льда. Камней было много, некоторые из них глубоко ушли в землю, некоторые накренились, словно усталые люди, иные и вовсе повалились.

Сверток за спиной Орвара оказался двумя спальными мешками, причем молнии на них были вшиты так хитро, что при желании из двух мешков можно было составить один. Было бы желание, о чем он и поинтересовался.

— Пустишь меня к себе или выгонишь?

Он присел, поставив одно колено на мешок, и улыбался.

— Ты что, совсем не сердишься, что тебя выжили из собственной постели?

— Все, что мне нужно, здесь, со мной. Остальное неважно. — И ухмыльнулся так, что зубы блеснули в лунном свете. — Жизнь слишком коротка, чтобы переживать из-за мелочей.

На какое-то мгновенье Хильд показалось, что она вернулась на пять лет назад к тому прежнему Орвару. Она моргнула и посмотрела на него своим новым беспристрастным взглядом.

— Ляжем вместе, — сказала она.

Жизнь слишком коротка, чтобы оплакивать то, что невозможно вернуть.

— Уверена? — Улыбка исчезла с лица Орвара, теперь он смотрел напряженно и пристально. — Тогда советую снять одежду, холодно тебе не будет.

Холодно не было, было очень жарко. В какой-то момент Хильд даже высунула руку из мешка, смяла в кулаке горсть снега и ела его, как моченое яблоко. Орвар тут же перехватил ее руку и откусил свою львиную долю.

— Перестань, — лениво пробормотала она.

— Что перестать?

— Перестань ухмыляться с таким самодовольным видом. Ты не нашел лекарство от рака, ты просто подарил мне пару оргазмов.

— Не закрывай счет, любовь моя. Ночь только начинается. Я еще покажу тебе небо в алмазах. Оййй, ты что?!

Не выдержав такой наглой похвальбы, она зачерпнула еще снега и шлепнула на тот самый рычаг, которым он несколько минут назад перевернул весь ее мир.

— А я тебе сказала: перестань ухмыляться! И перестань…

Слова замерзли у нее на губах при виде мужской фигуры, медленно спускающейся вниз по склону кургана. Он выглядел странно даже для странной реальности Стаи: очень бледный, без обуви, в разорванной и залитой кровью рубашке. И почему-то с закрытыми глазами.

— Что с ним? — Хильд попыталась встать, но муж удержал ее. — Что такое? Ему нужна помощь.

— Нет, Хильд. С ним все в порядке.

— Но он же раздет. Замерзнет до смерти.

Орвар прижал ее к себе и гладил по спине, как испуганного ребенка.

— Уже, — сказал он. — То есть, он уже мертвый.

— Да откуда ты знаешь?

Рука на ее спине на секунду замерла, а потом вернулась к своему равномерному движению.

— Это мой отец. Его убили семь лет назад.

— Как убили? — К такому Хильд не была готова. — Кто?

— Прежний конунг. Он не был Инглингом, так, выскочка… Хорфагеры были для него слишком опасны. Он организовал ложное обвинение и убил отца, не вынося дело на тинг. Кьяртан и остальные мои друзья тогда ушли из Стаи вместе со мной и поклялись отомстить предателям.

— И, значит, отомстили. — Она могла бы и не спрашивать.

— Да. Помнишь Анунда, которого я убил на Бьёркё? — Конечно, она помнила. — Он был последним.

— А тот конунг?

— Бьярн? — Орвар усмехнулся… нет, просто показал клыки. — Вроде как жив, но не совсем. Короче, с ним разобралась Фрейя.

Судя по тону, он тому Бьярну не завидовал.

— Тогда почему твой отец не упокоился с миром?

— Он не может оставить маму. Смотри туда.

Где-то в миле от них в низине горел свет — Совсем маленькое пятнышко от фонаря, который держала в руках женщина. Она стояла на пороге деревянной избы и смотрела на идущего к ней мертвеца.

— А она… живая?

— Да. Или нет. Даже не знаю. Она стала вельвой (1) и почти все время спит. Видит во сне прошлое и будущее, но не замечает, что происходит здесь и сейчас. Кто-то думает, что такая жизнь лучше смерти. Кто-то считает, что хуже. А я не знаю.