Джек тут же подхватил его и увидел набросок какого-то ребенка. Это был мальчик лет десяти, показавшийся ему смутно знакомым. Хотя рисунок был выполнен не особо качественно, эти кудрявые волосы, широкий рот и курточку с кривым пуховым воротником он узнал сразу. Правда, сначала бессознательно. Когда же к разгадке подключилось и сознание, у него внутри будто глыба льда выросла.
Он швырнул альбом на стол, а рисунок смял в кулаке, собираясь сжечь его при первой же возможности. После чего покинул башню с ощущением, будто побывал в могиле.
Ночью он даже не помышлял о нормальном сне, но, как ни странно, заснул очень быстро и без всяких усилий, чего с ним не бывало уже очень давно. Однако плата за это счастье оказалась жестокой.
Посреди ночи он проснулся с заходящимся в бешеных ударах сердцем, разбуженный чьим-то настойчивым голосом.
Голос этот был так ясен и реален, что Джек, просыпаясь, был уверен, что его обладатель стоит сейчас прямо над ним, однако, немного оправившись от потрясения, с ужасом понял, что слышал его внутри собственной головы, а не снаружи. Сейчас он даже не помнил его точно, мог только сказать с уверенностью, что это был мужской голос, что он умолял его о помощи, умолял избавить от чего-то, что было под силу только ему, Джеку…
Он скатился с кровати, намереваясь сейчас же броситься на помощь, и тут же застыл на месте, убитый простым, но непреложным фактом.
Он понятия не имел, куда бежать. Он даже не был до конца уверен, кто просил его о помощи, и где она была необходима. Все, что он знал, было огромное, страшное и неумолимое «ничего». Но и бездействовать он больше тоже не мог. Чувство, будто кто-то наблюдает за ним, будто неведомый голос может в любой момент снова пронзить его сознание, не давало ему даже спокойно дышать, и решение он принял с единственной целью: избавиться от этого страха даже ценой еще большего ужаса.
Одевшись практически наощупь и без всякого внимания к деталям, он вышел из комнаты и бросился к выходу из замка. Этот маршрут он уже успел запомнить, да и коридоры не были лишены освещения, вполне достаточного, чтобы успешно добраться до любого места в замке.
На улице же стояла глубокая ночь, к счастью, ясная и довольно теплая.
Джек метнулся мимо фонтана, казавшегося в ночи еще более жутким, чем при свете дня, пересек небольшое поле, отделявшее Диамондик от окружавших его лесных массивов, и ворвался в лес, не чувствуя ни малейшего страха перед ослепительной темнотой, мгновенно затопившей его глаза.
Ему было все равно, заметили нокты его уход или нет. Даже если бы они сейчас попытались его остановить, без каких-либо особых умений им бы это ни за что не удалось.
Он шел вперед, не разбирая дороги, не видя поначалу ничего, кроме неподвижных громад деревьев и редких сполохов ночного света, падавших на свободные от листвы участки.
Ему хотелось верить, что он уходит из замка навсегда, что ему никогда больше не придется вернуться туда и снова жить в этом непонятном бездействии, в мучительном ожидании неизвестно чего. О том, что мысль сама по себе была глупой и невозможной, он сейчас старался просто не думать.
Примерно через полчаса его глаза привыкли к темноте, и он понял, что темнота эта была довольно относительной. Серебряные прожилки деревьев, подмеченные им еще в день приезда, ночью тоже издавали мягкое успокаивающее мерцание, превращавшее весь лес в настоящий рай для поэтических размышлений.
Впрочем, Джеку сейчас было не до поэзии. Энергия, подорвавшая его с кровати и бросившая посреди ночи в лесную чащу, угасла также стремительно, как и вспыхнула. Вскоре он почувствовал болезненную усталость и, не желая окончательно лишиться сил, устроился в корнях большого дерева, тяжело откинув голову на шершавую кору.
Он чувствовал себя изможденным, но, на удивление, страх больше не мучил его, наверно, потому что в нем попросту не осталось сил бояться. Как бы то ни было, вдали от замка ему действительно было лучше, давление притупилось, и он погрузился в легкую дремоту, почему-то нисколько не опасаясь за свою безопасность. Это было странно, даже невероятно, но здесь, в глубине леса, наполненного всевозможными мифическими зверями и созданиями, ему было гораздо спокойнее, чем в надежных стенах замка.
Он дремал около часа, а затем непонятное тихое щелканье вернуло его в осознанный мир. Любопытства он не испытывал ни малейшего (сейчас его вообще ничто не могло заинтересовать), но эти резкие звуки раздражали его, от них веяло какой-то борьбой и напряжением.
По-прежнему ничего не боясь, он встал, осторожно обошел дерево, в корнях которого спал, и внимательно оглядел все вокруг. Поначалу ничто в спящем лесу не привлекло его внимания, но вскоре он заметил в отдалении небольшое тонкое деревце, в ветвях которого горело какое-то яркое пятно. Джек неторопливо подошел к нему и увидел нечто совершенно неожиданное.
В деревце имелось небольшое овальное дупло, полностью залепленное необычной, будто бы металлической паутиной, в которой билась не кто иная, как Белая Скиталица – крошечная фея в белоснежном платьице, тщетно пытавшаяся освободить свои хрупкие крылышки из оков железной сетки. Ее попытки и производили неприятное щелканье, вырвавшее Джека из дремоты.
При других обстоятельствах он бы с ума сошел от восторга, но сейчас фантастическое существо не вызывало в нем ничего, кроме легкой досады. Кажется, фея до смерти испугалась, увидев его, но ему не было до этого никакого дела. Протянув руку, он осторожно обхватил ее двумя пальцами за талию и легонько потянул. И тут же бросил эту затею.
Паутина была не только удивительно твердой, но еще и липкой, и Джеку пришлось изрядно потрудиться, чтобы аккуратно оторвать от нее тончайшие крылья и при этом не разорвать их. Как только цель была достигнута, Скиталица сама рванулась вперед и благополучно вылетела из дупла. Джек не стал смотреть, куда она полетела, молча вернулся к своему дереву и, как и раньше, устроился у подножья.
Его снова одолела дремота, которой он охотно поддался, но все равно проснулся спустя каких-нибудь полчаса. Неподалеку от него, на ветке большого мохнатого куста, сидела Белая Скиталица. Джек почему-то нисколько не удивился и спросил без всякой приветливости:
– Что тебе нужно?
– Ничего, – немедленно ответила та, глядя на него большими удивленными глазами. – Тебе одиноко. Я побуду с тобой.
Первым порывом Джека было нагрубить ей, но он сдержался и сказал, закрывая глаза:
– Я спас тебя не потому, что пожалел. Меня раздражал шум.
– Какая разница? Спас ведь.
– Не я, так кто-нибудь другой бы вытащил.
– Да, и съел бы, – со вздохом закончила Скиталица. – Или заставил бы ответить на очередной глупейший вопрос. Ты, кстати, ничего не хочешь узнать? На твой вопрос я с радостью отвечу.
– Ничего, – сказал Джек абсолютно искренне. – Не желаю ничего знать. Даже если что-то узнаю, легче все равно не станет.
– Но если захочешь, только скажи, – с энтузиазмом затараторила фея. – Ты бескорыстно спас меня от Глима, который наверняка бы меня съел, поэтому я отвечу не на один, а на три твоих вопроса, какими бы сложными они ни были! Только скажи.
– Не нужно. Хочешь меня отблагодарить, просто помолчи.
– Да, конечно. Мы очень болтливы с теми, кто нам симпатичен. Ты спи. А я тут посижу.
Джеку не требовалось особое приглашение. После разговора он как будто еще больше утомился и, заснув на этот раз, не просыпался больше в течение всей ночи.
Открыв глаза на следующее утро, он не сразу понял, что проснулся. Вокруг него царила такая красота, что впору было подумать, что он все еще спит и видит самый прекрасный сон в своей жизни. Но лесная свежесть была слишком насыщенной, от нее у него даже голова слегка кружилась, и ему все-таки пришлось поверить в реальность окружавшего его великолепия.
Белой Скиталицы на ветке больше не было, и сейчас Джек сильно сомневался в том, что на самом деле видел ее ночью. Однако было совершенно очевидно, что кто-то за это время накрыл его теплым пледом, и что этот кто-то, несомненно, был Неандер, бесшумно появившийся откуда-то справа и отвесивший Джеку почтительный поклон:
