«По воле Мнемоса, вбирающего отражения времён, открывший сей дневник станет свидетелем решающих событий, и сквозь толщу прожитого обретётся утраченное с последним прочитанным словом! Да будет так!»

(Сильфийское заклинание написанное на обложке школьной тетради)

1 

Когда я стану тыквой, хочу чтобы узнали, как так вышло

Меня зовут Эвиладель, я младшая дочь правителя сильфов, гордого представителя древнего, правящего рода, веками обеспечивающего процветание своему государству умом, отвагой и магией. Мои взрослые родичи великие повелители воздуха и могущественные чародеи, поэтому слова с корнем «мал» в отношении сильфов в королевской семье не употребляли, пока не появилась я – не взрослеющая, трудновоспитуемая принцесса, ростом вполовину меньше чем все.

Вот такое проклятье на мою голову, а как так вышло, никто знает. Коротышками наша раса раньше не удостаивалась. Конечно, когда я родилась неправильно маленькой, родители дали мне шанс на лучшую жизнь, называя красивым именем Эвиладель, означающим «вера в великое чудо».

Моим воспитанием не запрещалось заниматься любому, у кого возникало такое желание, поэтому обычно я чувствовала себя невидимой. Взрослые в этом вопросе, полагаясь друг на друга, занимались не мной. Я не жаловалась. В незаметности много плюсов, например, она способствует свершению большого количества гениальных задумок… Хотя … затуплённые нашей шумной компанией и осуществлённые в детском запале, в большинстве своём эти забавы оказывались мелкими и средними шалостями, а разбор «залётов» заканчивался на выяснении моей причастности. Тогда старшие раздавали своим отпрыскам нагоняй, а сами гениальные идеи едва ли парой слов удостаивали:

– Тебе мозги отказали игронику без заморозки собирать? – потребовала ответа моя старшая сестра, выдёргивая своего сына из толпы жертв эксперимента, всхлипывающих и потирающих распухшие от укусов места.

«Не тому Гортензия вопрос адресовала», – подумала я, сомневаясь стоит ли прямо сейчас встревать в воспитательный процесс четвёртого наследника, ведь тот уже прошамкал раздувшимся языком что-то похожее на речь, ойкнул, когда она резко выдернула жало зкири из его щеки, позже ойкнул ещё раз, когда по осуждающему взгляду сестры в мою сторону все поняли, что раздосадованный неудачей племянник, как обычно, сослался на меня.

– Сидите здесь, ждите лекаря! – наказала она всем, и уже потом, возвращая строгий взгляд мне, добавила: Из комнаты не выходить, понятно?

– Понятно, – с горестным вздохом протянула я, подавляя порыв броситься за ней следом и сразу объяснить, что мы вовсе не по глупости пострадали, а ради открытий, коих давно в Чудесаде не было. Я все уголки волшебного сада, созданного для разностороннего развития детей, облазила в поисках чего-нибудь интересного. И вот, казалось, повезло. Нашла нечто новенькое – частично погребенный под песком корабль. Придумщики игры очень постарались с натуральностью: создали почерневшие доски обшивки, изломанные ракушки вдоль корпуса. Старый корабль, как беспомощная гигантская рыба, завалился на бок, пойманный серым песком с иллюзией отступающего вдаль моря.

Игра отличалась мрачностью цветов и звуков. Когда появились персонажи, активированные моим присутствием, я невольно попятилась назад. Неприятные типы с непонятными мне стремлениями, отраженными в гримасах на чумазых лицах вызвали естественное желание спрятаться. Их нечесаные головы на чистокровных человеческих телах в изношенных одеждах казались отвратительно мерзкими.

«Пираты» – догадалась я, когда один из них заголосил, что сокровище, спрятанное в хижине, принадлежит пиратскому братству, и они целым своим братством, отдавать ничего не собираются, при этом он сопровождал свою речь бранными словами витиеватыми до не слыханного неприличия.

Морской бриз ещё не остудил румянец моих щёк после услышанной брани, когда передо мной замелькали спины фантомов в военной форме, подмявших первую оборону пиратов. Я порадовалась, что являюсь здесь единственным игроком, и на мою решимость испытать себя в явно не девичьей борьбе с пиратством никто из друзей не повлияет, быстро пересекла зрительскую черту и присоединилась к атаке.

Три моих ежедневных попытки были истрачены почти сразу. Оказалось, игра тренировала физическую выносливость, а не магические способности. Помогли накопленные годами дары из прежних аттракционов, пройденных с первого раза, которые обеспечили мне с полсотни жизней.

Годами накопленное богатство спустила в этой игре за день. Успев достать все ключи, изучить расположение противника, повела свою команду в наступление по выгодной траектории, сделала кувырок, чтобы откатиться от пушечного ядра, неизменно ударяющего справа от кустов, растущих в тени хижины, поднялась на ноги, чтобы броситься к заветной дверце, когда неожиданно в проёме появился новый персонаж.

Миг и одноглазый капитан замахнулся. Уклониться я бы не успела. Свист клинка прошелся по воздуху, капитан победно ухмыльнулся, готовый стереть рукавом отсутствующую на лезвии кровавую краску. Подобная иллюзия предполагала зрелищное завершение моей последней попытки и ухмылка главаря, вытирающего так и не появившиеся кровавые следы, задумана, как яркий конец моего участия в игре, после чего меня, лишенную всех жизней, просто выбросило бы из Чудесада. Но игра, явно не рассчитанная на то, что к хижине пробьется какая-то мелочь, промахнулась, то есть промахнулся капитан, а я проскользнувшая под его рукой, оказалась в хижине с сундуком.

Достав ключи, добытые на выполненных этапах, я открыла три замка, откинула крышку и прошлась равнодушным взглядом по всему сверкающему и блестящему заполнившему нутро сундука. Мои глаза ухватились за бумажный листок, свёрнутый пополам. Быстро развернула, так как расслышала сигнал, означающий приближение вечера и скорое закрытие Чудесада на ночь.

«Не замораживай игронику», – сообщала единственная строчка в записке.

Неделю мы ломали голову над тем, как набрать достаточное для перехода количество игроники, не применяя знакомых всем нам заклинаний заморозки. Проблему представляли зкири – колючие листочки скрывающие чудо-ягоду. Вириолетка, дочка маминой подруги, предложила отвлечь зкири иллюзией запаха цветов, так как во время цветения листочки становятся нежными, покрываясь мягким пушком и поддерживая, выносят цветы повыше, привлекая пчел. Для верности мы надушились с головы до ног духами самолично нами приготовленными в одной из кладовок. Запах и впрямь шел как от поляны цветущей игроники, поэтому было вдвойне обидно, что зкири очень быстро почуяли подвох. Я проглотила всего несколько ягод, когда почувствовала первый укол, тут же послышались вскрики сотоварищей, и мы сорвались прочь. Нам всем здорово досталось. Длинные стебли ожили, ставя подножки, моментально отыскивали прорехи в одежде, обвивая голые руки, ноги и шеи упавших, а листья разворачивались колючей, ядовитой стороной, льнули и жалили нещадно. Повезло ещё, что Эландигар, мой младший кузен, не растерялся, произнёс замораживающее заклинание, и полянка застыла, покрываясь тонким льдом.

Так бесславно покрылся льдом тщательно спланированный поход за открытиями, после которого меня отправили на весь день сидеть в своей комнате.

Однако ещё больше меня расстраивает, когда виновного даже не ищут, а нравоучения начинают сразу с надоевшего всем вопроса:

– Сколько можно за малышкой хвостом ходить?! – Тогда я понимаю, что остаюсь для всех такой маленькой и жалкой, что ругать меня, видимо совсем, не хочется. А ответственность за моё наказание взваливается исключительно на плечи нашей драгоценной родительницы.

Мамочка, очень уставшая от воспитания многочисленных отпрысков, гладит меня по макушке и обещает самой себе, что моё поведение со временем придёт в норму. В худшем случае пугает отцом и только. А мной давно проверено, что эти угрозы пустые, потому что наша семья трогать папу по пустякам побаивается. Не удивительно. Его вся наша страна трогать побаивается. И слава Предвечным – мои проделки ему кажутся не существенными, против его-то важных, государственных дел.