Она с возмущением и подозрением посмотрела на руководство музея. Те ответили ей беспомощными взглядами.
– Покажите мне эти записи на пульте! – приказала девушка, вскакивая на ноги.
Григорий Андреевич молча поспешил к пункту управления оборудованием и вошёл в систему.
– Вот, смотрите, это все наши записи, – буркнул он, показывая на экране компьютера на папку «Внутренние камеры наблюдения». – Вот папка от вчерашнего дня, дату видите? Компьютер сам их формирует, тут всё запрограммировано, у меня нет прав менять или переименовывать, я могу только просматривать и копировать содержимое на внешний носитель.
– Дайте мне, – Люба грубо отпихнула его в сторону и схватилась за мышку. Вошла в папку с вчерашними записями и запустила девятую камеру. Просмотрела её до конца четвёртой минуты и до боли укусила нижнюю губу. Потом во второй раз просмотрела нереальную сцену вырезания и утаскивания картины. Перепроверила время.
– Пу-пу-пу, – пробормотала она, глядя на экран и даже не замечая, что говорит вслух. – Растворился в воздухе, переходя из одной комнаты в другую. Ну прямо мистика какая-то. Чёрт!
Девушка вернулась к ноутбуку и записала временны́е характеристики первого похищения. Вторая картина в списке была украдена из двадцать восьмого зала. Люба запустила запись. Когда из двадцать девятого зала показался «майский жук» (как она про себя окрестила вора), девушка остановила запись и записала время: 10:03:38. Запустила запись и тут же остановила. Она хмурилась и недоверчиво смотрела на показания времени в углу экрана. Но как такое может быть? Ведь в эту самую секунду он ещё находился в десятом зале! Резал и утаскивал «Мессию», чёрт возьми!
Люба схватилась за голову и крепко зажмурилась.
– Десятый и двадцать восьмые залы находятся в разных концах здания! – громко сказала она, мысленно представляя себе схему музея. – Там бежать и бежать! Но у нас преступник не просто молниеносно перемещается за десятки метров, но и ухитряется быть в разных местах музея одновременно! Это что, розыгрыш такой?!
Она распахнула глаза и со злостью посмотрела на Ирму Нормановну.
– Какой тут может быть розыгрыш, – холодно ответила старушка, сверкая глазами. – Произошло то, что выходит за рамки нашего понимания текущей реальности.
Люба увеличила изображение с десятой камеры и сделала снимок лица преступника. Потом сравнила его с аналогичным снимком из двадцать восьмого зала. Одно лицо, сомнений быть не может. Если только это не братья-близнецы. Вид золотой ленты, обвёрнутой вокруг шляпы, заставил её нахмуриться. Что-то ей это напомнило…
– Так, работаем дальше, – приказала она в никуда и взялась за мышку. И мельком посмотрела на коллегу, который всё это время не реагировал на неё, а ковырялся со своей долей задания и лишь иногда хмыкал, когда видел что-то интересное или странное.
Третьей по размеру шла картина «Побоище Игоря» из двадцать второго зала. Несколько минут тянулись невероятно медленно, затем со стороны двадцать первого зала показался «майский жук». Люба старательно записала время: 10:05:49. Огромную картину два на четыре метра преступник похитил аналогичным образом, просто спокойно вырезав из рамы и утащив в том же направлении, откуда явился. Вся операция заняла у него двадцать две секунды. Люба тут же просмотрела записи двадцать первой камеры и почему-то уже совершенно не удивилась, когда в объективе вор так и не показался. Снова вышел из ниоткуда и ушёл в никуда.
– Как сквозь землю провалился, – пробормотала она.
На просмотр краж с четвёртой по двенадцатую у неё ушло почти два часа. Люба старательно записывала время, смотрела на лицо и одежду вора, проверяла записи из соседних комнат и ничего не понимала. Закончив просмотр кражи «Охотников на привале», она откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула.
– Итак, давайте сделаем предварительные выводы, – обратилась она к директрисе и начальнику охраны, которые безмолвно сидели за её спиной. – Перед нами совершенно фантастический случай. Наш вор действует нагло, уверенно и профессионально. Появляется в помещениях только тогда, когда в них не оказывается ровным счётом ни одного человека. Как будто точно знает, что ему никто не помешает. Да, он действует быстро и сноровисто. Но нет суеты, нет панической спешки. Он уверен, что у него есть время, и тратит его ровно столько, сколько нужно, чтобы дойти до картины, снять её со стены и уйти обратно. При этом он периодически позволяет себе нагло улыбаться в камеру и даже иногда отдавать нам честь. Наглый и самоуверенный тип, который не сомневается в своём превосходстве и буквально эпатирует в процессе совершения преступления. Это не просто кража, но ещё и представление в какой-то степени. Признаться, мне даже доставляет удовольствие смотреть, как ловко и красиво он действует. Словно передо мной блестящий фокусник, который отработал все движения до совершенства.
Она замолчала, глядя на красивое лицо вора, застывшее на экране крупным планом. Казалось, что ярко-голубые глаза смотрели прямо на неё.
– Что мы ещё можем сказать… Непостижимым образом он умудряется несколько раз находиться в двух помещениях одновременно. Или перемещается из одного конца музея в другой за секунду. Достаточно лишь перечислить залы в порядке воровства, чтобы понять, что он не движется по музею по схеме из комнаты в комнату, а мечется из края в край, следуя одному ему понятному принципу: десятый, двадцать восьмой, девятый, тридцатый, двадцать шестой, двадцать пятый, тридцать второй, сорок четвёртый, двадцать седьмой, шестнадцатый, семнадцатый. И ещё что интересно. Вот, например, он сначала посещает двадцать шестой зал в десять ноль пять двадцать девять и покидает его в десять ноль шесть одиннадцать, но выходит из него в двадцать седьмой зал! Где так и не появляется спустя секунду! А двадцать пятый зал он грабит в то же самое время! С десяти ноль пять тридцати одной секунды до десяти ноль пять сорок второй секунды! Одновременно! В двух соседних помещениях! С ума сойти можно! И вот он уходит из двадцать шестого зала в двадцать седьмой, как я уже сказала, в десять ноль шесть одиннадцать секунд. Но появляется в двадцать седьмом зале только аж в десять ноль семь двадцать четыре! И не со стороны двадцать шестого зала, а со стороны тридцатого! А до того успевает ещё посетить залы тридцать два и сорок четыре! Чёрт возьми!
Люба вскочила на ноги и принялась мерить шагами комнату охраны. Ирма Нормановна и Григорий Андреевич следили за ней глазами, испытывая ту же растерянность, граничащую с потрясением.
– Можно сделать предположение, что записи камер подделаны, и вы сейчас мне лапшу на уши вешаете, – заявила она, и начальник охраны попытался что-то горячо возразить, но начальница уняла его простым прикосновением руки. – Конечно же, эксперты их проверят на подлинность, монтаж, склейки и всё такое. Но сейчас мы исходим из предположения, что записи настоящие. И тогда преступление вырисовывается просто мозгосносящее.
– Люб, – подал голос Роман, но она от него отмахнулась.
– Уверена, что и остальные кражи, которые сейчас проверяет мой коллега, совершены по тому же принципу и отличаются теми же странностями…
– Люба, – сказал коллега более настойчиво.
– Ещё я сделала интересный вывод о внешности похитителя, которая претерпевает определённые изменения. Вот вы можете со мной поспорить, но посмотрите! Сначала он бледный как смерть и с гладко выбритым лицом. С каждым следующим преступлением он становится всё более загорелым и у него отрастают усы и борода! Видите?! «Мессию» он крадёт гладко выбритым, а «Охотников на привале» уже с месячной бородой! И перо это у него уже не такое бодрое, да и костюм становится каким-то… потрёпанным, что ли, выцветшим.
– Люба! – громко и настойчиво позвал Роман.
– Да что?! – вышла она из себя, поворачиваясь к нему.
И увидела на экране ноутбука своё лицо. Несколько мгновений она пыталась сообразить, что происходит.
– Что это? – она быстро подошла к Роману.
