Холодно. Очень холодно. Холодно так, что окоченевают пальца на ладонях и покрывается мурашками всё тело. Худая девушка весит на массивной ветке столетнего дуба зацепившись ногами и свисая остальное тело вниз. Тонкие белые руки сложили на груди крест, укрывая бумажными ладонями хрупкие белые плечи. Её волосы очень длинные и совершенно чёрные, что ужасно непривычно смотрится с сочетанием бледной кожи и светло голубыми, почти стеклянными, глазами, которые вот уже десятый день подряд смотрят лишь в одну точку. А смотрят ли? Взгляд не двигался с места уже больше недели, но можно ли считать, что она жива? Да. Она обрела гармонию с природой и время для неё остановилось. Она не чувствует напряжения от тяжести своего тела, не чувствует боли от жадно впивающейся ветки в её голые бёдра и икры. Она не чувствует голода и страха. Лес питает её, даёт ей силу, и шепчет ей о своих чудесах, о новом, неизведанном ей Мире.

Абсолютно квадратная комната. На стенах мягкая матерчатая обшивка в квадратах, ровно 450 штук на всю комнату, и одну кукольную дверь с кукольным окошком. В углу сидит хрупкая девушка, лет 16. Волосы цвета грязной клубничной сахарной ваты, грязные и сбившиеся в клочья в некоторых местах. На лице широкая, будто кукольная, улыбка, в дополнение к огромным мокрым синим глазам. Её грудь мерно ходит вверх-вниз из-за сосредоточенного дыхания. Тело сжато плотной "рубашкой" с зафиксированными руками. "Не переживай, Сара, нужно просто ещё раз всё пересчитать, ведь это просто головоломка, ты должна всё хорошенько проверить…". Она встала, и не отпуская безумной улыбки начала снова вслух считать квадраты: сначала снизу-вверх, а потом двигаясь вправо. "Ровно 450…я посчитала! Вы слышите?! Я посчитала ваши долбанные квадраты! 450 квадратов, одна, чёртова, дверь, одно, грёбанное окошко, и бесконечное количество мыслей о самоубийстве! Откройте эту дверь! Я не сумасшедшая!!". Комнату заполнили дикие крики, смех и вой одновременно. Девушка начала биться головой об стены и кусать себя за доступные места. Дверь в комнату открылась, Сара успокоилась и легла лицом в пол не двигаясь. Зашли двое в белых халатах и вкололи ей укол с мутной жидкостью. Она села как раньше, и снова начала говорить: " Их же 450, верно? Я ведь правильно посчитала? ", "Конечно, Сара", "Значит меня скоро выпустят, да? ", "Конечно, милая, нужно просто поспать". Глаза налились свинцовой тяжестью: "Нужно просто поспать". Мир вокруг начал кружиться, образовывая огромную чёрную дыру вокруг себя, засасывая в себя 450 мягких квадратов, одну кукольную дверь, одно кукольное окошко, и одну, кукольную Сару.

Комната. Вокруг всё в белом кафеле: стена, потолок и пол, всё для того, чтобы можно было это всё отдраить от любой грязи на свете. Ярко-белый свет. Ламп столько, что предметы в комнате даже не отбрасывают свою день. Дверь вровень со стеной и тоже вся в кафеле, ни одного просвета между стенами, полом и потолком, даже замочной скважины нет. Всё идеально чистое, очень стерильно. Посреди комнаты стоит ванна, наполненная кристально-чистой водой, с одного края-брусок белого мыла, с другой-белая мочалка. На ванной нет ни крана, не отверстий для слива воды. Перед ней стоит штатив, на штативе-камера.

За пределами стен послышался громкий топот каблуков и звук босые ног, шлёпающих по полу, видимо, там тоже был кафель.

Два щелчка и дверь в комнату открылась. В ней оказываются две девушки. Одна-врач: белые капроновые колготки; чёрные матовые туфли на огромном каблуке; белый халат чуть ниже колен; волосы, русого цвета, идеально зачёсаны и убраны в тугой идеальный пучок на затылке. Вторая-пациентка: длинные каштановые вьющиеся волосы ниже талии и абсолютно голая.

Они проходят до ванной, врач включает камеру-идёт запись, потом помогает девушке залезть в ванну и выходит из комнаты, закрывая дверь.

Начинается игра.

В комнате раздаётся голос:

– Возьми мыло в руку, намыль ей губку и вымой своё тело.

Пациентка, видимо, проделывавшая это уже сотый раз, отточенными движениями сантиметр за сантиметром начала вымывать своё тело.

– Повтори заново-вторил тот же механический голос.

И это повторяется снова, и ещё равно 18 раз.

Тело уже стало ярко-розового цвета, от постоянного трения этой жёсткой мочалкой, а вода уже стала белого цвета от мыла.

Спустя пять минут, дверь снова открылась и в комнату зашёл мужчина лет 40, во всё белом; сверкающей лысиной и в идеально-чистых очках.

Он подошёл к камере, поставил на паузу и начал запись второго видео. Мужчина подошёл к пациентке, долго смотрел ей в глаза и сказал:

– Ты недостаточно чистая.

Достал из кармана своего халата маленький электрический генератор, выставил мощность и плавно опустил его в ванну.

Девушка начала истошно кричать и биться в конвульсиях, расплескав всю воду вокруг.

Вода забурлила и окрасилась красным цветом от крови, идущей у девушки изо рта.

После того, как всё стихло, мужчина выпрямился, выключил камеру, сложил штатив и вышел из комнаты.

– Уберите это.

Стеклянными коробочками выстроились вдоль улиц дома, забирая на себя все солнечные лучи, отражая их в другое направление.

С неба, с далёких чёрно-серых туч свисают огромные прочные чёрные нити. Они спутываются, рвутся, заковываются в вечные узлы, истощаются и белеют. И только на руках людей этих нитей совсем не видно.

Создания идут по улицам, сталкиваются с людьми, теряют свою последнюю монетку, и даже не подозревают, что так задумано кем-то сверху. Кто-то дергает за ниточки, меняет маски на их лицах, кидает людей под машины. Сценарии каждой истории написаны уже очень давно кем-то нелепым, существом, спешащим сделать свою работу пораньше, и уйти на свой вечный покой.

А когда заканчивается последняя страница этого "сценария", огромные ржавые ножницы, с похоронным лязгом обрезают эти нити навсегда, и в последний миг человек видит свои оковы.

Всё предначертано нам свыше, и это я не о Боге.

Шершавым языком ветер переворачивает последнюю страницу книги. Следом за ним массивная рука опускает толстую обложку, от чего звучит глухой звук, а из переплёта книги вылетает несколько ниток и хлебных крошек. Есть за чтением-была самой ужасной его привычкой. Седовласый мужчина, с огромными белыми бровями, и сверкающей лысиной, откинул подол своего пледа, встал с кресла и ушёл с веранды в дом. На улице барабанил дождь, грозясь выбить каждое окно в этом районе. На подоконнике замерзал заваренный полчаса назад чай с чабрецом и мятой, бережно выращенной здесь, буквально бод окнами его маленького загородного дома, где когда-то обитало две души, а теперь одно бренное тело. В доме было тихо. Часы разбавляли тишину тихим тиканьем. Так выглядело его одиночество. То, что другие считают свободой.

Я снова пытаюсь написать тебе письмо. Волосы лезут в стакан, пальцы лихорадочно расправляют бумагу. На часах уже три часа ночи, а я всё ещё не могу подобрать слова. Хочется рассказать тебе всё, но не знаю с чего начать.

Этот глупый холодный сквозняк щекочет мои рёбра, но мне от этого не щекотно, скорее всё больше берет злость. Я срываюсь и плачу, обхватив руками голову. Снова сползаю со стула на пол, и сворачиваюсь комочком. Мой стон мог бы услышать только тот, кто находился бы у моего лица.