Москва, 19 февраля 1989 года, Егор Летов и Игорь Жевтун, концерт «Гражданской Обороны» и «Великих Октябрей» в ДК МЭИ, фото Лев Гончаров.

Кончилось все тем, что группа в конце 85-го была безжалостно разогнана государственными карательными органами, меня принудительно отправили в психушку, Кузьму – в армию, и весь этот материал как бы завис на два года. Впервые в удобоваримом звучании он проявился на альбоме/сборнике “Красный альбом”, записанном мной в одиночку летом 87-го. То, чем являются так называемые “первые” альбомы “ГО”, известные в народе как “Поганая молодежь” и “Оптимизм”, – в целом это ремейки материала с первого вышеупомянутого сверхдлинного альбома “ГО” 85-го года, записанные в основном 12–22 января 88-го года после возвращения Кузьмы Рябинова из армии и реабилитации от нее. При этом часть вещей была полностью переделана (как впоследствии, через год, материал для альбома “Посев”), часть воссоздана с использованием древних (85-го года) дорожек. При этом сами полученные альбомы претерпели неоднократное пересведение и перекомпоновки, мною осуществленные в течение нескольких последующих лет. В данном случае вы имеете один из первых, “оригинальных” вариантов. Деление материала на альбомы происходило по следующему принципу: в “Поганую молодежь” вошли композиции из репертуара группы “Посев”, а также сочиненные в самый ранний период существования “ГО” (то есть ноябрь 84-го – ранняя весна 85-го). В “Оптимизм” же – более поздние, весенне-летне-осенние 85-го года вещи (за исключением таких опусов, как “Я иллюзорен”, “Детский мир” и др., удачно исполненных и включенных в “Красный альбом”)».

14 апреля 1988 года «Гражданская Оборона» без единой репетиции сыграла в ДК имени Чкалова, знаменитой «Чеколде», концерт на II Новосибирском фестивале, известный впоследствии как «Анархия в Новосибирске» и увековеченный на CD-бутлеге «Свет и стулья». Егор, играющий на барабанах и поющий, с обоймой своих будущих хитов, Олег «Манагер» Судаков в качестве второго вокалиста и шоумена, Евгений «Джон Дабл» Деев на басу, атональная гитара Дмитрия Селиванова, все уже по-взрослому и по-настоящему. Даже сейчас запись этого концертного бутлега звучит как нечто из ряда вон выходящее, что уж говорить о тех временах. А учитывая, что так называемый «магнитиздат» тогда давно уже работал на полную катушку и пленки с новой музыкой разлетались по стране крайне быстро, эта запись довольно скоро нашла своих слушателей. Еще несколько выступлений «ГО» и Летова в Сибири, Киеве, Вильнюсе и Питере – и дело оставалось за малым: полноценный концерт в столице. Что и произошло 4 декабря 1988 года в концертном зале «Измайловский» в Москве на рок-фестивале «СыРок-88». Постоянным барабанщиком «Обороны» к этому моменту стал Аркадий Климкин, на басу в Москве играл Игорь Староватов, на гитаре – Игорь Жевтун: Летов, таким образом, стал свободным вокалистом. Собственно, на этом фестивале я и познакомился уже лично с Егором. Да и не только я, много кто, и не только из москвичей. Как уже было многократно сказано и написано, выступление «Обороны» произвело тогда на нас не просто фантастическое впечатление – это было, громогласно говоря, сродни невиданному доселе потрясению и откровению. Какой там русский рок, при всей нашей тогдашней симпатии к этому явлению. Какие там рок-клубы, при всем тогдашнем к ним уважении, когда вот оно, явилось само, то самое, настоящее, живое, НАШЕ. Немалая часть зрителей, и я в том числе, стремительно ломанулись к сцене и чуть ли не бились об нее башкой, снося осветительные приборы, а другая часть зрителей из того же зала в ужасе убежала. Ну и известный теперь многим контраст – только что перед тобой на сцене был эдакий безумец, чуть ли не Игги Поп времен ранних The Stooges, если даже не похлеще, а вскоре после этого тебя знакомят с тихим и спокойным молодым человеком в роговых очках, который жмет тебе руку, улыбается и представляется: «Егор». И как говорилось в финале фильма «Касабланка»: «Думаю, что это начало прекрасной дружбы». Да так оно в итоге и получилось. И это была удачная охота.

Егор Летов: «Тесные отношения из музыкантов поддерживаю только со своей группой… Да и вообще у меня друзей, наверное, человек 10 во всем мире, из тех, кто меня давно знает, с кем можно ничего не объяснять, а просто молчать или говорить о том о сем… Потому что, чтобы человека хорошо знать, нужно вместе воевать, хоронить друзей, долго-долго жить. Или же просто пройти тем же путем. Такую духовную близость дает только сходный опыт и больше ничего. А ежели с человеком не погружался в глубины, не летал по небесам – тогда общение с ним представляет собой мучительное сопоставление понятий, то есть процесс долгий и бессмысленный, сиречь болтовня».

Каждый из тех, кто был много лет знаком с Егором, думал, наверное, читая это спустя много лет: ну нет, это же точно не про меня, я-то как раз из тех немногих, о ком он тут говорит. Но это годы спустя, а тогда, в конце 1980-х, все закрутилось и завертелось так, что только дух успевай перевести. Надо было срочно что-то делать, ехать куда-то, надо было сидеть потом в этих не особо прекрасных далеко, в чужих квартирах и на кухнях, и до утра до хрипоты говорить обо всем на свете. А еще ведь в нашей жизни именно тогда появилась Янка, и это было уже совсем из области мгновенного чуда, потрясающей вспышки, яркого калейдоскопа, волшебного, вселенского и настоящего. Мир стал гораздо больше и важнее.

Москва, апрель 1989 года, акустический концерт Егора Летова.

Тогда этот отрезок жизни, с декабря 1988-го по весну 1990-го, казался натуральной вечностью. Именно в это удивительное и совсем недолгое, как теперь видно, время случился чудовищно быстрый и вроде как необъяснимый всплеск массовой популярности «Гражданской Обороны». Эти песни пошли в народ, а на концертах творилось форменное безумие, граничащее с нешуточным риском для жизни как публики, так и самих музыкантов. Концертные залы действительно разносились зрителями в щепки и пыль, скандальная слава зачастую опережала Летова и сотоварищей, отчего организация его концертов, даже акустических, вскоре стала весьма рискованным делом. Разрушительная энергия оказалась столь велика, что справиться с ней становилось совсем не по силам никаким органам правопорядка. Это не было какой-то сознательной самоцелью, просто дикий безудержный драйв наравне с неуправляемой реакцией зрителей начинал представлять настоящую опасность. Все это напоминало ранние концерты западных рокеров 1960-х годов, о которых мы тогда знали лишь понаслышке, из иностранных журналов и рок-энциклопедий. И если группа The Who, пластинка которых A Quick One с отломанным краешком произвела на юного Егора неизгладимое впечатление, могла себе позволить крушить на сцене аппаратуру, ломать гитары и барабаны и громить концертные залы, то в нашем случае все получалось спонтанно. Да и ломать инструменты и аппарат было для отечественных музыкантов в то время себе дороже – играли на чем придется, компенсируя технические неполадки сверхчеловеческой энергией.

«В процессе сочинения я создаю нового себя, новое бытие, вообще весь мир. Себе я как я неинтересен. Я себя знаю очень хорошо, досконально: в какой степени я – говно, а в какой – гений, в какой – Бог, а в какой просто мерзость, мразь и гондон.

Интерес я представляю, когда становлюсь неким медиумом, проводником. В основном когда сочиняю, конечно. Потому что концерты – это работа. Вот раньше был период ДИКИХ концертов, какие THE STOOGES и не снились. (Хотя Игги Попа я всегда уважал. Он вообще хорошо играет, а последние годы и последний альбом просто очень хорошо.) Вот эстетика концертов ранней “ОБОРОНЫ” очень хорошо выражена в песне, к сожалению, не моей, а Игги – I NEED MORE. Мне всегда всего мало. Мне всегда надо было больше. Но такие концерты народу не нравились, как я выяснил. Им надо, чтобы все было сыграно, пелось хорошо. Ну мы и играем, поем, с драйвом все делаем. А я бы делал концерты, где бы ВООБЩЕ музыки не было, чтобы все было из ряда вон. Хотя и такое у нас было, неоднократно, надо сказать. Просто людям это не надо».