Но сегодня ночью все было по-другому.

Она понимала, что спит, но не могла открыть глаза и вернуться в реальность. Запертая внутри собственного разума, она находилась в какой-то подземной квартире, набитой непонятными вещами. Библиотека, простая кухня, спальни, что-то вроде оружейной комнаты и огромный гараж, полный всевозможных машин. Здесь было не особенно темно, она различала формы предметов и основные элементы помещения – стены, потолки, полы, мебель, – но ничего не видела достаточно ясно, чтобы утолить природную любознательность.

Ее преследовал неистребимый страх, словно в любой момент она может свернуть в коридор или открыть дверь и обнаружить тварей, о существовании которых даже не подозревала. Время от времени краем глаза она замечала этих чудовищных созданий. Они были нечеткие, почти призрачные, но от этого не менее ужасные. Она слишком трусила, чтобы открывать двери или отдергивать шторы и проверять, что скрывается за ними, но твари все равно появлялись. Тут были лица с длинными острыми зубами, а в дальнем конце наполненной туманом комнаты всколыхнулись огромные черные крылья. Иногда под ногами принимались извиваться толстые змееподобные тела, и она шарахалась в сторону, вдвойне боясь упасть прямо на них. Порой что-то пролетало мимо головы или что-то, похожее на щетинистую шерсть, царапало кожу, проскользнув мимо бедра. Тут не было ничего в открытую злого, но и дружелюбия не ощущалось вовсе. Это странное место не кончалось: одна комната переходила в другую, а та вела в никуда.

И так продолжалось всю ночь.

Киннамон Эллисон вздрогнула и проснулась. Слабый свет зари сочился сквозь полупрозрачные занавески, но не дарил настоящего утешения. Она поняла, что стискивает зубы, а нервы напряжены. Опустив взгляд на руки, она увидела, что те сжаты в кулаки. Кошки исчезли, должно быть, почувствовали ее настроение и спрятались. Наступающий день не принесет спокойствия.

Киннамон попыталась вспомнить сон с его множеством меняющихся сцен и чудовищ с размытыми лицами, которые сопровождали ее. Как она ни пыталась сосредоточиться на деталях, они быстро таяли, но тут, как часто бывало в последнее время, в мыслях возникли слова.

Охотники на монстров.

А вслед за ними вспомнились самозваные агенты ФБР. Не было сомнения, что они имеют какое-то отношение к ее сну. Очевидный вопрос: какое.

Но Киннамон сомневалась, что хочет это узнать.

Воскресным утром Оуэн Майер поднялся задолго до рассвета. Теперь он сидел за кухонным столом, а темное небо за окном постепенно серело. Перед Оуэном стояла чашка, но он сделал кофе исключительно по привычке, он не хотел кофе, и тот уже остыл. Оуэн чувствовал себя опустошенным, словно кто-то взял инструмент для резьбы по тыкве и вытянул все его внутренности, медленно и болезненно. Внутри осталась только саднящая пустота, которая холодела с каждым вздохом.

Где сейчас девочки? Где-то в пещере, дрожащие от холода и ужаса?

Или их забрал какой-нибудь маньяк или убийца и сделал с ними что-то похуже?

И он сидел, совершенно беспомощный, пока секунды мучительно превращались в минуты, а минуты медленно собирались в часы. Наконец, в половину девятого зазвонил телефон. Оуэн посмотрел на экран, и сердце внезапно больно трепыхнулось в груди. Во рту стало сухо, а живот скрутило острой резью. На экране появилось улыбающееся лицо тети Лены. Она так походила на мать Оуэна, что он впервые задумался, что сказал бы отец, узнай он, что Марли и Фэллон пропали. Мысль была дурацкой, и он снова заставил себя сосредоточиться на тете Лене и дяде Рэе. Он надеялся – теперь эта надежда казалась абсолютно безумной, – что девочки найдутся прежде, чем их родители вернутся из поездки, что он сможет рассказать им и всем остальным о происшествии в духе «послушайте, какая жуть – но совершенно безобидная – случилась с нами в выходные».

Но надежды пошли прахом. На том конце несуществующего провода на берегу реки Колорадо в Большом Каньоне местный шериф сообщил его тете и дяде новости о пропаже их тринадцатилетних дочек. Дочек, которых они оставили под опекой Оуэна.

Телефон зазвонил снова – как ручеек прожурчал. Оуэн выбрал рингтон, который бы подошел тете, – тихий, теплый, ровный. А спустя момент он превратится скорее в реку, врезающуюся в берег после ужасного наводнения.

Рука словно сама собой потянулась к телефону и приняла вызов. Оуэн поднял телефон к уху.

– Тетя Лена, – начал он. – Я…

– Господи, Оуэн, они говорят, что девочки пропали! Это правда? Господи, – повторила она громче и пронзительнее. – Это правда?

– Да, – ответил он. – Они пропали…

Оуэн не успел договорить, потому что она начала вопить ему в ухо:

– Что ты натворил? Боже, где наши дочери? Ты…

Ее голос внезапно прервался, и раздался голос дяди Рэя. Примерно три секунды казалось, что он будет говорить спокойнее, но потом голос превратился почти в рёв.

– Что, черт побери, произошло?

– Дядя Рэй, я не знаю! – взвыл Оуэн. – Я был на работе, а они ушли. Я не знаю куда.

– Ты должен был взять отгулы и оставаться с ними, – если бы голос мог иметь цвет, то был бы алым от ярости. – Именно поэтому мы разрешили им приехать и остаться с тобой. Потому что ты сказал, что присмотришь за ними.

– Я знаю, – ответил Оуэн. – Но я не могу позволить себе взять столько отгулов. Я собирался отпроситься на завтра и вторник и отвезти их на экскурсию в Мамонтову Пещеру…

Дядя снова перебил его.

– Боже, Оуэн… Они в пещере? Туда они пошли?

– Я не знаю, – повторил Оуэн. – Никто не знает.

– Мы прилетим, как только сможем, – сказал дядя Рэй. – Ты найдешь моих девочек, Оуэн. Ты найдешь их до нашего приезда.

В трубке стало тихо, но Оуэн стоял еще несколько секунд, прижимая ее к уху. Наконец, он опустил руку и снова уселся за стол. Он даже не заметил, что, отвечая на звонок, вскочил и все это время простоял. Все внутри скрутило тем леденящим страхом, который накрывает, когда приближается что-то ужасное, что невозможно остановить.

Оуэн вернулся мыслями в прошлое, когда предложил, чтобы девочки приехали и пожили у него, пока тетя Лена и дядя Рэй будут спускаться по реке на плоту. Да, это была его идея. Они обдумывали визит полгода, и девочки поначалу сомневались, но чем ближе была дата поездки, тем более взволнованными они становились. Теперь он вспомнил, что среди нераспакованных вещей осталось несколько книг по исследованию пещер. А Оуэн еще и собственноручно поставил на полки как минимум с полдесятка красочно иллюстрированных книг, демонстрирующих великолепие разных частей Мамонтовой Пещеры.

Внезапно всё происшествие перестало казаться большой тайной. Девочки заблудились в Мамонтовой Пещере.

Оуэн уронил голову на руки и разрыдался.

Его разбудил колокольный звон.

Дин перекатился на живот и попытался спрятать голову под тонкую подушку. Какое-то мгновение он не понимал, где находится и что происходит. Потом перевернулся на спину, открыл глаза и уперся взглядом в старый рельефный потолок мотеля «Страна Пещер». Точно, Браунсдейл, Кентукки. Церковные колокола… В бункере никогда не было слышно колокольного звона. Повернув голову, Дин увидел, что брат сидит на соседней кровати. Сэм тоже посмотрел на него.

– Это то, что я думаю?

– Ага, – ответил Дин. – Кто-то колотит чертовски здоровенной металлической ложкой по гигантской кастрюле.

– Я тоже так подумал, – Сэм со стоном откинулся на постель и зажал уши.

На улице продолжали звонить колокола. Братья думали, что звон скоро стихнет, но вступили новые колокола – очевидно, в другой церкви. Как во многих южных штатах, в Кентукки было бесчисленное количество храмов. Если точнее, в маленьком городке Браунсдейле, как выяснили братья, их насчитывалось пятьдесят восемь. Сейчас создавалось ощущение, что все они вознамерились исполнить эдакую священную симфонию.