Артём приехал спустя несколько минут. Мы поднялись ко мне, посмотрели на отрытую тайную дверцу в кладовке, собрали необходимые вещи и в спешке покинули квартиру.

И по сей день мне не даёт покоя нескончаемый поток мрачных мыслей. И, поверьте, вопрос жилья заботит меня куда меньше, чем всё остальное, но даже из этого остального я никак не могу вычерпнуть то, что пугает больше всего. Может быть я боюсь того, кто смог прорыть себе огромную дыру в бетоне? Или того, что парень-наркоман, бывший хозяин квартиры, действительно не виноват в ужасном убийстве своей девушки, а также, что ещё более ужасает меня, в последующем изнасиловании и поедании? А также я до дрожи в поджилках, до коликов в сердце, до кромешного безумия боюсь, что однажды мне позвонят с моего утерянного в тайном ходе телефона. Кто будет на том конце провода?

2021

Рукопись, найденная проводником поезда в одном из купе.

За окном царствует вечер, стук рельс и мирное покачивание вагона вгоняют меня в дремоту, но я всеми силами ей сопротивляюсь, записывая эти строки. Спустя сутки мой поезд будет далеко отсюда, начнётся пора новой жизни, по крайней мере, надежда на это пока ещё жива. Я боюсь загадывать последствия того, что мне чудом удалось пережить пару дней назад, и молю Всевышнего о даре мгновенного забвения, лишь бы ужасные воспоминания чудесным образом пропали из моей памяти, не оставив после себя даже крошечного остатка. Клокочущее чувство тревоги беспрестанно пульсирует у меня в груди, подбородок до сих пор едва заметно трясётся. Со стороны я похож на человека с каким-нибудь расстройством нервной системы, впрочем, наверное, оно так и есть.

Уберегая вас от необдуманных решений, я нарочно не упомяну названия ни той полумёртвой деревни, в которой произошли следующие события, ни того огромного мёртвого колхоза, осколком которого она являлась. Упрямые скептики найдут тысячу рациональных объяснений всего произошедшего и, возможно, сами решат выдвинуться в злополучное место, чуть не отобравшее у меня рассудок и жизнь. Я не готов брать на себя такую ответственность.

Распад такой огромной страны как Союз Советских Социалистических Республик стал не простым, записанным на бумаге договором. Произошёл настоящий раскол целого государства, который не мог не отразиться на его внутреннем устройстве, страдали активно функционирующие колхозы, разбиваясь на десятки маленьких сёл, некоторые из которых превращались в элитные дачные посёлки, а некоторые постепенно пустели и разрушались.

Природа брала своё, человеческие творения бессильны без своего творца: поросшие травой, мёртвые деревни гнили под жарким солнцем в окружении высоких зелёных стен деревьев. В то, что теперь уже нельзя было назвать полноценными домами, изредка заглядывали искатели острых ощущений, псевдо охотники за приведениями, а также маргиналы и лица без определённого места жительства, изнывающие от холода и ищущие ночлега. Однако даже в таких, доживающих свои последние годы деревеньках, находились жилые домики, населяемые такими же дремучими дряхлыми старичками, бесследное исчезновение которых было лишь вопросом времени.

В деревушке, в которой мне пришлось оказаться, доживали свой век дедушка с бабушкой моего близкого друга Ромки. Они слёзно умоляли единственного внука приехать, починить протекающую крышу, изрядно прогнившую за долгие годы. Ромка упросил меня поехать с ним, сказал, что вся работа займёт не более двух дней. Сам он выдвинулся в деревню вечером пятницы, а я должен был прибыть туда в субботу днём в сопровождении «Газели», загруженной всем необходимым для ремонта крыши. С водителем машины Ромка договорился заранее. На все мои замечания, мол, почему бы не поехать всем вместе, он отвечал, что бабушка, женщина крайне властная, подобно Кабанихе из «Грозы» Островского, прислала Ромке письмо, где неоднократно намекнула внуку, чтобы он прибыл раньше остальной рабочей бригады, по всей видимости, для какого-то серьёзного разговора.

Уже сейчас, осмысливая всё произошедшее, я удивляюсь сам себе: как же этот нюанс меня ничуть не насторожил?

Итак, суббота, одиннадцать утра, с треском изношенная «Газель» мчит по трассе прочь из города, затем сворачивает на просёлочную дорогу и едет так ещё около получаса, наконец, останавливается около густых зарослей, за которыми частоколом возвышаются качающиеся на ветру сосны. Водитель, он же по совместительству грузчик, тяжело вздыхает и, вновь тронувшись с места, не спеша ищет дорогу. Единственный найденный нами путь оказался преграждён поваленным деревом. Буркнув что-то себе под нос, водитель выбирается из кабины и, подозвав меня, говорит:

– Давай с одной стороны возьмём и потихоньку, потихоньку… – кряхтит он, поднимая конец дерева, – тащи его сюда, тащи!

Когда путь был освобождён, а тучный водитель, выпрямившись, утирал пот с широкого лба, я мельком заметил среди кустов наблюдателя – мальчишку лет десяти в одних зелёных шортах. Он тоже увидел меня и сию же секунду спрятался за ближайшим деревцем. Я даже улыбнулся от умиления.

Тогда я ничего ещё не знал.

«Газель» проехала ещё с полсотни метров и свернула направо на небольшую улочку в четыре покосившихся домика. Дом Ромкиных родственников был вторым с края, выглядел он куда лучше своих соседей, однако это не мешало ему буквально разваливаться на глазах. Мы притормозили у хлипкого забора из выгоревших на солнце досок, около калитки нас уже встречали хозяева – Дед Егор, худосочный лысый старикашка с седыми усами и Баба Надя, что, в отличие от того властного монстра, описываемого Ромкой, была весьма дружелюбной и приветливой, она пригласила нас выпить чаю и отдохнуть с дороги. Водитель вежливо отказался, сославшись на отсутствие свободного времени, и, быстро разгрузив со мной кузов, запрыгнул за руль и уже через полминуты скрылся за поворотом.

– А где Ромка-то? – поинтересовался я, проходя в узкие сени хлипкого дома.

– Ой, он в колхоз поехал, завтра к вечеру будет, – ответила баба Надя, махнув рукой, – ты проходи, сейчас чаю попьёшь.

В небольшой, освещённой тусклым светом из единственного мутного окна комнате, куда меня усадили за грязный, заляпанный жиром стол, было затхло и пыльно. Питьё оказалось не самое лучшее, мне вообще показалось, что этот чайный пакетик до меня заваривался ни один десяток раз, чай был пресный с какими-то солоноватыми нотками.

Баба Надя сидела против меня, поставив локоть на стол и положив подбородок на ладонь, дед же гремел чем-то в глубине дома.

– А Рома не говорил, что делать с крышей? – спросил я, прервав неловкое молчание. – А то у меня тоже с временем не особо сейчас.

– Ромочка завтра к вечеру будет, всё сделаете, – улыбалась она, не сводя с меня взгляда.

Этот момент стал отправной точкой моего страха. Её глаза меня будто укололи, а ответ словно стукнул по голове маленькой дождевой капелькой, ничтожной и несущественной, но являющейся чётким сигналом надвигающегося ливня. С тех пор мне и стало не по себе.

До предполагаемого прибытия Ромки оставалось больше суток. Время тянулось до безобразия долго, невыносимо душная атмосфера внутри дома сводила меня с ума, находиться на улице тоже оказалось весьма сложно. Местные жители, населяющие два соседних дома и походившие скорее на узников немецких концлагерей, подозрительно выглядывали из-за полусгнивших дверей и треснутых окон. Уже знакомый мне босой мальчик с голым торсом и в зелёных шортах стоял около разрушенного бетонного столба, он тёр в пальцах миниатюрный серый камешек, а когда заметил, что я нагло разглядываю его причудливую игрушку, спрятал руку за спину и попятился назад, к заваленному забору ближайшего дома.

– Ты чего такой пугливый? – с улыбкой поинтересовался я.

– Беги, – прошептал он.

Внутри меня всё опустилось, мой рот даже слегка раскрылся от удивления.

– Чего?.. – дрожащим голосом переспросил я его, чувствуя, как к горлу подступает ком, а на затылке уже зарождаются колючие мурашки.