Были высокотехнологические образцы типа «Аддский луноход» – садовая тачка, щедро утыканная антеннами и пружинами. Вдоль стены стояли изогнутые корыта – ржавые, грязные, но что-то там символизирующие – хотя, может, это просто инструмент, оставшийся после рабочих, ремонтировавших помещение и принятый за экспонат.

Была тут и знаменитая картина «Целующиеся милиционеры» с двумя гомиками в форме – когда-то она вызвала бурую негодования, но на фоне сегодняшних триумфальных побед извращенцев всех мастей воспринималась уже как милый образец патриархального искусства. Дальше шли «Повесившийся милиционер», «Трахающийся милиционер».

И опять задницы, задницы, задницы. В одном месте я застал даже пару живых голых задниц, на которых краской были нарисованы глаза и лица, что вызвало ассоциации с непристойными зековскими татуировками. Их обладатели умудрялись часами стоять на коленях, удивляя посетителей. Сдержав почти непреодолимое желание наподдать по филейной части тяжелым башмаком, я направился дальше.

Ну а тут выставляется живой классик – стена завешана фотографиями автора, огуливающего различных животных. На фотках художник был гол, убог и мерзок, а животных было жалко.

Серия картин «Источники вдохновения»: «Кокаин», «Метадон» и дальше без остановок.

В обязательном порядке несколько картин на библейские темы, свободно подпадающие под статью о глумлении над религиозными чувствами. Типа сошествие Христа к шлюхам в полицейский обезьянник.

Было ощущение, что основная часть произведений создавалась прямо на месте творцами, распечатавшими здесь нетронутые винные подвалы, да так и павшими в борьбе с зеленым змием – познавшими и «белочку», и алкогольный делирий. Хотя лучше для таких экспозиций подошло бы конопляное поле, а не винзавод.

М-да, искусство как таковое приказало долго жить. Живописные полотна с пасторальными пейзажами и прекрасными дамами ныне не в моде. А в моде инсталляции – когда «художник» бессистемно разбрасывает всякую дрянь на территории размером с комнату – сломанные стулья и компьютеры, разбитые унитазы и гнутые вилки. Это называется авторским взглядом на несовершенство мира. А если среди этого мусора сидит голая девка – это уже перфоманс.

Около такой обнаженной фемины, уютно пристроившейся в обнимку с приколоченным к фанерному листу писсуаром, я и застыл в задумчивости. За этим занятием меня застал Куратор.

– Любуешься? – спросил он.

– Недоумеваю. Почему нам было не встретиться в приличном заведении типа стриптиз-бара?

– Нужно же тебя встряхнуть.

Мы прошли мимо алюминиевого бака с надписью «Срань Господняя».

– М-да, с ликвидацией карательной психиатрии российская интеллигенция лишилась квалифицированной медицинской помощи… Все равно не понимаю – зачем все это? – обвел я рукой зал.

– Зачем искусство заменили на эпатаж?

– Именно.

– Из мира уходит гармония… Лавинообразно растет накопленная цивилизацией информация. А взамен уходит красота.

– Просто победили гнусные извращенцы, – я кивнул на очередной шедевр – фотографию балерины, пьющей из унитаза. – И это кому-то выгодно.

– Эстетическая трансформация цивилизации направляется теми, кто считает человечество за стадо, а себя определили пастухами.

– За версту видать старого чекиста, который даже в картинной галерее найдет мировой заговор.

– Найдем, – кивнул Куратор. – Кстати, благодарность тебе от командования за Гремлина. Похоже, он действительно имеет отношение к «правдолюбам»…

– Всенепременно имеет.

– Все-таки ты везучий черт. Мои ребята сейчас работают по его связям. Может, отыщем и его самого.

– Хоть на что-то я сгодился.

– Мы тоже не лаптем щи хлебаем, – он протянул мне небольшую флешку. – Нашли мы Таю, на которую твой Архимед ссылался.

– Вот это новость.

– Таисия Лопарева. Это не его зазноба и не родственница. Дальняя связь его покойной матери.

– И он пошел к ней в минуту опасности.

– Решил, наверное, что так будет надежнее. Никто не отследит связь… Нам ее взять в оборот, или сам справишься?

– Сам, – недолго думая, определился я.

– Группа обеспечения и прикрытия нужна?

– Обойдусь.

– На флешке все данные на нее. Удачи, спецназовец.

Глава 11

Врач высшей категории

– Ну что за вашу мать, – в сердцах воскликнул я, когда длинная железная змея застыла на неопределенное время, не пуская никого за кольцевую дорогу.

Железные кони затоптали все живое в городе Москве. Сожрали зеленые насаждения, дворы, загрязнили воздух. Они перекрыли город, делая движение по нему невозможным. Личная машина – это фетиш. Это престиж, статус. Понты, наконец. И мечта. По большому счету автомобиль один из недобрых божков современности. Ему поклоняются, приносятся жертвы – перекраиваются города и среда обитания, высасываются недра и человеческий труд. Он же собирает кровавый урожай и завоевывает все новые пространства.

Человечество безуспешно пытается бороться с этим божком. Вводятся свободные от автомобилей зоны. В Пекине четные номера ездят по четным дням, а нечетные по нечетным. В Шанхае номер на автомобиль стоит дороже самого автомобиля. И все равно автомобили побеждают. А Москва полностью сдалась на милость победителя.

После дезертирства из частей спецназначения российской армии, улегшись на дно, я работал механиком на автобазе. Я люблю механизмы и знаю в них толк. Но к легковым автомобилям отношусь как-то равнодушно. Будь моя воля, я бы изгнал их из городов. Вспоминались картинки пятидесятых годов – как тогда представляли будущее. Монорельсовые дороги, скоростные поезда в прозрачных трубах, самодвижущиеся тротуары – вот это высокая цивилизация мегаполиса, которая так и не была построена. Взамен ей наплодили карет с двигателями внутреннего сгорания.

Впереди Ленинградский проспект перегородил начавший разворачиваться и намертво застывший подъемный кран. Это надолго.

Ладно, торопиться особенно некуда. Я положил перед собой планшетник и продолжил изучение файлов, которые мне сбросил Куратор. И пытался прикинуть, как построить беседу с этой самой Таей.

Итак, что о ней известно.

Таисия Николаевна Лопарева. Возраст – пятьдесят восемь лет. Живет в Твери, на окраине города. Хирург городской клинической больницы номер три, врач высшей категории – это обычно люди циничные, прагматичные, внимательные и со своими принципами.

Как с ней работать? Хитростью брать или наглостью? Пожалуй, не нужно никаких комбинаций и тонких изысков. Правильнее будет просто заявиться к ней и в лоб спросить – не оставлял ли мой старый и добрый друг Паша что-нибудь для меня. Не сработает – тогда и будем думать.

До Твери, слава те Господи, рукой подать. Если бы не пробки, был бы уже там.

Наконец кран развернулся, и железная змея двинулась вперед. И началось броуновское движение – каждый пытался быть умнее других.

– Куда ты прешь, баран! – в сердцах воскликнул я вслед подрезавшей меня маршрутке.

Полтора часа я выбирался из мегаполиса. Вырвавшись на оперативный простор, притопил педаль и отдался на волю скорости. И часа через два пересек границу Твери, которая еще недавно была Калининым.

Пообедав в грузинском ресторанчике в центре города – готовили вкусно, цены приемлемые, я вышел на улицу, которая встретила меня мощными порывами холодного, пробирающего насквозь ветра.

В таких резких порывах ветра есть для меня что-то волнующее. В воображении возникает целый сонм обрывков образов – распарывающий бушпритом штормовой океан пиратский бриг, ломящийся через грозовой фронт утлый самолет, отвесный склон горной вершины, которую необходимо взять. В этом есть вызов и преодоление. Терпкий вкус борьбы. Я люблю бьющий в лицо ветер.

Вспомнил, что сегодня объявляли штормовое предупреждение. Как пел Буревестник: пусть скорее грянет буря.

Стоп, хватит забивать голову ерундой.

Я присел на капот моей машины и вытащил мобильник. Пора звонить Таисии Николаевне. Уже полвторого. Если верны имеющиеся в моем распоряжении сведения, сегодня ее смена до двух.